Крот истории - Владимир Кормер

Есть ли что-нибудь об этом в сегодняшних бюллетенях ТАСС? Ничего… А как об этом узнал Мухамедка?! Впрочем, он знает все… Или это от начала до конца комедия?!

Я достал карту мира. Уточним координаты… Долгота. Широта… Какая погода в районе мыса Горн?.. Интересно, почему Мухамедка никак не комментировал историю с Па-утовым? Был пьян, собака! Татарская харя! Ну да, одиннадцать часов, он свою норму как раз выбрал, выкушал! Пойти попросить у него еще? А вдруг они все-таки заодно?! Вполне возможно. Потому и Паутов так разошелся… Они провоцировали меня на что-то! Все равно надо, однако, записать, где-то в чем-то он проговорился, может пригодиться… А вообще: не слишком ли громко он говорил, хоть и старался шептать? Правда, говорят, что здесь нет подслушивающих аппаратов, прослушиваются только внешние переговоры… Да, внешние… Но я-то по-прежнему от внешних отрезан… Хорошо, что татарин все знает… Может он, вправду, хочет мне помочь?! А как связаться с Интерлингатором? Опять к татарину? Или попросить киску, курьершу… Проверить еще раз? Да, с Паутовым она-таки путалась! И что же, насчет меня план свой они исполнили или нет? В дверях-то все же был кто?! Ну а чего реально они этим достигли?.. Здорово, однако, его выбило из колеи… А что, что выбило-то? Что я переспал с нею (да-да, чуть не переспал, признаюсь!) или что я знаю, что он отплывает?! Что же он, не надеялся все-таки, что я с ней пересплю? А зачем же тогда подсовывал?! Ладно, сейчас об этом думать не буду… Его нет, это самое главное!.. Мне нужно, не теряя времени, установить связь с Интерлингатором! Выяснить все насчет Тимура… Рискну, другого все равно не остается, как рисковать!

Я — вниз, в холл, курьерша как всегда здесь, на диване, с учебником. Меня увидела, все же покраснела.

Я ей: — Слушай, а почему ты вчера сказала: «Ой, что Виктор Алексеевич теперь скажет»?! У тебя что, было с ним что-нибудь?

— Ой, чевоэто было? Чевоэто?! Ничего и не было вовсе! Кто это вам сказал?! Он мне и не нравится вовсе! Он, конечно, мне говорил, но я — нет! Чевоэто я буду?! Он мне, конечно, предлагал. «Ты, — говорит, — мне нравишься, поедем со мной в Ленинград». Но я — нет. Чевоэто я поеду? Доунт меншн эбаут ит…

— Хорошо, оставим это. Слушай, ты в поселок сегодня не идешь? Ах, едешь в Москву? Великолепно! Во сколько? Ах, на полпервого заказана машина. Отлично! Ты можешь сделать мне одно одолжение? Вернее, два. Во-первых, купи бутылку коньяку, нет, купи две, я дам денег, чтоб мне не выходить… Во-вторых, попрошу передать маленькую записочку одному моему знакомому, это в центре, ты там будешь наверно, лишних пятнадцать минут, времени много это у тебя не займет… Если его не будет дома, сунь в щель почтового ящика, у него почтовый ящик в квартире, изнутри…

— Ой, знакомому говорите? Дамочке небось?! А если За-марков узнает?!

— При чем здесь Замарков?!

— Ну как же? Скажет: «Вот, нам с ним работу вместе делать, а он записки дамочкам пишет!» И мне из-за вас попадет!

— Хорошо у вас тут информация поставлена! Но ты не бойся, это не дамочке. Вот смотри, пишу при тебе: «В. В., я набросал приблизительный проект к Объединенному Совещанию. Хотелось бы обсудить детали с вами. Желательно поскорее. Дайте о себе знать. Ваш В. Кольцов»… Адрес…

— Ну ладно, так и быть. Ради вас. Фор ю оунли!

— Вот спасибо! Подарок за мной. Гешенк, то есть презент, тьфу! — э презент! У меня дома есть одна штучка, тебе понравится.

— Какая штучка, какая штучка?!

— Секрет, секрет, увидишь потом…

— Ой, а я чего хотела вам еще сказать… Я когда… ну когда к себе после возвращалась, он опять в конце коридора стоял!.. Ой, я так испугалась, чуть не закричала! Хотела к вам вернуться!.. А потом Мухамедка наверху у себя завозился, ключами от сейфа загремел, этот и ушел!.. Ой, как страшно!.. Я хотела Генриетте-библиотекарше рассказать, можно? — она умная, может что-нибудь посоветует?!..

Я цыкнул на нее, вернулся к себе, лег спать. Как Наполеон, кажется в битве при Маренго, под грохот орудий! Ночь-то я почти не спал… Маленький человечек, надо же! Генриетте рассказать, вот дура!..

Открыл глаза — три часа! Вниз! Курьерши на обычном месте, на диванчике, нет. Я — в столовую. Тоже нет. В библиотеку. Нет. Генриетта-библиотекарша (старая ведьма, я ведь ее не спрашивал!) говорит:

— Ее еще нет, звонила, что задерживается… Неужели курьерша уже рассказала ей?! Через час вышел

снова. Нигде нет. Генриетта — верх любезности:

— Нет, ее еще нет…

Я ведь опять ее не спрашивал! Что они, в самом деле, сговорились что ль все?!

Высиживаю еще час… Опять все то же… Еще час. Опять. Еще. Опять… Так до вечера… Генриетта — уже в холле у телевизора, около десяти:

— Видимо, сегодня не вернется. Осталась в городе…

Хорошо, что рядом никого не было!.. Попросил у нее что-нибудь почитать. Принесла глупейшую книжонку для школьников из жизни военных моряков. Полночи читал, глазами водил, в чем там соль, абсолютно не помню… Романтика моря!..

