Сон в красном тереме. Том 1 - Цао Сюэцинь

Яо, Шунь, Юй, Чэн Тан, Вэнь-ван, У-ван, Чжоу-гун, Шао-гун, Кун-цзы, Мын-цзы, Дун Чжун-шу, Хань Юй, Чжоу Дунь-и, Чэн Хао, Чжу Си, Чжан Цзай – родились по предопределению судьбы: Чи-ю, Гун-гун, Цзе-ван, Чжоу-ван, Цинь Ши-хуан, Ван Ман, Цао Цао, Хуань Вэнь, Ань Лу-шань, Цинь Куай – явились в мир по велению рока. Люди великой гуманности приводили Поднебесную в порядок, а великие злодеи сеяли в ней смуту. Чистота и разум – проявление доброго начала Вселенной – свойственны людям гуманным. Жестокость и коварство – проявление злого начала Вселенной – свойственны злодеям. Ныне, когда наступили дни великого счастья и благоденствия, мира и спокойствия, дух чистоты и разума властвует безраздельно повсюду, начиная от императорского дворца и кончая самыми глухими уголками страны. Накопившись в избытке, он обильно растекается вокруг, превращается в сладкую росу и ласковый ветерок, которые окропляют и овевают весь мир. Сейчас, когда сияет яркое солнце, дух зла и коварства не может распространяться в воздухе, он сгущается и заполняет глубокие рвы и расселины. Подавляемый ветром и облаками, он стремится вырваться на свободу хотя бы тонкой, как шелковинка, струйкой. Дух чистоты и разума не допускает зла и коварства, а зло и коварство всегда стремятся нанести вред чистоте и разуму. Эти две силы не могут уничтожить друг друга, они борются друг с другом подобно ветру и воде, грому и молнии. Вырвавшись в небольшом количестве на свободу, дух зла проявляется в людях, и если рождаются мужчины или женщины, в которых он успел вселиться, то они не могут стать ни людьми гуманными, ни великими злодеями. Но сопоставьте их с другими, и вы убедитесь, что по уму и способностям они окажутся выше, а по лживости и коварству ниже миллионов простых людей. Рожденные в знатных и богатых домах, они в большинстве случаев становятся развратниками; рожденные в образованных, но обедневших семьях, делаются отшельниками и приобретают известность; родившись даже в несчастной обездоленной семье, они становятся либо выдающимися актерами, либо знаменитыми гетерами, но никогда не доходят до того, чтобы стать рассыльными или слугами и добровольно подчиняться и угождать какому-нибудь пошлому, тупому обывателю. В древние времена к таким людям относились Сюй Ю, Тао Цянь, Юань Цзи, Цзи Кан, Лю Лин, Ван Дань-чжи и Се Ань, Гу Ху-тоу, Чэньский Хоу-чжу, Танский Мин-хуан, Сунский Хуэй-цзун, Лю Тин-чжи, Вэнь Фэй-цин, Ми Нань-гун, Ши Мань-цин, Лю Ци-цин, Цинь Шао-ю, а также Ни Юнь-линь, Тан Бо-ху, Чжу Чжи-шань, Ли Гуй-нянь, Хуан Фань-чо, Цзин Синь-мо, Чжо Вэнь-цзюнь, Хун Фу, Сюэ Тао, Цуй Ин, Чао Юнь. Все эти люди из разных мест, но подчиняются общему правилу.

– По-вашему выходит, что удача делает князем, а неудача – разбойником? – спросил Лэн Цзы-син.

– Именно это я имею в виду, – подтвердил Цзя Юй-цунь. – Ведь вам неизвестно, что после того, как меня сняли с должности, я в течение двух лет странствовал по разным провинциям и видел множество детей. Но в конечном счете всех их можно разделить на две категории, о которых я только что упоминал. Когда вы заговорили о Бао-юе, я почти угадал в нем такого человека. Можно привести еще пример. Вам знаком господин Чжэнь, который живет в Цзиньлине и занимает должность начальника провинциальной палаты Благотворительности?

– Кто его не знает?! – воскликнул Лэн Цзы-син. – Семья Чжэнь состоит в родстве с семьей Цзя и очень тесно с нею связана. Даже мне не раз приходилось иметь с ними дела.

Цзя Юй-цунь улыбнулся и продолжал:

– Так вот, в прошлом году, когда я был в Цзиньлине, меня рекомендовали учителем в семью Чжэнь. Я поступил туда, и оказалось, что в этой богатой и знатной семье, несмотря на роскошь, царят весьма строгие нравы, и более подходящего места мне было не сыскать. Правда, с этим учеником, только начинавшим учиться грамоте, заниматься было намного труднее, чем с человеком, уже выдержавшим экзамены. Забавнее всего было то, что он всегда говорил: «Пусть со мной вместе занимаются две девочки – только тогда я смогу запомнить иероглифы и понять ваши объяснения, иначе я навсегда останусь глупым и неученым». Кроме того, он часто поучал сопровождавших его слуг: «Слово „девочка“ – самое чистое и святое. Перед девочками я испытываю больше благоговения, чем перед сказочными животными и редкостными птицами, чудесными цветами и необыкновенными травами. И вам, сквернословам, я запрещаю без надобности произносить это слово. Запомните! Но если без этого слова вы обойтись не можете, прежде чем произнести его, прополощите рот чистой водой или ароматным чаем! Я выбью зубы и выколю глаза каждому, кто осмелится нарушить мое приказание». Все виды жестокости и бесчеловечности сочетались в нем, но стоило ему вернуться с занятий и увидеть девочек, как облик его совершенно менялся, он становился ласковым и покорным, остроумным и изящным. За это отец несколько раз до полусмерти избивал его палкой, но так ничего и не добился. Лишь всякий раз, когда боль становилась невыносимой, мальчик начинал кричать: «сестрицы», «сестрички». Девочки над ним насмехались: «Почему это, когда тебя бьют, ты все кричишь„сестрицы“ да „сестрички“? Может быть, думаешь, что мы станем просить, чтобы тебя пощадили? Как тебе не стыдно?» Отвечал он совершенно изумительно: «Всякий раз, когда мне особенно больно, стоит только воскликнуть „сестрицы“, „сестрички“, как мне кажется, что становится легче: вот я и обрел тайное средство – когда боль невыносима, я начинаю звать „сестричек“. Ну разве не смешно? Однако бабушка до безумия любит внука и после каждого наказания бранила меня, как учителя, и порицала сына. Поэтому мне и пришлось отказаться от места. Подобные дети не умеют хранить наследия предков и не поддаются увещеваниям своих учителей и друзей. Мне только жаль, что у этого мальчика сестры, каких редко встретишь на свете!

– В семье Цзя тоже есть три чудесные девушки, – заметил Лэн Цзы-син. – Старшая дочь господина Цзя Чжэна, по имени Юань-чунь, за мудрость и благочестие, добродетели и таланты взята в императорский дворец. Вторая барышня, по имени Ин-чунь – дочь господина Цзя Шэ и его наложницы, третья барышня, по имени Тань-чунь, родилась от наложницы господина Цзя Чжэна; а четвертая барышня, имя которой Си-чунь, приходится родной сестренкой господину Цзя Чжэню из дворца Нинго. Старая госпожа Цзя очень любит своих внучек, они у нее в доме живут и учатся, и, как я слышал, это неплохие девочки.

– В семье Чжэнь существует странный обычай, – вставил Цзя Юй-цунь. – Там все имена девочкам дают по тем же правилам, что и мальчикам, и не пользуются такими пышными словами, как «Чунь» – «Весна», «Хун» –