Первая степень - Дэвид Розенфелт

Я ждал, пока он продолжит; просить его поторопиться означало позволить ему торжествовать, а это не входило в мои планы.

– Нам позвонил Уоллес Ферро, менеджер супермаркета «Пищевая ярмарка» в Риверсайде. Оказывается, у них есть запись, что Гарсия был в их магазине как раз в то время, когда, по словам следователя, было совершено убийство.

Я был доволен, но озадачен.

– Я спрашивал его об этих записях.

Дилан кивнул, торжествующе усмехаясь.

– С его слов, вы не очень-то настаивали. Это запись с камеры, установленной над банкоматом. Там другая система, эти записи не стираются месяцами. По какой-то причине он решил, что нас эта информация заинтересует больше, чем вас.

Меня это не задело. Неважно, какого мнения придерживается Уолли, менеджер бакалейного отдела, о моих методах расследования. Главное, что мой клиент вскоре выйдет на свободу и дело закроют. И я с чистой совестью смогу вернуться к спасению гватемальских выдр.

– Оскар знает об этом? – спросил я.

– Знает. Он уже освобожден и дал согласие добровольно ответить на ряд вопросов.

У меня в голове зазвенел сигнал тревоги.

– Какого рода вопросы? Почему мне об этом не сообщили?

– Не беспокойся, Энди, Оскар отказался от своего права на адвокатское сопровождение, – он улыбнулся, – особенно твое.

– Что, черт возьми, здесь происходит, Дилан? О чем ты собираешься спрашивать Оскара?

Мои дурные предчувствия усилились, когда Ник, не говоря ни слова, вышел из кабинета. Я считал, что даже если он окажется в одной команде с Диланом, то не опустится до участия в этой комедии положений.

Дилан, кажется, даже не заметил его ухода. Он смаковал момент.

– По этому делу арестован другой подозреваемый, Энди. И мы думаем, что Оскар располагает информацией в связи с этим арестом.

– И кого же вы арестовали? – спросил я, понимая, что именно ради этого Дилан и вызвал меня сюда, и так же ясно понимая, что буду в бешенстве, услышав ответ.

– Мне очень жаль, что именно я вынужден сообщить тебе об этом, – солгал он, глядя мне в глаза, – но по обвинению в убийстве Алекса Дорси арестована Лори Коллинз.

Когда я приехал в тюрьму, все подходы к воротам были запружены прессой. Пока обвиняемым был Оскар Гарсия, СМИ особо не волновались. Теперь же, когда обвинялась Лори Коллинз, бывший полицейский и заклятый враг нераскрытых преступлений, это был в любом случае материал для первой полосы.

Я протолкался сквозь толпу репортеров и операторов, раздавая комментарии по пути. Обычно я не люблю разговаривать с прессой, пока у меня на руках нет фактов, поэтому рассказал только то, что, как я точно знал, было правдой.

– Какова ваша реакция на этот арест? – спрашивали меня.

– Это полный идиотизм, – отвечал я.

– Вы собираетесь выступить защитником мисс Коллинз?

– Факты будут ее защитой, – сказал я. – А я просто прослежу, чтобы эти факты стали всем известны.

Я вошел в тюрьму и попросил встречи с Лори. Парень за конторкой ответил, что с ней «беседуют». Я знал: у нее хватит ума не отвечать ни на какие вопросы без моего присутствия, но мне не нравилось, что она была одна. Подождав пять минут, я объявил ему о своем намерении выйти и сообщить прессе, что мне отказано в доступе к моему клиенту.

По счастливому совпадению, именно в этот момент он получил телепатическое сообщение, в котором говорилось: «общение» только что закончено.

Меня препроводили в приемную, где я прождал еще пять минут; наконец привели Лори. Ее руки были скованы наручниками спереди, и на ней уже была тюремная одежда. Я ожидал увидеть страх в ее глазах, но его там не было. Там была ярость. И это было хорошо, потому что страха у меня хватало на нас двоих.

– Энди, что здесь, черт возьми, происходит?

– Не знаю, – сказал я. – Я еще ни у кого не требовал информации по этому поводу. Хотел сначала с тобой поговорить.

– Меня обвиняют в убийстве Дорси, – сказала она с абсолютным неверием в голосе.

Я кивнул.

– Расскажи мне, что случилось. Не пропуская ни одной детали.

Она села, неудобно устроив скованные руки на столе перед собой. Эти наручники были для меня таким плевком в душу, что хотелось перекусить их зубами.

– Мне особенно нечего рассказывать, – сказала она. – Я поехала на стадион, как ты и сказал. Это заняло некоторое время, но наконец я что-то заметила в кустах. Я раздвинула ветки и осмотрела находки, но ни к чему не прикасалась. Там была одежда со следами крови. Затем я увидела рукоять большого ножа, который кто-то как будто пытался закрыть ветками.