Да, совсем забыл! В этот день, выйдя в который уже не помню раз, наблюдал с половины лестницы, перегнувшись через перила, как в гостиной татарин и библиотекарша приветствовали друг друга — объятия, поцелуи, радостные крики, словно старые друзья, не видевшиеся лет по крайней мере десять! Любопытная сцена! И есть над чем поразмыслить…

17 апреля

Зам(арков). Шторм. Всеведение. Дождь

Иду после завтрака через холл, курьерша сидит на диванчике с учебником английского…

— Ты где была?! Передала?!

— Передала, передала. Ой, только Вольдемара Вольдема-ровича не было дома, я его сыну передала, Тимуру Вольде-маровичу.

— Сыну?! Тимуру Вольдемаровичу?! Ты что, я сказал тебе: в собственные руки!!! Ты что, человеческого языка не понимаешь?!

— Вы не говорили!

— Говорил! Три раза повторил! В собственные руки!..

— Не говорили! Да ну вас! Ничего больше не буду вам делать! Ой, вон ваш Замарков идет! Сделайте вид, будто вы случайно мимо шли и слово английское мне объяснили!.. Бутылки я вам к вечеру занесу. — (Громко): — Спасибо, спасибо, Вадим Николаевич… Ай эм спендинг май вакейшн нот фар фром Москоу…

Я иду навстречу Замаркову, маленькому человечку с оловянными глазками. Что это у него с рукой, держит как-то странно? Ах да, у него в прошлом году был инсульт, ручка отнималась! Так, значит, это был он?!.. Нет, тот, пожалуй, субтильнее, этот поплотнее, животик, щечки… Нет, не он… Хотя в темноте можно и ошибиться… Поздоровались… Что-что?!

Это он — мне, официальным тоном:

— Попрошу вас задержаться на минуту, Вадим Николаевич. Весьма сожалею, но вынужден вас предупредить о необходимости строжайшего соблюдения установленных правил внутреннего распорядка… Нам с вами поручена ответственнейшая работа и вчерашний случай я считаю недопустимым. На первый раз ограничиваюсь устным взысканием и не требую от вас письменного объяснения, хотя довожу до вашего сведения, что в следующий раз вынужден буду подать руководству рапорт об имевшем место факте нарушения. Не делаю этого сейчас лишь из-за хорошего отношения к вам. Не ожидал я этого от вас, говорю по-товарищески. Не ожидал. Впредь распитие спиртных напитков запрещаю… Принесите мне сейчас же обе бутылки, мы с вами вместе выльем их в раковину и будем считать инцидент исчерпанным.

Я знал, что он идиот, но не думал, что до такой степени. Не сказал ему ни слова и пошел прочь… Стало быть, курьерша все-таки с ними! И я — как мальчишка! На черта мне понадобилось ее испытывать?!.. Что же однако теперь делать?! Этот болван пребывает в состоянии административного восторга и может нагадить мне немало…

Подымаюсь на второй этаж. Татарин приоткрыл дверь своей комнаты, ждет на пороге, манит пальцем. Я послушно сворачиваю, мне все равно, единственный для меня способ — принять их игру, прикинуться, что я ее принял…

Татарин, совсем ласково:

— Что же ты поторопился, юноша, я ж говорил, что тебе шиснадсать… А защем вино просил? Хотел меня угостить? Молодес, однако, сеню намерение… Только зачем коньяк? Я коньяк не пью, голова болит… Виски хочешь? Благородный, английский… Какой запах!.. Лондон… Кончим работа, поедем в Лондон, в Гайд-парк, сядем на лавочка и… Ты пей, пей… Молодес… Слушай, есть новость… Симур ходил вчера к папаши… Знаешь?! Ну да, знаешь, знаешь… А зачем ходил, знаешь?.. Согласия просил. Для отъезда согласие отес нужно, в ОВИР справка дать, иначе заявление, бумаги не примут… Скандал был! Отес ногами топал, нож-наваха схватил. Зарезать хотел, потом себя зарезать, руку себе поранил, пиджак разрезал! Кричал! «Убью! В тюрьма сгною! Из-под земли достану! У меня рука длинный! От меня не уйдешь!» Симур клялся: «Буду жить тихо, мемуары не издаю, в Америка не поеду, буду в Испании жить, пьесы писать!»… Отес лекарство пил, неотложка вызывали… Отес отказался. Наотрес отказался… Слушай, Симур ему твоя записка не отдал! Понял, что ты ему палка в колес хочешь ставить… Кричал: «Не отпустите, диссизенс стану! Все равно с работа уволят! Пресс-конференсия давать буду! В Самиздат напишу! Демонстрасия перед Верховный Совет устрою! Хуже будет!.. И скажи Кольцову, пусть не надеется, не видать ему S=F как своих ушей!» Убежал, прибежал к себе на Сретенка, вызвал Мария, — ты ее не знаешь? — а у ее бывшего мужа такая же история была: он в Израиль собрался, а партийные родители новой жены, тесть с тещей, ее с ним сначала не отпускали, потом видят, дочь уперлась, и ничего, примирились, мать ей даже шуба норковая перед отъездом купила… А Мария эта сама за Симур замуж хотела, он не хотел, теперь она не хочет, он хочет. Она его и подбивала уехать, теперь не хочет. А у нее, кажется, уже другой наклюнулся за это время, любит и жениться предлагает… Она колеблется, а он (Симур) говорит: «Я на все согласен, только уедем!»… Из-за девки вот до чего щеловек дошел… Обрати внимание, деликатно говорю… Что думаешь делать, а?..