Шкура льва - Рафаэль Сабатини

— Я не нуждаюсь в прощении, ибо не совершила ничего дурного. Глупость — признаю. Я потеряла разум, послушавшись негодяя.

Леди Остермор собирала силы для новой атаки. Но мистер Кэрилл предугадал ее. С его стороны это, несомненно, было большой дерзостью, однако он не мог не видеть состояния Гортензии. К тому же он почувствовал, что даже лорд Остермор более не способен перечить супруге.

— В ваших же интересах, мадам, было бы помнить о том, — начал он своим удивительно четким голосом, — что лорд Ротерби даже теперь ни в коей мере не избавлен от опасности.

Графиня посмотрела на невозмутимого джентльмена, и его слова врезались ей в мозг. Она содрогнулась от страха и негодования.

— Что? О чем это вы говорите? — выговорила она.

— О том, что в этот самый час, если дело получило огласку, от вашего сына могут потребовать объяснений. Английские законы весьма суровы к преступлениям, подобным совершенному лордом Ротерби, а попытка фиктивного брака, в доказательствах чего нет недостатка, настолько отягчит преступление похищения, что ему, если на него донесут, придется совсем нелегко.

Миледи от неожиданности открыла рот. В словах мистера Кэрилла она уловила более чем предостережение. Ей почти показалось, что он угрожал.

— Кто… Кто может сообщить? — с вызовом спросила она.

— Ах — кто? — спросил мистер Кэрилл, со вздохом поднимая глаза. — Может выясниться, что посланник министра, который был в Мэйдстоуне по другому делу, находился в «Адаме и Еве» в это же время вместе с двумя из своих судебных приставов и стал свидетелем всего произошедшего. И кроме того, — он махнул рукой на дверь, — слуги есть слуги. Я не сомневаюсь, что они подслушивают. Никогда не знаешь, когда слуга перестает быть слугой и становится твоим врагом.

— К черту слуг! — выругалась графиня, подводя черту под его рассуждениями. — Кто этот посланник министра? Кто он?

— Его зовут мистер Грин. Это все, что мне известно.

— И где его можно найти?

— Не знаю.

Она повернулась к лорду Остермору.

— Где Ротерби? — спросила она.

— Понятия не имею, — ответил он голосом, выдававшим, как мало его это заботит.

— Его надо найти. Молчание этого человека надо купить. Я не позволю опозорить моего сына, посадив его, возможно, в тюрьму. Его надо найти.

Тревога графини была неподдельной. Она двинулась к двери, потом остановилась и повернулась снова.

— А пока пусть ваша светлость подумает, где вам следует разместить несчастную девушку, являющуюся причиной всей этой суматохи.

И она величаво покинула комнату, яростно захлопнув за собой дверь.

Глава 7

Отец и сын

Мистер Кэрилл остался отобедать в Стреттон-Хаузе.

Несмотря на то, что в это утро они преодолели всего-навсего путь от Кройдона, он захотел сначала отправиться на свою квартиру, чтобы переодеться к обеду. Однако ему пришлось отказаться от первоначального намерения.

В распоряжении мистера Кэрилла осталось около получаса после бурной сцены с ее светлостью, когда он опять — хоть теперь и в меньшей степени — сыграл роль спасителя мисс Уинтроп, за что девушка перед тем, как удалиться, наградила мистера Кэрилла дружеской улыбкой, давшей ему повод считать, что Гортензия склонна простить ему вчерашнюю глупость.

В эти полчаса мистер Кэрилл снова целиком отдался размышлениям по поводу своего положения. В отношении лорда Остермора он не питал иллюзий, оценивая того не выше, чем он стоил. Но, будучи проницательным и справедливым в своем суждении, он был вынужден признаться, что нашел собственного отца совершенно не таким человеком, какого рассчитывал увидеть. Он ожидал обнаружить растленного старого повесу, порочное создание, погрязшее в грехе и бесчестии. А встретил слабого, покладистого и довольно скучного человека, чей тягчайший грех, казалось, заключался в эгоизме, зачастую неотделимом от вышеназванных черт характера. Если Остермор и не состоял в числе тех, кто вызывает устойчивую симпатию, то и сильной неприязни он не возбуждал. Его бесцветная натура могла породить лишь безразличие.

Мистер Кэрилл с некоторой тревогой понял, что склонен выказывать старику определенное расположение и готов пожалеть его, обремененного столь недостойным сыном и кошмарной женой. Мистер Кэрилл был убежден, что творимое человеком зло играет с ним скверную шутку, наказывая его в этой жизни, и поэтому, как подкаблучный муж мегеры и игнорируемый отец, граф Остермор невольно искупает грех своей молодости.

