Командировка в лето - Дмитрий Лекух

Глеб хмыкнул.

– Да я так… больше из любопытства. Лениво что-то…

Корн отсалютовал ему стаканом виски:

– И это правильно. Ежели припрет, всегда успеешь. Они здесь каждый вечер тусуются: людей посмотреть, себя показать… В «Шератоне» дороговато, а больше в этом сраном городишке в несезон приличному человеку, к тому же красивой девке, пойти абсолютно некуда: либо тоска смертная, либо армянское веселье с песнями и плясками… С ума сойти можно. Давай выпьем, что ли, пока Князь с Рустамом за жизнь гуторят?

Князь с Рустамом и вправду… гуторили.

Если это можно так назвать.

Лыка не вязал ни один, ни другой. Понимать их косноязычие мог только человек, находящийся в адекватном ребятам состоянии.

Все остальные тихо курили в сторонке.

Глеб аж позавидовал.

Надо догонять.

Чокнувшись с Корном, он высосал добрую половину стакана.

Эх-х-х…

Хорошо пошла. Только льдинки звякнули…

А Корн ничего…

Молодцом держится.

Глеб вопросительно изогнул бровь домиком:

– Не любишь этот город?

Тот в ответ только поморщился:

– Я вообще города не люблю – вонь, грязь, помойка человеческая, – а уж этот… Это же курорт, понимаешь? Здесь даже дети в школьных сочинениях на тему «Кем хочешь стать» пишут: «Отдыхающим»… Шакалы…

Глеб хмыкнул и потянулся за сигаретами.

– Ну… чего уж ты так? Специфика…

– Специфика? – Корн поднял на него взгляд, глаза его оказались неожиданно трезвыми и злыми. – Специфика, говоришь? К черту такую специфику! Это же единственный, кроме Сочи, русский курорт на всем черноморском побережье! А эти готовы лечь хоть под кого: под турков, армян, хохлов, американцев! Лишь бы самим ни хрена не делать! Лишь бы… Да чего это я завелся? – Корн остановился так же резко, как и начал. На лице его было написано искреннее удивление, глаза снова начала затягивать алкогольная дымка. – Извини, Глеб… Бывает со мной такое. Давай лучше выпьем, а потом я тебя с девчонками познакомлю…

Глеб расхохотался, наклонился к Корну, хлопнул его по плечу.

– Слышь, Андрей, хорош Ваньку ломать… Ты где воевал? Не за речкой?

Корн усмехнулся в ответ.

Тонко, одними губами.

– И там тоже. Слушай, Глеб, давай и вправду лучше выпьем…

И они выпили.

Так выпили, что до знакомства с девчонками дело так и не дошло.

Кто кого нес в номер – тоже осталось за кадром.

Идиоты.

Глава 14

Башка с утра болела так, что хотелось немедленно повеситься. А тут еще Князь позвонил, велел приводить себя в порядок и выдвигаться на инструктаж перед встречей с мэром.

Ага, мля…

Ща я тебе…

Навстречаюсь…

Больше в город никто никогда не пустит…

А что делать?

Так.

Две, а не одна, как обычно, таблетки пенталгина. Запить аспириновой шипучкой.

Душ.

Горячий, по принципу: или сварюсь, или все-таки приведу себя в относительный порядок.

Побриться.

Очень и очень тщательно почистить зубы. Положить в карман жвачку, обязательно пожевать перед входом в высокий кабинет.

В глаза закапать визин, чтобы не были такими предательски красными и опухшими.

Готово.

Глеб нерешительно глянул в зеркало.

Оттуда на него смотрел элегантный, свежий мужчина без возраста. Ухоженный, тщательно причесанный, вполне довольный собой и окружающим пейзажем.

Вроде порядок.

Часа на три-четыре хватит.

Правда, потом такой отходняк начнется – мама не горюй. Если не похмелиться вовремя, то и копыта откинуть можно.

Легко.

Ну, да ладно.

Поехали…

Мэр славного города Южноморска Алексей Игоревич Сочнов Глебу, что называется, сразу «не показался».

Нельзя надевать к дорогому консервативному костюму остроносые полуковбойские башмаки с огромными металлическими пряжками.

Нельзя разбавлять высокий канцелярский штиль псевдонародными матерками и шуточками-прибауточками.

Тут уж: или – или.

Иначе нельзя.

Впрочем, мысли свои данный субъект излагал довольно связно, да и были они толковые. Он не строил безумных планов и прожектов, но и в мелочевку не углублялся.

Чувствовалось: хозяйство свое знает назубок.

И не просто знает, но и, самое главное – знает, что с ним делать.

Короче, эдакий абсолютно уверенный в собственных силах и возможностях, но отнюдь не самоуверенный сукин сын.