– И что ты сделала?

– Ничего. Через десять секунд я увидела полицию, офицеры, кажется, бежали отовсюду. Их было что-то около семи или восьми, с пистолетами, готовыми к стрельбе. Они зачитали мне мои права и привезли меня сюда.

– Как ты думаешь, они следили за тобой или сидели в засаде?

Она покачала головой.

– Не знаю. Может, и то и другое. Их было много. – Она снова покачала головой, на сей раз куда более печально. – Наверное, это судьба. Я тренировала двух или трех из них.

Я помолчал с минуту, стараясь уложить это в голове. Ничего не складывалось.

– Энди, почему ты послал меня туда?

Это не было обвинением, просто она хотела знать.

– У меня была информация, что одежда убийцы может там находиться. Я решил, что если она там, то Оскар будет тут же освобожден. Ясно, что тебя тоже немедленно освободят.

Лори произнесла это тихо, и я впервые услышал, что страх взял верх над яростью:

– Энди, это была моя одежда.

Не может быть. Она не могла сказать то, что я услышал.

– Что?!

– Одежда со следами крови… это моя одежда. Я не знаю, где они ее взяли… Я даже не замечала, что она исчезла из моего гардероба.

Я почувствовал панику, когда понял. Это самое худшее, что только могло произойти. Мы оказались перед ситуацией, которая была совершенно необъяснима, но безусловно четко спланирована и безошибочно исполнена.

– Лори, мы вызволим тебя.

– А где я буду находиться, пока мы будем меня вызволять? – спросила она.

Она имела в виду возможность освобождения под залог, которую я начал обдумывать еще по дороге сюда. Это было весьма проблематично. Оскар обвинялся в предумышленном убийстве, и против Лори, несомненно, будут выдвинуты те же обвинения. Добиться освобождения под залог в таких обстоятельствах крайне трудно, и Дилан, несомненно, будет выступать против.

– С залогом будет нелегко, – сказал я ей.

Я не лгу своим клиентам, и совершенно не собирался лгать Лори. Она кивнула: ей было известно не хуже меня, как работает судебная система.

– Если нам не удастся добиться освобождения под залог и даже если удастся, надо, чтобы суд был как можно скорее.

– Говорить о суде слишком рано. Я намерен разобраться с этим до того, как дело дойдет до суда.

– Я не могу сидеть в камере, Энди.

Я был бы счастлив сказать, что ей и не придется, но это было не в моей власти. Что стало еще очевиднее, когда вошел охранник, чтобы увести Лори обратно в эту проклятую камеру.

Я обещал Лори, что приеду к ней завтра и к тому времени буду знать гораздо больше об этой ситуации, тогда мы сможем обсудить все в деталях. Я еще раз заверил ее, что все будет в порядке. Я сказал, что люблю ее и что она не должна терять присутствия духа.

Но было и то, о чем я умолчал. Я не сказал ей, что у них еще не было времени сделать анализ крови на одежде, значит, пока нет никакой уверенности, что это кровь Дорси. Я не сказал ей, что это означает еще одну улику против нее, – то обстоятельство, что полиции не понадобилось делать этот анализ для получения ордера на арест Лори. Я не сказал ей, что в глубине души знаю: самое страшное еще не случилось и положение дел обязательно ухудшится перед тем, как, надеюсь, ситуацию удастся переломить.

Я не сказал ей, что каждая клеточка моего тела дрожит от страха.

Когда Лори увели, я спустился вниз для встречи с сержантом Лютером Дэндриджем, возглавлявшим группу охраны заключенных. Мы были знакомы, но не очень хорошо, и у него не было никаких причин оказывать мне любезности. Тем не менее, я попросил его сделать все возможное, чтобы Лори было как можно удобнее.

Оказалось, он знаком с Лори и неплохо относится к ней. Дэндридж сказал, что уже организовал, дабы она не встречалась с остальными заключенными, и что охрана будет максимально доброжелательна к ней. Когда я это услышал, мне захотелось обнять и расцеловать его, захотелось отдать ему оставшиеся одиннадцать миллионов долларов, которые я не дал кузену Фреду. Но эмоции лучше держать под контролем.

Было почти восемь часов вечера, когда я покинул тюрьму и позвонил Дилану в офис. Никто не снял трубку, и это означало, что мне придется ждать до завтра, чтобы получить какую бы то ни было информацию. Я позвонил на автоответчик в свой офис и прослушал множество сообщений от друзей Лори, своих и наших общих друзей с выражениями поддержки. Еще звонил Кевин и выражал готовность поработать на меня сегодня вечером.