Под жарким солнцем Акапулько - Сара Карнаби

— Я абсолютно не это имел в виду! — Дэвид защищался яростнее, чем намеревался. — Я хотел сказать…

— …что в твоем понимании любви каждый живет своей жизнью, как ему нравится, и не допускает вмешательства со стороны другого, — закончила она за него.

— Большое спасибо! — взъярился он. — Но я в состоянии формулировать самостоятельно. Я хотел сказать, что каждый должен помогать другому развивать свою личность.

— Разумеется. — Ее улыбка стала шире и искусственней. — А если для развития твоей личности необходимо, чтобы ты шатался со своими товарищами по спортивной команде и кадрил девочек, то любящая тебя женщина должна это принимать и даже тебя поддерживать, не так ли?

На лице Дэвида отразилось искреннее изумление.

— Здорово! — пробормотал он, по-видимому, глубоко пораженный. — До сих пор я считал, что твоя сила в изобретении предрассудков. Но сейчас я, преисполнившись почтения, узнаю, что кое-что ты умеешь делать еще лучше… а именно, вкладывать в мои уста то, чего я не только не говорил, но и не думал.

— Это несправедливо! — вскинулась она.

Но он продолжал покачивать головой, как будто только теперь все понял.

— Неудивительно, что ты сама характеризуешь себя как работоспособную и серьезную студентку. Никто не станет иметь дело с девушкой, которая постоянно приписывает другому ложные слова.

— Я этого не делаю! И я никакая не девушка, а…

— Прости меня, если сможешь! — по-шутовски взмолился он. — Я забыл, что в сравнении со мной ты чувствуешь себя матроной!

— Ты ошибся, дорогой Дэвид. Я считаю себя совершенно нормальной молодой женщиной, которая связалась с ребенком.

— С… ребенком? — Как короткая пауза, так и недвусмысленная усмешка не оставляли сомнений в том, что он вовсе не считал себя ребенком.

— Разумеется, так и должно было случиться, — пробормотала она и пошла, качая головой, дальше. — Все всегда сводится к одному и тому же.

— Ну ладно, самая мудрая и зрелая. — Он на ходу прижался к ней и обнял за плечи. — Тогда изложи мне свою жизненную установку.

Она кивнула и сразу приступила к делу.

— Я очень дисциплинированная и жду, и требую от самой себя, чтобы во всем, что я делаю, будь то частная или профессиональная жизнь, достигалось самое высокое из возможных качество — и такого же отношения я жду от других!

— Да, так оно и должно было быть, — процедил он после короткой паузы.

— Почему так должно было быть? — Она попыталась сбросить его руку, но это ей не удалось.

— Потому что тот, кто входит в высшее общество, ценит только самое лучшее из лучшего. Все, что не соответствует гипер-супер-спецстандарту, не годится и отвергается. Поэтому ты и цепляешься ко мне постоянно.

Линн освободилась от его руки.

— Это кто за кого говорит? — От возмущения она орала так, что слышно было, наверно, за километр от них. — Я всего лишь сказала, что каждый человек должен максимально стараться делать все как можно лучше и…

— Я прекрасно все понял, — прервал он ее. — Ты требуешь рекордов, а все остальное не в счет.

— Я требую рекордов, потому что все, что ниже, было бы предательством по отношению к талантам человека. Если кто-то не делает все, что в его силах, он тем самым предает собственный талант.

Дэвид нисколько не смягчился.

— Если же человек делает все, что в его силах, и к тому же добивается очень большого успеха, то все равно не услышит ни слова одобрения.

Она настороженно посмотрела на него.

— Ты случайно не о себе говоришь?

Он кивнул.

— Да, я случайно говорю о себе.

— И к чему же ты приложил все свои силы, но не услышал ни слова одобрения?

Он склонил голову к плечу и улыбнулся своей бессовестно неотразимой улыбкой.

— О-о… — Линн не хотела краснеть, но почувствовала, что вспыхнула, и постаралась взять себя в руки. — Я оформлю тебе письменную справку со своим личным одобрением. Ты сможешь повесить ее потом у себя в университете, в комнате, которую ты наверняка оборудовал под трофеи.

Он покачал головой.

— Ну как так получается, что мы совершенно не можем ни о чем мирно поговорить? Почему мы вечно вцепляемся друг другу в волосы?

Линн печально пожала плечами.

— Вероятно, это связано с тем, что мы, в принципе, терпеть друг друга не можем.

— Но все-таки как-то терпим. — Он огорченно вздохнул. — Пожалуй, лучше вернуться в машину и часами кататься по окрестностям.

Она резко развернулась.

— Хорошее предложение. Так и сделаем.

Он снова обнял ее за плечи, она не сопротивлялась.

— А потом вернуться в отель и…

— Да, да! — торопливо согласилась она.

— …часами…

— Да, да, я уже поняла, — перебила она его, снова покраснев до корней волос.

— … упаковывать вещи, — закончил Дэвид, потешаясь над ее смущением.

— Идиот! — Она ткнула его локтем в бок, но видимого успеха не добилась.

— Я играю в футбольной команде, — напомнил он. — Я привык к куда более жестким ударам.

— Дэвид Бакли, я тебя не переношу, — кратко заявила она.

— Линн Уильямс, я тебя тоже! — Он прибавил шагу. — Собственно, мы не так уж плохо подходим друг другу.

— В некотором отношении да, — согласилась она с ним. — А завтра отдых все равно кончается.

Он покосился на нее.

— Ты говоришь так, словно чувствуешь облегчение.

— А ты не чувствуешь? — осторожно спросила она, опасаясь, что он и на самом деле чувствует облегчение.

— Чувствую, — подтвердил он, потому что в ее словах ему послышалось, что она и вправду так думает. — Хорошо, что пребывание в Кармеле заканчивается.

— Ты просто читаешь мои мысли, — заверила она его, хотя с удовольствием сказала бы что-то совсем другое.

Катаясь в его красном джипе по окрестностям и глядя на по-осеннему серый ландшафт, они молчали, занятые своими мыслями, и потом, в отеле, тоже мало разговаривали.

В последние общие часы каждый из них осознал, что предстоит расставание, и подумал, что их отношения могли бы выйти за рамки курортного романа.

Но мысль эта рассыпалась в прах, когда Дэвид на следующий день вез Линн в аэропорт и между прочим заметил:

— А ведь ты хотела передать мне справку о признании моих достижений.

— Я должна была это знать! — Она чуть не задохнулась от возмущения. — Это все, о чем ты можешь думать! Что-то, чем можно похвастать перед товарищами по команде!

У здания аэропорта она выскочила из машины и бросилась с багажом в зал. Дэвид мчался за ней.

— Говоришь, как настоящая заносчивая дура! — зло прошипел он.

Она была близка к тому, чтобы кинуть в него чемодан.