Счастливчик - Сергей Скрипаль

Марат набирал скорость, злость, отчаяние, и, в крутом пике, с размаху вломился к мэру города.

Мэр выслушал все истории Марата, сочувственно кивал головой, негодовал на конторских клерков, и обещал разобраться. Узнав о том, что Марат служил в Афганистане, предложил тут же переписать заявление с просьбой о предоставлении квартиры и приложить все документы.

Поверх заявления мэр на глазах у изумленного Марата достал трехцветную ручку и наискосок заявления написал указание своему подчиненному решить вопрос максимально быстро и положительно.

Марат, захлебнувшийся благодарностью, жал руку мэру, а тот проводил Марата до двери, и, прощаясь, сказал, что продублирует свой приказ по телефону, и, шутливо понадеялся, что ребята-«афганцы» знают, за кого голосовать на ближайших городских выборах.

Окрыленный Марат полетел не считая ступенек вниз, строевым шагом прогрохотал по коридору третьего этажа вправо, пятнадцать шагов вперед, и, вот она, знакомая дверь отдела, занимающегося жилищными вопросами.

Новая незнакомая юная секретарша томилась в крошечной приемной, в крошечной юбчонке и в тесной блузке. Появление радостного, с бумагами в руках, Марата, не встряхнуло ее, не выдернуло из томно-сонного состояния избалованной любимицы шефа.

Заявление, подписанное мэром, которое вот только к груди не прижимал Марат, она небрежно взяла двумя пальчиками, чтобы не смазать свеженанесенный маникюр, и поплыла, на невероятных шпильках, покачивая крутыми бедрами в кабинет, отгороженный от посторонних толстой, оббитой черным утеплителем дверью.

Марат, с неистово колотящимся сердцем присел, не отрываясь глядя на толстую дверь. Что за свою жизнь он видел хорошего от своего государства? Что получил взамен отданного, отнятого здоровья ? Он весь вытянулся сидя на краешке стула, ожидая результата. Какого? А черт его знает… Может быть того, что увидев мэровскую резолюцию из-за дверей выскочит начальник отдела, пригласит в кабинет, будет юлить и просить подождать, пока он «позвонит куда надо», может быть вообще, сейчас вынесут какую-нибудь справку, с которой можно поезжать за ордером, а может…

Да мало ли какие варианты могли быть в воображении человека, которому сам мэр написал резолюцию «решить немедленно вопрос с положительным результатом».

Надпись так и стояла у Марата перед глазами, четкая, написанная черной жирной пастой из трехцветной ручки.

Да ведь это не распоряжение, а практически приказ!

Вот…вот сейчас…Вот открывается дверь…

Из двери выскользнула зарумянившаяся секретарша, одной рукой одергивающая юбчушку, другой нащупывая пуговку блузки на груди.

Закрыла за собой двери и посмотрела на поднявшегося ей навстречу Марата.

– А что Вы тут делаете?, – недоуменно вскинула она узко выщипанные бровки.

Марат аж поперхнулся от неожиданности, и что то невразумительно промычал, жестами давая понять, что… вот же… он…же…это…вот…

– А, Вы заявление принесли…Так я его зарегистрировала, можете идти домой.

Марат опять давясь замычал, запоказывал на себя, на двери кабинета.

– А…Вам теперь надо ожидать вызова на прием. Юрий Владимирович поставил Вас на очередь на рассмотрение.

Багровый Марат заперхал что то, пытаясь задать вопрос, секретарша его опять опередила: – Адрес Ваш знаем, пришлем почтовое извещение или по телефону.

Давая понять, что времени для Марата у нее больше нет, закопошилась на столе, прихватила какую то бумажку, вышла из приемной, цокая шпильками по коридору.

Марат растерянно посмотрел на толстую дверь, на опустевшую приемную, на свои пустые руки, в которых еще недавно были бумаги, собранные с таким трудом.

Где то в длинном коридоре сквозняком захлопнуло двери, и от резкого перепада давления приоткрылась толстая дверь в кабинет начальника отдела.

–…Да, да... – донесся оттуда веселый мужской голос, —…На рыбалочку, конечно, на рыбалочку…Аллё, что? А-ха-ха-ха ! Возьму, конечно, она хоть и дура редкостная, но сиськи!!!…Да как же не дура, пять тысяч раз повторял, если мэр подписал черным цветом не носить…А? А-а-а-а-а, это ты, Семен Петрович не знаешь, а вот я тебе расскажу, да научу, может и тебе пригодится.

Все чувства Марата были так обострены, что он сразу понял, что речь идет о его заявлении. Подслушивать нехорошо, но он весь превратился в слух, а голос из кабинета продолжал весело говорить по телефону:

– Так ты слушаешь? Наш мэр любит поиграть в демократию, в доступного простого человека. Этакого рубаху парня и Всем Отца Родного. На самом деле у него девиз, ну, ты знаешь, – «Народ, я – твой рот…»… Ха-ха-ха-ха…Ну вот, чтобы всем угодить, он всё всем разрешает.

