Сквозь строй - Маргарет Петерсон Хэддикс

Йоне стало жалко соринку.

— Что ты вчера делал в театре, Йона? — Она снова прищурилась, подозрительно глядя на него.

— Ах, я так люблю Шекспира, — ответил Йона. — Он мой герой — Вилли Шэк.

— Хм, — сказала мисс Плюдерботтом.

Она помолчала.

Йона не знал, что еще сказать.

— И потому что моя мама так хотела, — добавил он.

— Разумеется, — отвечала она. — И полагаю, что твоя мама повела тебя в театр не для того, чтобы разрушать там искусство, а для того, чтобы впитывать его.

Йона ничего не понимал. Что ей надо?!

— Большинство мам — да, — уточнил он. — Но моя… Понимаете, у нас в семье ищут что-то вроде сокровища.

Зачем он это сказал? У них было негласное правило — не говорить с чужакам о гонке за ключами.

Но его уже было не остановить.

— В конце игры победителя ждет большой приз, — сообщил он. — И это все, что имеет значение для моих родителей, то есть для моей мамы. Победа.

— Что уж тут скажешь. Действительно. — Мисс Плюдерботтом внимательно изучала его.

Йона привык, что на него вечно таращат глаза посторонние люди. Его жизнь, начиная с самого рождения, протекала на глазах у всего мира. На него почти каждый день смотрели миллионы. Но в этом взгляде было что-то новое. Так его еще никто не разглядывал. Словно эта мисс Плюдерботтом видела его насквозь. Читала его мысли и знала о нем все — даже самую незначительную провинность.

Интересно, а о том, что он бросил Эми с Дэном одних на крокодиловом острове в Египте, она тоже знает?

А то, что он был замешан в покушении на Дэна в Китае?

«Но я прекрасно видел, что ничего страшного в Египте не произойдет! — чуть не выкрикнул он мисс Плюдерботтом. — А в Китае я вообще в последний момент передумал! Я вернулся и даже рисковал собственной жизнью, чтобы спасти Дэна. Видите, я не такой и ужасный!»

— А этот большой приз… — медленно проговорила мисс Плюдерботтом. — Он стоит того, чтобы испортить праздник сотням других людей? Стоит того, чтобы испортить свою репутацию? Чтобы лгать?

Йона нервно заерзал в кресле.

— Ну, мать моя считает, что да, — сказал он. — Понимаете, это вроде невероятного семейного сокровища.

— Понятно. Ты хочешь сказать, это достояние семьи. А известно ли тебе, Йона, что в мире нет ничего более достойного, чем честность?

— Хм, — промычал Йона.

— Это из Шекспира. Твоего героя Вилли Шэка, — продолжала она. — Из «Все хорошо, что хорошо кончается».

Наверное, в другой ситуации Йона покатился бы со смеху, увидев, каким трудом этим тонким синеватым губам далась эта фраза — «Вилли Шэк». Но только не сейчас. Сейчас ему было не до смеха.

— Позволь, я расскажу тебе, как я оказалась вчера в театре, — сказала мисс Плюдерботтом.

Йона вежливо приготовился слушать.

— Я учительница, — начала она. — Я преподаю в старших классах Шекспира в городке под названием Кедровая Роща, штат Айова, в течение последних сорока девяти лет своей жизни. И все эти годы я копила на эту поездку. Для этого я каждый день — даже когда к нам в столовую завозили вкуснейшие бутерброды — брала на работу обед и не тратила деньги на ланчи. Я собирала купоны и экономила гроши. Я никогда не покупала себе новые вещи.

Йона посмотрел на нее и, прикинув, решил, что, видимо, это началось в 1972 году.

— Единственной мечтой моей жизни было увидеть землю, на которой родился великий Бард, пройтись по земле, по которой ходил он, — продолжала мисс Плюдерботтом. — А потом в Лондоне был реконструирован «Глобус». И я поняла, что там я увижу его пьесы такими, какими замыслил их он, в его постановке и на его сцене…

— Ну так приезжайте, когда они еще раз будут давать «Ромео и Джульетту», — простодушно пожелал ей Йона.

— Посмотри на меня. Как ты думаешь, есть у меня в запасе еще сорок девять лет, чтобы скопить столько же денег и прилететь сюда еще раз?

И тут Йона понял, что его папа полный кретин.

Все-таки это деньги.

— Давайте, я оплачу следующую вашу поездку, — сказал он. — А если вы измените ваши показания, то я даже профинансирую «Глобус», чтобы они открылись в ближайшие же дни. Вы помогаете мне — я помогаю вам, и всем только лучше.

— Нет, — ответила мисс Плюдерботтом. — Всем только хуже. Я выставляю на продажу свою честность. Ты же будешь думать, что тебе все может сойти с рук.

Она что, шутит? Ему и так все сходит с рук.

По крайней мере, сходило до сегодняшнего дня.