Сгодится.

Глеб обратил внимание, что во время разговора (интервью договорились записать попозже, на фоне местных пейзажей, залитых ярким южным солнышком, а сейчас – так, предвариловка), Игорь Алексеевич частенько поглядывал в угол, где, скромно посверкивая стеклами очков в тонкой металлической оправе, тихо покуривал Князь.

Видать, тоже похмельем мучался.

Бывает.

Стекла в очках, кстати, были обычные, без диоптрий. Правда, «хамелеоны», так что вполне могли сойти за солнечные.

Хитрован.

Ну, да Бог с ним.

Лишь бы этот хрен редькин быстрее свою байду о капитальном строительстве заканчивал.

А то еще немного – и хана.

Глеб чувствовал, что его лоб уже начинает покрывать испарина. Если он в течение часа не похмелится – всё, пишите письма.

Он не думал, что мэру Сочнову очень понравится, если известный московский журналист наблюет ему прямо на роскошный паркет служебного кабинета.

Такое почему-то никому не нравится.

Даже странно…

Наконец, мутотень с рапортами о движении к всеобщему благополучию закончилась. Договорились, что завтра в двенадцать мэр встретится с ними в местном аэропорту, откуда на эмчеэсовской «вертушке» они отправятся в горы, где все тот же неугомонный «Шератон» заканчивает строительство третьей очереди своего уже знаменитого на всю Россию «Горного клуба». Того самого, из-за которого Южноморск начал приобретать славу не только морского, но и горнолыжного курорта.

Так сказать, русский Давос.

Даже президент страны прилетает на лыжах покататься.

А что?

Природа в отрогах Большого Кавказского хребта и впрямь для этого дела идеальная. Снежные «карманы» в течение восьми месяцев в году вполне пригодны для катания. Одна линия канатной дороги, кресельная, туда уже протянута, начато строительство другой, альпийской, с вагончиками-фуникулерами.

Вот там-то, на фоне стройки, открывающей Южноморску новые сияющие перспективы, и договорились записать первое интервью с градоначальником.

Сценарный план фильма в голове Ларина уже фактически начал выстраиваться, и он попросил мэра одеться по-демократичнее.

Джинсы, высокие сапоги, свитер, короткая, желательно кожаная куртка.

И чтоб никаких галстуков.

На этом и попрощались.

До завтра.

Площадь перед зданием городской администрации встретила их вызывающе ярким солнцем, зеленью пальм и веселым девичьим щебетом: прямо напротив мэрии располагалось здание какого-то местного института, и там, видимо, как раз в это время случилось что-то типа большой перемены. Художник немедленно установил штатив и начал «поливать».

Исходника добирал, под авторский комментарий.

Молодца.

Глеб его не торопил, хотя пива хотелось уже просто смертельно.

Работа есть работа.

Закурил, осмотрелся.

Поинтересовался у Князя насчет дальнейших планов, после чего тот посмотрел на него, как на сумасшедшего.

Какие тут еще могут быть, на хрен, планы?

Пиво пить!

Причем немедленно!

Долго еще твой оператор возиться будет?

Глеб посмотрел в сторону Художника и моментально понял, почему тот нервничал и упирался.

Пейзажик-то Сашка уже наверняка «полил»: и залитую ярким солнечным светом чистенькую площадь, и зелень, и лениво раскачивающиеся под теплым весенним ветерком ветви пальм.

А вот с народом было хреновато.

Большинство дам и девиц были не по сезону тепло одеты: в шикарные – по местным меркам, разумеется, – хоть и распахнутые шубы. К тому же, как только какая-нибудь симпатичная мордашка оказывалась перед объективом, тут же становилась такой серьезно-трагичной, как будто ее обладательница только что всю семью схоронила.

Пипец.

Мы ж не об этом кино приехали снимать, господа!

Совсем не об этом!

Сашка это прекрасно понимал.

А вот девицы почему-то – упорно не хотели.

Наконец Художник не выдержал, и как только в приемлемой близости от него оказалась подходящим образом одетая парочка студенток с каменными лицами, громко продекламировал:

Я стою на асфальте, В лыжи обутая. То ли лыжи не едут…

И – взял паузу.

Потом немного подумал и добавил: То ли я ебанутая…

Древнее «митьковское» четверостишие не подвело.

Девицы немедленно расхохотались, потом засмущались, потом снова расхохотались, откровенно стреляя глазками в сторону двухметрового красавца-оператора с обалденной гривой русых волос, стянутых сзади в роскошный «конский хвост».

Художник же все это хозяйство немедленно и деловито заснял, после чего начал складывать штатив: пива ему тоже хотелось значительно больше, чем кокетничать со смазливыми студентками.