Из кабинета донесся шелест бумаги, которую, видимо, брали в руки. Марат придерживая рукой сердце, готовое выскочить из груди, затаив дыхание, слушал, боясь упустить хоть слово. А веселый голос продолжал:

– Вот пишет мне: «решить вопрос максимально быстро и положительно»…А?…Да это очередному «афганцу» квартирку захотелось. Щас!…А?…А потому что у мэра трехцветная ручка. Те же слова написал бы красным, – и «клиент» уже завтра получил бы ордер, синим – это мне команда, – «подожди, еще о вознаграждении не договорились», а черным…А-ха-ха-ха…Ну ты понял, да? А?…Да на фиг они ему нужны? Они в Афгане чеки зарабатывали, да медальки на грудь, всякие льготы, а вдобавок вынь да положь квартирку… Щас!!!

Марат, полыхая гневом, уже схватился за ручку толстой двери, но жуткий приступ головной боли скрутил его и поставил на колени.

Помертвевший Марат кое – как приполз домой со страшной головной болью, с потухшими глазами. Налил воды в стакан, проглотил таблетки. Прилег на кровать и, когда головная боль начала проходить, вспоминал свою жизнь и следил за мухой, которая сейчас больше и больше запутывалась в липкой паутине наплетенной в углу оконной рамы, до тех пор, пока не замерла не в силах более двигаться.

За стеной заскрипела раздолбанная кровать и заорала от удовольствия бесстыжая Зинка.

Марат начал потихоньку отключаться. Ему из мутящегося сознания приветливо-призывно замахала рукой мама.

Луч заходящего Солнца прошелся по смятой кровати, по грязному полу с рассыпанными по нему пустыми пачками из-под красненьких хитрых таблеток, взорвался разноцветными искрами в паутине, осветив навсегда застывшую муху и погас.

Глава 10. БАЧА

Обращение «бача» значит намного больше, чем «брат», «друг», «родной». Это обращение – особый знак единства. По нему отличают своего от остальных. Понимают, поддерживают, помогают, многое прощают. Невидимыми прочными нитями пережитого это обращение связывает накрепко тех, кто имеет на это право, навсегда.

«Бача» в переводе на русский язык – «парень», «пацан», «браток». Совсем другой смысл вкладывают в него, обращаясь друг к другу, ветераны афганской войны. Ветераны... Этим людям, многие из которых еще не перешагнули сорокалетний рубеж, такое определение совсем не подходит. И когда в школьном актовом зале, где проходил вечер встречи с бывшими солдатами, молоденькие учительницы нажимали на слово «ветеран», многие чувствовали себя неловко. Хотя, когда зазвучали песни, начали читать стихи и была показана инсценировка одного из эпизодов книги местного автора о той войне, очень неплохо исполненная школьниками, почувствовалось, – да, пережито, да, пройдено. Возбужденная, растревоженная память возрождала яркие образы, подсказывала, казалось бы, начисто, напрочь забытые детали. Но в ответ на предложения рассказать о былом – или покашливание, или смущенное молчание. Как детям рассказать про ЭТО?! Некоторые рассказывали о каких-то второстепенных деталях скупо и неохотно, теряясь и замолкая, комкая невнятный рассказ. Другие советовали:

– Слушайте наши песни. В них очень много сказано. Лучше и не надо...

Когда наступило время неофициальной части и школьники разошлись, вручив вконец измученным афганцам положенные в подобных случаях гвоздики, взрослых пригласили в столовую.

Серебряный звон медалей, пламенеющие пятиугольники орденов на гражданских пиджаках. Любопытные взгляды смущали ветеранов. Сели за скромно, но красиво накрытые столы, подняли тост.

После второй разговорились. По разные стороны зала слышалось:

– Бача, а не тебя ли я в Кабульском госпитале в восемьдесят втором в августе из машины на носилках тащил?!

– Эй, Колек, бача, помнишь, когда в Шинданде Мишку духи зарезали...

Наполнив в третий раз стаканы, внезапно встали, разом умолкнув, дав понять хозяевам сегодняшнего вечера, что и их приглашают присоединиться, выпили, помолчали, помянули в тишине погибших.

Теплее стало в зале, разговорились ребята, зазвучали рассказы – воспоминания. Солдату близко и понятно солдатское.

Со всеми вместе сидел за столом Славка. Он с женой недавно переехал в этот город, только-только устроился на работу. Когда вставал на учет в военкомате, его пригласили в городской совет ветеранов войны в Афганистане, познакомились и предложили пойти в школу на вечер. Славка, подумав, согласился.