Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами - Шонесси Бишоп-Столл

«Прошу прощения», – говорю я. И это не просто слова. Я прошу прощения за свои небритые щеки, налитые кровью глаза и непарные носки, за писательское телосложение, низкий зарплатный потенциал, недисциплинированность и вредные привычки, и особенно за асимметричность моей дурацкой покаянной физиономии.

– Как самочувствие? – спрашивает доктор Бёрк.

– Похмельное, – выпаливаю я, как будто выбрасываю белый флаг. Наверное, это и есть его чудодейственная терапия: исцеляет уже то, что находишься рядом с ним, исцеляет само общество доктора Бёрка – такого ухоженного, такого подтянутого, ведущего такой здоровый образ жизни. На контрасте ощущаешь всю глубину своего падения, и другого пути нет – только вверх.

– Сколько вы вчера выпили?

– Только половину от позавчерашнего, – отвечаю я, хотя не очень уверен в своей оценке.

Из своего чемодана на колесиках он достает два пакета с раствором и начинает вешать первый на стойку. Это все тот же коктейль Майерса. «Мы постараемся прокапать оба», – говорит он, прокалывая мою руку.

Содержимое пакета начинает поступать, и теперь Бёрк готовит кислородную маску.

Никакого осуждения в нем не видно, но я чувствую, что должен постоять за себя. «Едва ли я первый, кто прибегает к вашим услугам скорее еще пьяным, нежели с похмелья».

«Пожалуй, не первый», – говорит доктор Бёрк, прилаживая маску мне на лицо. И начинает неспешное повествование, растягивая на аристократический манер слова. Звонит пациент, в диком возбуждении, говорить толком уже не в состоянии. Друзья слишком много выпили и попали в обезьянник, а ему так плохо, что он не может их оттуда забрать.

«И представьте себе, тут мне в голову приходит одна мысль, – говорит доктор Бёрк, – всякое, думаю, случается, и спрашиваю его на всякий случай: „Сэр, вы сейчас за рулем?“»

Так оно и оказалось. Доктор, конечно, проследил, чтоб он доехал до ближайшей парковки, и уговорил его там поспать. «Позвоните, как проснетесь», – говорит он, и тот делает, как сказано. А потом его забирают и приводят в порядок.

«В два счета на ноги поставили, – говорит доктор Бёрк, – и никто не пострадал».

Не считая пьяной езды, история эта вроде не имеет ко мне никакого отношения. Нос примостился в маске, кислород поступает исправно, а я просто делаю свою работу – хотя по-хорошему сейчас самое время спросить, что же это за работа такая. Внештатный автор, который пьет и пишет о похмелье, – занятие как минимум сомнительное. И испытания нешуточные. Например:

Похмелье само по себе. Вне зависимости от цели, что бы ни происходило, трудно найти в себе силы и средства, чтобы выведывать, доискиваться и ставить под сомнение слова интервьюируемого на сколько-нибудь достойном уровне, когда ты так страдаешь с перепоя.

Кислородная маска. Интервью с похмелья – всегда тяжелая задача. Поддерживать интерес – это отдельное испытание, а пытаясь сконцентрироваться, чувствуешь себя так, будто проглотил муху; пластиковая маска на лице процесс отнюдь не облегчает.

Единственный и неповторимый похмельный доктор. Он – чудо из чудес: уверенный, уютный, симметричный, с безупречной кожей, весь такой правильный, что справедливо задаешься вопросом: а бывало ли у него когда-нибудь похмелье? Я стягиваю маску и спрашиваю.

– Я любил красное вино и ненавидел, – отвечает доктор Бёрк, почти сочинив по ходу хайку. – Я был президентом Общества любителей бордо Лас-Вегаса и каждое утро просыпался с головной болью… Вот тогда-то я и понял: нужно что-то делать.

С тех пор как вдохновленный бордо доктор Бёрк создал свой бизнес, индустрия похмелья расширилась, словно кровеносные сосуды в глазном яблоке пьяницы. Доктор связывает это с тремя ключевыми факторами влияния на американцев: экономическими страхами, одержимостью здоровьем и Голливудом. В данном случае «идеальный шторм»[32] сложился из двух исследований и одного фильма. В первом исследовании говорилось, что похмелье обходится экономике США в 150 миллиардов долларов в год. Авторы второго исследования сделали вывод, что травы и экстракты, особенно опунция, могут облегчить некоторые симптомы похмелья. А затем «Мальчишник в Вегасе» стал самой кассовой взрослой комедией всех времен. В течение года все лавки и магазины в Северной Америке наполнились маленькими бутылочками разнообразных снадобий от похмелья.

– Все части «Мальчишника в Вегасе» очень благотворно повлияли на Лас-Вегас и похмельную индустрию, – говорит доктор Бёрк, устанавливая на стойку второй пакет с раствором. – Говорят, что третья – последняя, и это печально. Но я уверен, что люди все равно будут страдать от похмелья.

Киваю в знак согласия. Доктор Бёрк налаживает капельницу и заводит новую историю. Лечили они как-то одного парня, а он продолжал жаловаться на тошноту. У него в анамнезе был тяжелый кислотный рефлюкс, поэтому, чтобы обезопасить себя, доктор Бёрк отослал его в приемное отделение больницы. Там ему сделали гастроскопию (как у них это принято) и нашли у него в пищеводе кусок стейка. Но это еще не всё. Оказывается, годом раньше, живя в отдаленных краях, парень пошел к врачу с той же жалобой на тошноту. И этот врач принял застрявший рибай за рак в терминальной стадии и дал парню три месяца жизни. С тех пор тот не просыхал.

– Показательный случай, – говорит доктор Бёрк, покачивая безупречной головой.

– Это точно, – вторю на все согласный я. Наверное, мне следовало бы задать еще несколько вопросов, но я предпочитаю расслабиться и плыть по течению, омываемый кислородом, витаминами, электролитами и мягким светом. Я знаю, что скоро меня ждет восхождение на гору по невадской жаре, а потом мне придется махнуть с этой горы, затем полететь на вертолете и опять напиться. После трех дней в Городе Грехов я изможден и страдаю от недосыпа. Но в целом прямо сейчас мне почти хорошо. И это заслуга доктора Бёрка.

Я откидываюсь на пурпурную оттоманку, прикрываю глаза и дышу.

Второй перерыв

В плену у отвращения, или Как стращал Плиний

Мой отец – человек крайностей. Не зная полутонов, он мечется между безудержным гедонизмом и спартанским самобичеванием. Он большой любитель принять на грудь, а раньше еще и выкуривал по две пачки в день. Годами его главным достижением оставались четыре с половиной часа без курева, когда он бежал свой первый в жизни марафон. Но надо отдать ему должное – практически все мое детство он пытался бросить курить.

Чего он только не перепробовал: клеил пластыри и жевал жвачку, обращался к гуру и к целителям; когда это не помогло, кто-то подбросил ему идею Банки с окурками. Он постоянно носил ее с собой, и полбанки было заполнено мутной бурой водой с бычками. Помню даже