Амнезия - Светлана Чехонадская

– А может, это был продавец героина? Или какой-нибудь любовник-наркоман? Когда понял, что она умерла, испугался и инсценировал самоубийство.

– Он его инсценировал уже в момент укола. Он был в перчатках. Не обманывайте себя, Марина Михайловна. Вашу мать убил какой-то близкий знакомый. И на вас покушался знакомый, ведь вы смело вышли на задний двор дискотеки. История не закончена.

– Не понимаю… – тихо сказала она. – Его цель извести целый род? Но моя мать не относилась к семье Королевых. Никак! Она была, скорее, врагом. Уж логичнее было убить меня, пока я лежала в коме… Может, ее муж нанял кого-то, чтобы завладеть этим домом? Разве трудно найти в Америке русского бандита?

– Он не унаследовал дом. Дом унаследовали вы. Он, собственно, вам и принадлежал – ваша мать оформила дарственную много лет назад. Ее адвокат вчера связался с Крючковым. Если бы не ваше железное алиби, вы – лучшая кандидатура для полиции… – Охранник покраснел, произнеся эти слова. Видимо, понял, что его шутка неуместна. Она хотела сказать ему об этом, но тут зазвонил телефон.

Марина привстала с подлокотника, потянулась к столику, подняла трубку – охранник смотрел на нее задумчиво и огорченно.

– Да, – сказала она.

– Думаешь, ты в безопасности? – прошипел ей в ухо странный голос: то ли мужской, то ли женский.

– Вы кто? Вы куда звоните?

– Я тебе звоню! Думаешь, денежки тебя защитят? Я все равно узнаю правду! Я убью тебя!

Уже потом она поняла, что голос был очень тихий. Когда этот человек бросил трубку, первый же гудок так ударил в ухо, что Марина покачнулась – стены закружились вокруг нее, окно надвинулось, откуда-то сверху прыгнул охранник, потом все опрокинулось, потемнело…

Через час – после отъезда «скорой» – она уже спала. Ей снились отец с фотографии и мать с фотографии. Два незнакомых ей человека смотрели друг на друга и улыбались. Она спала и понимала во сне, что они встретились на том свете – что это их первая встреча, и на этой своей первой встрече они вспоминают первую встречу на земле… И вот уже волшебным образом, доступным только спящим, она видит и ту первую встречу. Симпатичная стройная девушка смотрит в глаза симпатичному стройному парню. Они едут в автобусе: он сидит, а она стоит. Он сразу же встает, чтобы уступить ей место, и улыбается…

Они оба очень хорошие, но над ними уже хмурится небо перемен.

Впрочем, никто не знает, что могут вспомнить о себе люди, увидевшие друг друга после смерти, – и что вообще могут вспомнить о себе люди…

13

Список, который секретарша положила на стол Ивану Григорьевичу, оказался неожиданно длинным. А ведь он был готов и к тому, что списка вообще не будет. Ну, может, только старик-садовник случайно забрел в коридор отдельного корпуса, а охранник его пропустил.

Строго говоря, злоумышленник, подбросивший старую газету, мог проникнуть в кабинет главврача и через окно. Иван Григорьевич только сейчас понял, что нужно было просмотреть камеры с будок охраны, – чем черт не шутит, могло что-то остаться. Сейчас-то поздно. Пленки затираются почти каждый день.

Правда, увидь он на записи человека, залезающего к нему в окно, как бы он воспользовался этой информацией? Ну, пусть даже он узнал бы этого человека. И что?

Бумага, которую принесла секретарша, сделала ненужными записи с камер. Там и без камер было немало фамилий.

Секретарша внесла весь персонал, за исключением старика-садовника и четырех будочных охранников – они в Маринино крыло никогда не заходят. Но Иван Григорьевич не стал бы их исключать: они могли влезть в окно. Эти люди появились одновременно с ним, более того, всех охранников, включая пятого, вооруженного, Иван Григорьевич нанимал лично, по рекомендациям знакомых. Старик-садовник – тоже его человек. Им всем не очень интересна информация в газете. Но, в принципе, они имели возможность подбросить газету.

Марина очнулась пятнадцатого мая, газету он обнаружил двадцать третьего. Между двумя событиями – самая обычная неделя. И только один день не был похож на другие – двадцать второе мая. В этот день в клинике побывало сразу несколько посторонних, и все они могли зайти в кабинет главного врача.

– Да у меня тут проходной двор! – воскликнул Иван Григорьевич. – Вы что, с ума сошли, что ли?!

– Ну, деньги же у вас не хранятся, наркотиков тоже нет. При Сергееве у охранника даже пистолета не было.

– А ты откуда знаешь?