Мистер Кэрилл полагал также, что по большому счету человек лишен свободы воли. Не человек, а его природа, не отягощенная совестью, должна нести ответственность за его поступки, будь они плохими или хорошими.

Однако, оправдывая своего отца по причине его слабости и недалекости, мистер Кэрилл почувствовал, что тем самым проявляет неверность по отношению к взрастившему его Эверарду и своей покойной матери. Мысль о стоящей перед ним задаче возникла у него в голове, бросив Кэрилла в холодный пот. Там, во Франции, он позволил приемному отцу убедить себя и обязался осуществить план мщения. Эверард воспитал в нем веру, что отмщение за мать есть единственное оправдание его собственного существования. Но теперь, когда мистер Кэрилл лицом к лицу встретился с человеком, бывшим его родным отцом, его колебания сменились истинным ужасом. Ему виделось абсолютно очевидным, что сыну не пристало выполнять функции палача по отношению к тому, кто, несмотря ни на что, по-прежнему оставался его отцом. Это было чудовищно, противоестественно.

Мистер Кэрилл сидел в библиотеке в ожидании его светлости и объявления об обеде. Перед ним лежала книга, но глаза его были устремлены в окно, на раскинувшиеся ровные лужайки, иссушенные веселым летним солнцем. А мысли его были совсем невеселы. Заглянув в свою душу, мистер Кэрилл увидел, что не может и не хочет выполнить то, зачем приехал. Он дождется приезда Эверарда, чтобы так ему и сказать. Он знал, что разыграется настоящая буря. Но лучше уж она, чем взять на себя такой грех. А в том, что это грех, и грех неискупимый, Кэрилл уже не сомневался.

Приняв решение, он встал и подошел к окну. Его рассудок еще недавно метался в поисках выхода, душа истерзалась сомнениями. Но теперь, когда категорическая резолюция была принята, спокойствие и мир воцарились в нем, словно бы доказывая, насколько он прав и заблуждаются остальные.

Вошел лорд Остермор, заявив, что обедать они будут только вдвоем.

— Ее светлость, — объяснил он, — отправилась лично на поиски лорда Ротерби. Она полагает, что знает, где его найти — в каком-нибудь отвратительном притоне, конечно, куда графине лучше бы отправить слугу. Но ведь женщины — своенравные лошадки, упрямые и своенравные! Вы не находите их таковыми, мистер Кэрилл?

— Я нахожу, что подобное мнение характерно для большинства мужей, — сказал мистер Кэрилл, потом задал вопрос, касающийся мисс Уинтроп, удивившись ее отсутствию за столом.

— Бедняжка не покидает своей комнаты, — ответствовал граф. — Она перенервничала… перенервничала! Боюсь, ее светлость… — Он резко замолчал и кашлянул. — Так что обедать мы будем одни.

Вдвоем они и обедали. Остермор, невзирая на появившиеся трещины в его благосостоянии, содержал прекрасный стол и искусного повара, и мистер Кэрилл был рад отметить в своем родителе эту прекрасную черту.

За трапезой разговор носил отрывочный характер. Когда же скатерть подняли, а стол очистили от всего, за исключением тарелок с фруктами и графинов с портвейном, мадерой и другими белыми винами, наступило время для светской беседы.

Мистер Кэрилл откинулся в своем кресле, держа в пальцах ножку рюмки, наблюдая за игрой солнечных лучей в красноватом янтаре вина и размышляя над необычайно странным поведением человека, по чистой случайности оказавшегося за одним столом с собственным отцом, о том не подозревавшим. Вопрос его светлости частично пробудил его от дум, в которые он начал погружаться.

— Вы рассчитываете надолго задержаться в Англии, мистер Кэрилл?

— Это будет зависеть, — последовал неопределенный ответ, — от успеха одного дела, что я приехал осуществить.

— А где вы живете во Франции? — поинтересовался милорд, будто бы пытаясь поддержать вежливую беседу.

Убаюканный собственными размышлениями до полной беззаботности, мистер Кэрилл ответил совершенно правдиво:

— В Малиньи, в Нормандии.

В следующее мгновение раздался звон разбитого стекла, понявший свою неосторожность мистер Кэрилл похолодел.

Слуга тут же оказался рядом, поставив перед его светлостью новую рюмку, после чего Остермор знаком приказал ему удалиться.

Пауза была достаточной, чтобы мистер Кэрилл пришел в себя, и, несмотря на то, что его сердце стучало сильнее обычного, внешне он сохранял все ту же лениво-безразличную позу, как если бы ему было невдомек, что сказанное им доставило его отцу по меньшей мере беспокойство.