Запомни эту ночь - Берта Эллвуд

— Ты имеешь в виду Новый Орлеан или выпитое вино? — сухо спросил Филипп и обхватил ее за талию, чтобы удобнее было ее поддерживать. — Осталось немного, мы почти пришли.

Дом… Как приятно слышать это слово! Если бы и вправду у них был общий дом… Глаза Мишель наполнились слезами. Если бы они могли остаться здесь навсегда, подальше от…

— Ой! — вскрикнула Мишель от боли, споткнувшись о выступавший булыжник мостовой.

Все несчастья моментально были забыты, как только Филипп, мрачно буркнув, подхватил ее на руки и понес к дому.

— В наш медовый месяц ты не перенес меня через порог, — пролепетала она, но слова звучали невнятно, потому что язык плохо слушался ее.

Неожиданно на нее напал приступ неудержимого смеха. И все это не из-за выпитого вина, подумала она, а потому что самый великолепный мужчина в мире держит ее на руках, прижимая к широкой груди. Руки ее обвивали его за шею, и их лица почти соприкасались. Так что можно было запросто поцеловать его…

— Ты забыла, что на нас смотрели? — весело спросил он таким тоном, словно пытался рассмешить неполноценного ребенка. — Ты была такой скромницей. Мне не хотелось еще больше смутить тебя. Из-за любого пустяка ты краснела как морковка и прятала лицо.

Мишель немного подумала и решила, что в его словах есть доля правды. Три года назад она была жуткой занудой.

— Я помню, — беззаботно ответила Мишель. — Весь штат прислуги сбежался взглянуть на жену хозяина. Уставились и разглядывали, как заморское чудище!

Она почувствовала, что он напрягся, видимо недовольный ее словами, и покрепче ухватилась за его шею. Что толку вспоминать то, что было. Теперь все в прошлом и кроме ни здесь никого нет, а это самое главное. Разглядывать и обсуждать ее некому. Правда, сейчас это ее мало обеспокоило бы, она превратилась в раскованную и независимую женщину, теперь она не стала бы краснеть как морковка и прятать лицо. Но самое удивительное — она больше не боится разочаровать Филиппа в постели. Если она чего-то не умеет, он мог бы научить ее. Она будет старательной ученицей.

— Чудная ты какая-то. — Филипп внес ее в прохладный полуосвещенный холл особняка. — Никогда не понимал, что творится в твоей голове.

Потому что он не спрашивал? Или потому, что она не рассказывала ему? Значит, все проблемы из-за того, что они не научились разговаривать и понимать друг друга?

Мишель была не в том состоянии, чтобы искать ответы на эти вопросы. Сейчас в ней говорила только чувственность, а не разум.

Филипп почему-то не поставил ее на ноги D холле, как она ожидала, а понес вверх по лестнице, да так легко, словно она весила не больше котенка.

Сегодня ночью у них не будет проблем. Никогда еще она не испытывала к Филиппу такого страстного влечения. И почему ее так ужасало поставленное им условие? Сегодня она готова любить своего мужа как положено жене. Ну как можно было не ответить такому неотразимому, фантастическому мужчине? Ведь это так естественно. Мишель вздохнула от предвкушения, когда Филипп поднес ее к постели, залитой лунным светом, пробивавшимся сквозь легкие шторы, и поставил рядом, одновременно включив настольную лампу возле кровати.

Мишель как завороженная смотрела ему в лицо, продолжая висеть на его шее, желание ее разгоралось все сильнее. Она покачивалась, дыхание ее участилось. Она попыталась произнести его имя, но лишь беззвучно открывала рот.

— О Господи! — тихо воскликнул Филипп. Он снял ее руки со своей шеи, развернул Мишель спиной к себе и расстегнул молнию на платье, которое плавно опустилось к ее ногам. Сердце Мишель забилось как безумное, и она затаила дыхание. Желание, владевшее ею, стало невыносимым, она едва держалась на ногах. Когда Филипп расстегнул лифчик и освободил пульсирующие набухшие груди, ей показалось, что она сейчас взорвется изнутри. Хриплый стон поднялся из глубины ее существа, пока он стаскивал с нее черные кружевные трусики. Ноги ее подкашивались, во рту пересохло, она попыталась повернуться к Филиппу, желая раздеть его, чтобы ощутить всем телом его наготу. Но твердая рука Филиппа направила ее в постель, а второй он успел откинуть покрывало.

— Проспись, Мишель, — посоветовал он ей мрачно. — Я понимаю, почему ты решила надраться, и нахожу это омерзительным! — сказал он, отчетливо произнося каждое слово. Дойдя до двери, он остановился и сухо добавил: — Я присоединюсь к тебе позже, если только это не заставит тебя совершить набег на винный погреб для пущей храбрости. Но можешь не беспокоиться, я не собираюсь прикасаться к тебе. Так что спи спокойно.

Внезапно Мишель вздрогнула и проснулась. Ей тут же пришлось пожалеть об этом, потому что она сразу вспомнила о той унизительной сцене, которую ей пришлось пережить, когда ее, разгоряченную от предвкушения первой после долгой разлуки ночи с мужем, Филипп облил ледяным душем презрения. Он оскорбил ее, она не была пьяной!

Стояла глубокая ночь, и в спальне было абсолютно темно. Мишель вспомнила, что долго плакала после ухода Филиппа, пока сон не сморил ее. Вряд ли она сама выключила настольную лампу, ей было не до таких мелочей. Должно быть, это сделал позже Филипп. Затаив дыхание, она прислушалась и услышала, как он тихо и ровно дышит. Ее обнаженное тело под шелковистой простыней замерло. Значит, он все-таки вернулся. Но кровать была такая широкая, а он лежал на самом краешке. Как только не свалился! Сказал, что не собирается даже дотрагиваться до нее. Надо же придумать такое, заявил, что она специально напилась! Действительно, если быть честной с собой, вначале она так и собиралась сделать, но потом-то передумала. Именно в тот момент, когда Мишель понята, что любит своего мужа как прежде, она оказалась невостребованной. Нет, это не было мгновенным озарением, это происходило в ней постепенно после возвращения в усадьбу. И вот теперь она твердо знала, что любит его и никогда не переставала любить. Сердце учащенно билось, теснило грудь и сжималось горло. Их прежняя совместная жизнь явилась сплошной цепью ошибок, их было много, но самая существенная состояла в том, что она была не в состоянии на равных разговаривать с ним, а потому боялась открыть свои чувства. Больше это не повторится!

Что бы ни уготовило им будущее — насколько она поняла, он не загадывал больше чем на три месяца, — она обязана ради их общего счастья вести себя честно и открыто. И утром надо будет начать разговор с ним с объяснения, что опьянило ее вечером не вино, а мысль о предстоящей с ним ночи!

Мишель подтянулась на локте поближе к Филиппу. Глаза ее привыкли к темноте, и она различала на подушке его красивую голову. Простыня закрывала его только до пояса, и Мишель не удержалась от соблазна дотронуться до его спины. Нежно проведя по его гладкой теплой коже между лопаток, она замерла, боясь, что разбудила его. Сердце сильнее забилось и во рту пересохло, когда она впервые осмелилась опустить руку ниже и провести ею по его бедру.