— Нет, нет, получается, что вы хотите меня повоспитывать, — возмутился Йона, уставившись в дырку в обивке кресла, из которой постепенно вылезало все его содержимое. — А я предлагаю устроить вас в шикарный отель. Пять звезд. Заплачу кучу денег.

— Да если тебе придется заплатить за мое путешествие миллион долларов, ты этого даже не заметишь! — проговорила мисс Плюдерботтом, и глаза ее сделались холодными как сталь. — А я, если бы захотела тебя повоспитывать — хотя это не совсем корректное слово в данном случае, — заставила бы тебя, например, сделать что-нибудь такое, что не прошло бы для тебя даром. Например, пообещать мне, что прочитаешь всего Шекспира. И написать сочинение по каждому его произведению.

— Я и так могу, — еле слышно ответил Йона.

Он думал, что она скажет — вот, ты можешь кого угодно нанять, чтобы за тебя написали отличное сочинение. Но эти вопросы можно уладить с помощью адвокатов. Пусть думают — это их работа.

Ну вот, кажется, и все.

Но неожиданно взгляд ее смягчился. И стал почти добрым.

— Да как же так, Йона? — растроганно сказала она, прижимая к сердцу кошелку времен холодной войны. — Почему? Каждый второй нормальный пятнадцатилетний подросток стал бы ныть и стонать и вести себя так, словно я собираюсь подвергнуть его страшнейшей из пыток! Но ты… ты ведь и правда любишь Шекспира. Я вижу это по тебе.

Йона подскочил словно ужаленный.

— Нет! — твердо сказал он. — Это неправда! Мисс Плюдерботтом не сводила с него строгих, проницательных глаз.

— А вот теперь ты лжешь, — сказала она. — Ты ведь не просто любишь Шекспира, ты его настоящий поклонник.

Йона бросился перед ней на колени.

— Пожалуйста! — взмолился он. — Не говорите никому об этом! Я все для вас готов сделать. Я куплю вам билеты на все пьесы Шекспира в каждый реконструированный «Глобус» мира. Вы будете в восторге от Токио! И Рима! И…

— Йона! — крикнула мисс Плюдерботтом и рассмеялась. — Но это не преступление — любить Шекспира!

— Но это разрушит мою репутацию! — в отчаянии завопил он. — Мой рэп, мой респект, мой аттитюд… мое стрит-кредо! Со всем будет покончено!

Разумеется, в кругу своих — исключительно в клане Януса — он не стеснялся бы признаться в любви к Шекспиру. И не только. А также к Моцарту, Рембрандту, Бетховену и Баху… Ко всем старикам.

Он даже как-то проговорился об этом Дэну, когда они были в Китае. Но он всегда может отказаться от своих слов.

Но поклонники! Им ни в коем случае нельзя знать эту сторону его жизни.

— Но это о'кей, — сказала мисс Плюдерботтом. — Честно, у Шекспира есть много общего с рэпом.

Йона тупо смотрел на нее.

— Но… это то, о чем я и сам все время думаю, — еле слышно сказал он.

— И именно поэтому каждый раз, когда я начинаю цикл лекций по шекспировскому сонету, я предваряю его твоей строкой «Жил я, жил, и гангстой стал». Дети тогда сразу понимают, что такое стихотворный размер.

Йона как стоял перед ней на коленях, так и рухнул на пол. Потом сел, встряхнул головой и медленно-медленно проговорил:

— Вы? Вы знаете мои песни?

— Вон из класса! — воскликнула мисс Плюдерботтом. — А ты думаешь, что семидесятилетняя кляча из штата Айова не способна полюбить рэп? А ты знаешь, что эта твоя последняя песня, которую ты выставил в онлайн — «Междоусобная боль», — лучшая из всех, что ты написал!

Ага, так, значит, мисс Плюдерботтом — просто еще одна фанатка. Все ясно. Проблем не будет.

— Значит, вы скажете и полиции, и журналистам, что вы просто обознались, — сказал Йона уверенно. — И просто приняли меня за какого-то другого парня. И что меня вообще не было в тот день в «Глобусе».

— Нет. Я не могу это сделать. Ты забыл, что я тебе сказала — о честности и прямоте? — напомнила мисс Плюдерботтом.

— Но вы же фанатка!

— И именно поэтому я не допущу, чтобы рядом с тобой существовала ложь! И тебе, и мне нужна только правда. «Всего превыше: верен будь себе. Тогда, как утро следует за ночью, последует за этим верность всем». Это из…

— «Гамлета», — хмуро продолжил Йона.

Йона и чувствовал себя словно Гамлет. Обреченным. Мисс Плюдерботтом никогда не изменит своих показаний. Йоне предъявят обвинение в вандализме. Его карьере настанет конец. А гонка за ключами будет все хуже и хуже — пока ему действительно не придется кого-нибудь пристрелить.