Похищенная синьора - Лаура Морелли

орехового дерева… Беллина стыдилась и боялась того, что прежние друзья могут о ней подумать, поэтому старалась держаться от них подальше.

Очень скоро свадебные дары сменились дарами на крещение – Лиза родила сына Пьеро, а вслед за ним и дочь Пьеру, погодков. Младенцев одного за другим отнесли в баптистерий, затем отдали кормилицам, а Франческо дважды одарил Лизу украшениями с драгоценными камнями, повязав их ей на шею шелковыми лентами. Маленьких сокровищ прибавлялось в доме всякий раз, когда Беллина открывала парадную дверь гостям: латунные и серебряные блюда, кубки из дутого стекла, обтянутые кожей шкатулки с позументами, кистями, шитой золотом тесьмой, позолоченные ножницы с резными точилами, пустые страусиные яйца, нити черного янтаря с Балтийского моря… И всякий раз, когда Лиза разворачивала очередной подарок, Беллина одновременно восхищалась и ужасалась.

Днями напролет Беллина была занята хлопотами по уходу за младенцами и старалась не обращать внимания на выставку греховной роскоши вокруг. Она слушала жизнерадостную болтовню и дружеские советы Алессандро, повара, который предупредил, что детишек надо сразу успокаивать, коли разорутся, и по возможности не попадаться на глаза матери Франческо. Беллина нянчилась и с четырехлетним сыном Франческо от первого брака, Бартоломео, чья юная матушка умерла родами. «Бедняжечка, – думала Беллина про мальчика, – все внимание теперь достается двум другим голодным ротикам». Сама она была очарована огромными карими глазами и ангельской улыбкой Бартоломео и не забывала таскать для него на кухне сладости, когда никто не видел, играла с ним в ладушки и пела те же песенки, что слышали от нее маленькая Лиза и ее братья и сестры в ветхом доме за рекой.

По вечерам в своей скромной спаленке для прислуги на третьем этаже особняка Джокондо Беллина умывалась водой из таза, вешала простенькое платье в деревянный шкаф и простиралась ниц на холодных плитках пола. В тишине перед мысленным взором мелькали круговертью новые бархатные накидки Лизы, инкрустированные солонки, отчаянные покаянные молитвы, пламенные проповеди Савонаролы, взлетающая плеть в порывах самобичевания. Она старалась совладать с темными желаниями, змеиными кольцами искушений, сладострастными помыслами. Когда это не получалось, Беллина пыталась сосредоточиться на молитвах за Лизу и ее прираставшую семью. Определенно, отец Лизы был прав: мечтать о чем-либо, кроме того, как прислуживать своей госпоже до скончания дней, – нелепо.

А потом вдруг Дольче однажды утром у колодца для стирки шепнула, что Стефано хочет ее видеть. И вопреки своим страхам по поводу того, что он о ней думает, Беллина ощутила жгучее, неодолимое желание встретиться с ним, словно ее накрыла волна и потащила за собой в бурное море. И вот теперь она шагала по кварталу Сан-Лоренцо вокруг собора. Проходя мимо церкви Орсанмикеле, она чувствовала на себе неодобрительные взгляды статуй святых, устремленные на нее из ниш на старом фасаде, и, втягивая голову в плечи, пыталась скрыться от их безмолвного каменного осуждения за подводой, груженной дублеными шкурами, катившей по мостовой. На виа Пор-Санта-Мария, где находились шелкодельные мастерские Франческо, до Беллины долетал несмолкаемый перестук сотен деревянных челноков на ткацких станках – там трудились не покладая рук множество мужчин и женщин.

Помимо прочего, Беллине пришлось долго привыкать к новому хозяину, Франческо. Если отец Лизы был всегда добр и ласков с прислугой, то ее муж держался надменно и расхаживал по дому с важным видом. Когда по вечерам он возвращался из своих мастерских, атмосфера в доме тотчас менялась. Лиза мгновенно замыкалась в себе, ее свекровь, словно почувствовав свою власть, выступала на первый план, и слуги, включая Беллину, разбегались по углам.

Мать Франческо, проводившая дни чаще всего в розарии или за вышивкой, носилась с сыном как с писаной торбой, обхаживала его, как призового жеребца. Когда появлялась Лиза, несколько часов до этого наряжавшаяся перед зеркалом, чтобы встретить мужа, Беллина видела, как его глаза лучатся восхищением. Но потом он ужинал и удалялся в свой кабинет на первом этаже совещаться с приказчиками и деловыми партнерами. Там при свете дюжины свечей он неутомимо перелистывал толстенные приходно-расходные книги, в которые заносилось все, что касалось обработки коконов шелкопряда, покраски тканей, складирования готовых рулонов, изготовления расшитой золотом и серебром тесьмы, денежных расчетов с купцами от Антверпена до Лиона. Франческо до поздней ночи стучал костяшками на счетах и, лишь закончив дела, отправлялся в спальню к молодой жене.

Беллина знала, что этот человек – верный сторонник Медичи, но пока не понимала, насколько он влиятелен. Богатство Франческо, его баснословные доходы от торговли шелком, весь его образ жизни – это было именно то, против чего восставала она сама, Стефано и фратески. Беллина не желала, чтобы приверженность новой семьи земным благам и излишествам обрекла Лизу на геенну огненную, но как она могла сказать об этом своей ясноглазой госпоже, которая вела теперь образ жизни, о котором могла лишь мечтать, и с надеждой смотрела в будущее?

* * *

На берегу реки Беллина схоронилась за стволом раскидистой ивы и наблюдала, как из сарая, служившего складом, выходят после собрания люди. Кого-то она узнавала в лицо, но, с тех пор как в последний раз сама была на такой сходке, количество участников многократно возросло – такой толпы здесь раньше никогда не бывало.

Когда все наконец разошлись, Беллина выскользнула из укрытия и направилась к дверям склада. Внутри царил полумрак; в тусклом свете вырисовывался знакомый силуэт Стефано – он стоял, сгорбившись, над горкой углей, оставшихся от небольшого костра. Некоторые угли еще теплились в застоявшемся сыром воздухе.

– Стефано, – окликнула Беллина. – Дольче сказала мне, что ты…

Тут он обернулся, взглянул на нее пронзительным взглядом, и она осеклась.

– Ты живешь у Джокондо, – резко бросил Стефано из дальнего угла.

Беллина, сглотнув, уставилась на грязный подол собственной юбки.

– Я могу объяснить, – начала она, и Стефано неспешно двинулся к ней. – Когда Лиза вышла замуж за Франческо, ее отец велел мне последовать за ней, чтобы и дальше заботиться и…

Беллине отчаянно хотелось, чтобы он отвел взгляд, тем самым дав ей перевести дыхание, обрести смелость. Но в следующий миг Стефано оказался прямо перед ней, взял ее за руку, и она задохнулась. Прикосновение теплой, загрубелой руки невозможно было вынести. От него пахло немытыми волосами, прибрежным речным илом, золой от костра.

– Я понимаю, – проговорил он.

Его глаза, необычные, завораживающие, похожие на два отполированных кусочка янтаря, как те, что лежали в шкатулках с драгоценностями у Лизы в спальне, были устремлены на нее, на Беллину, изучали ее лицо. Она почувствовала жар, прокатившийся по венам, увидела, как дрогнули его ноздри.

– Это Божий