– Так я же бумаги на оформление в лицензионно-разрешительный отдел возила, помните? До нас у клиники не было разрешения на оружие.

Иван Григорьевич находился в очень странной ситуации. До любого самого мелкого факта приходилось добираться не прямым путем – а окольным. Не узнавать, а догадываться. То, что было в клинике до него, словно ухнуло в какую-то пропасть.

Два дня назад он не выдержал и поехал к этому Сергееву домой.

Думал, что встреча будет странной, – а она оказалась еще более странной, чем он предполагал.

Бывший главврач фондовской клиники жил в самом центре Москвы – в новом монолитном доме с охраной. Дом был небольшим – семь этажей, один подъезд – но и такой, он еле втиснулся в свободный пятачок между старинными особняками. Пока Иван Григорьевич ставил машину (приехал на своей, а не на «мерседесе»), он успел оглядеть и двор, и особнячки эти, и консьержа на входе. Было ясно, что квартира в таком доме должна стоить кучу денег.

Главврач Сергеев появился в клинике сразу после покушения на Марину Он был врач молодой, но талантливый: закончил медицинский институт лишь несколько лет назад, а уже имел прекрасные рекомендации. Правда, Иртеньеву он показался бездарным троечником, но угодить Иртеньеву трудно. По характеру этот профессор – явный брюзга.

Место главврача в клинике фонда считалось не слишком блатным. Зарплаты там были немаленькие, но не огромные: Ивану Григорьевичу назначили тысячу двести долларов. Столько зарабатывают средние служащие в фармацевтических компаниях. Откуда ж тогда деньги на такую квартиру?

Иван Григорьевич ехал в зеркальном лифте, шел по чистым коридорам с ковровыми дорожками, а сам размышлял, в том числе и об этом.

Турчанинов знал, что в фонде и в клинике сильно воруют. Адвокат Крючков выразился об этом совсем прямо: мол, не просто воруют, а разворовали гигантское состояние. Наверное, сам Королев был в этом виноват. Он не завещал имущество фонда дочери, не назначил управляющих этим имуществом – он все пустил на самотек. Может, ему было все равно, потому что он не верил в выздоровление Марины? Скорее всего, не верил. Иначе бы не покончил с собой. Турчанинов был убежден, что Королева никто не убивал.

Главврач остановился перед дверью и удивленно покачал головой. Дверь была огромная, деревянная, полированная, в самом ее центре торчала медная львиная голова с кольцом в носу. Голова была для красоты – справа от двери имелся и обычный звонок. Заметил Иван Григорьевич и огонек сигнализации, и крохотную камеру, вмонтированную слева. Зачем такие предосторожности? Ведь подъезд охраняется.

Дверь распахнулась, как только он позвонил.

Он посмотрел на открывшего и буквально онемел.

Перед ним стоял довольно молодой, очень ухоженный и чрезвычайно красивый парень. У него были длинные светлые волосы, убранные назад, в хвост. Молодой человек был в шелковом халате, под халатом угадывались немаленькие мускулы. Лицо парня было загорелым настолько, что его голубые глаза светились каким-то лунным нереальным светом.

– Сергеев? – на всякий случай спросил Турчанинов. – Андрей?

– Турчанинов? – в тон ему ответил парень. – Иван?

– Ну, знаете, – злясь на собственную растерянность, произнес Иван Григорьевич, – вам надо этим быть… Тарзаном. В стриптизе выступать.

– Девочки говорили: гинекологом. – Сергеев отступил в сторону, пропуская Турчанинова в прихожую. – Большие деньги загребал бы, много клиентуры имел…

– Но ведь и так грех жаловаться…

– И так грех жаловаться, – согласился. – Вы обувь не снимайте.

– Жалко по такому паркету в обуви ходить.

– Все равно не снимайте.

– Неужели это ваша квартира?

– Откуда у меня такие деньги? Я врач, а не олигарх.

– Снимаете?

– Да вы что? Здесь сдают за десять тысяч долларов в месяц.

– И кто-то снимает?

– Полдома. За стеной, например, газпромовец снимает. Улавливаете иронию? Национальным достоянием торгует, народной собственностью… Я не снимаю. Мне одна поклонница ключи оставила, она уехала за границу на год. Богатая вдовушка, ей эти десять тысяч погоды не делают, а мне понравиться хочет.

– Цинично звучит, – Турчанинов сел в кресло, оглядываясь. Комната была большой и красивой. Шелковые диваны, мебель с золотыми завитушками, наборный паркет, плазменный экран на полстены.

– Винца не выпьете? – Сергеев подошел к одному из шкафчиков, открыл его, достал бутылку и штопор.