Петролеум фэнтези - Александр Лисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда к началу лета 2011 года я отобрал необходимую композицию для музея, следующим этапом мне предстояло сделать самое сложное, договориться с чиновниками НГДУ «Лениногорскнефть» о её размещении. Скажу сразу, разговор с ними по телефону у меня не получился. У нас в России, если ты не от кого-то, дистанционно никакие вопросы не решишь. Всегда нужна личная встреча. Максимум, чего я от них добился, это того, что не получил от них прямой отказ. Я понимал, что в их глазах я выгляжу просто навязчивой мухой, создающей им ненужные проблемы. Но мне по жизни тоже какое-то время приходилось быть чиновником, но я никогда не был бюрократом и достаточно хорошо изучил эту породу людей. Я имел полное представление о том, как с ними строить беседу, как излагать свои мысли и просьбы, как обходить их слабые места, преодолевать их чванливость и некомпетентность. Я глубоко надеялся что эта часть моего жизненного опыта в этот раз мне пригодится. В итоге мне тогда по телефону всё-таки удалось получить от них ответ: «Приезжайте, будем смотреть ваши фотографии».
До поездки в Лениногорск оставался месяц, и я занялся самостоятельным изготовлением фотопортретов. Учитывая, что многие фотографии, которые я получил от моих многочисленных корреспондентов по электронной почте, выглядели, мягко говоря, помятыми и малопрезентабельными, мне пришлось их отдать в фотоателье для реставрации. Параллельно я подобрал фоторамки в тон тем, что уже висели в музее. Мне нужно было доставить в Лениногорск моё главное оружие – фотопортреты – уже в законченном виде, чтобы не давать повод для затягивания процесса их размещения на заранее выбранном в музее месте. У меня всё получилось, экспозиция производила благоприятное впечатление, к тому же в ней было несколько просто уникальных фотографий из прошлого.
В начале июля я приехал из Москвы в Лениногорск на своём автомобиле, так было легче довезти фотопортреты в сохранности. Первым делом я пошёл на разведку в музей, чтобы ещё раз убедиться что со стороны музейных работников не будет препятствий и что выбранное место ни кем не занято. Меня встретили практически безразлично и упрекнули меня в том, что я чуть ли не полгорода заставил заниматься своей идеей.
– Послушайте, уважаемые дамы, я ничего не прошу от вас лично, мне ничего не надо, я просто привёз вам новые фотопортреты, которые должны здесь висеть по достоинству и которые только расширят и сделают более полным представление посетителей о том, как наш город рос и развивался. Не более того, – сказал я им, решив, что уже пора переходить в атаку.
– Нам сказали сверху, что мы не будем размещать ничего нового, и вообще эта контора, о которой вы печётесь, она вообще не из нашего города, – открыто, не скрывая своего раздражения, объяснила мне директриса.
– А из какого? – не сдержался я, уже готовый порвать её на мелкие клочья.
– Она из Оренбурга, и на момент создания музея она не входила в состав «Татнефти». У нас представлена тематика только тех предприятий, которые работают в Татарстане, – ответила она почти сквозь зубы, наверное, словами своего начальства.
Я мог ожидать чего угодно, но только не этого. В первый момент я даже не знал, что им возразить. Я понимал, что она говорит не своими словами, она повторяет всего лишь зазубренную инструкцию. Но нужно было что-то делать. Исполнение моей цели повисло в воздухе. Я мог потерять инициативу и тогда я настойчиво им предложил:
– У меня в багажнике автомобиля находится коробка с готовыми экспонатами, вы хотя бы их посмотрите! Вы же музейные работники, это ваша обязанность находить исторически факты и выставлять их на обозрение. – Не дав им опомнится я вышел из музея и уже через пару минут был перед ними с огромной коробкой в руках.
– Ну что, будете смотреть то, что в ней находится? Проявите, пожалуйста, хотя бы мало-мальское любопытство! – настойчиво сказал я, распечатывая коробку и не давая им возможности прийти в себя.
Теперь они стояли молча, и я видел, что им было просто стыдно. Доставая портреты я их раскладывал перед ними в той последовательности, в которой собирался им преподнести экскурс в историю геологоразведочных работ Татарстана.
– Вот смотрите, это портрет моего отца, на фотографии видно, что он был Героем Социалистического Труда. А вот это портрет бывшего главного инженера конторы, который затем пробурил первую в СССР Аралсорскую сверхглубокую скважину СГ-1, работал в Министерстве вместе с Шашиным заместителем начальника Технического управления и в конце карьеры стал директором ВНИИБТ, а вот это портрет бывшего главного механика конторы, который после стал начальником Управления внешних связей Миннефтепрома СССР. Вам необходимо комментировать следующие фотографии, или вы посмотрите их сами? Тут сплошь уважаемые люди, которые отдали Лениногорску более двадцати лет своей жизни, именно здесь и тем более в самые ранние годы развития местной нефтедобычи. Для вашего сведения, чтобы вы выучили раз и навсегда, эта контора, которую не хочет признавать ваше руководство открыла здесь более семидесяти нефтяных месторождений, именно здесь, в Татарстане, рядом с Лениногорском. А то, что контору после выполнения поставленных перед ней задач в Татарстане действительно перебросили в Оренбург, так это не её вина. Так решила в то время коммунистическая партия и советское правительство, а люди только подчинились.
Я видел, что у них был шок, и я понял, что всё правильно сделал и мне по-другому нельзя было действовать. Наверное, мне нужно было говорить с женщинами чуть-чуть помягче, но поймите, что мне оставалось делать в столь кризисный момент.
– Я оставляю эту коробку и портреты у вас и прошу вас весь наш разговор немедленно довести до вашего начальства. Передайте им, что если до завтрашнего утра они не примут положительного решения по моей экспозиции, то завтра же я обращусь с соответствующим заявлением в прессу. Вам понятно, что я не отступлюсь от задуманного. Вот вам мой телефон и адрес, где я остановился. Жду вашей реакции.
Распрощавшись с ними, я ушёл из музея и не мог ещё очень долго прийти в себя. Почему всё это происходит? Неужели современная городская нефтяная власть старается переписать летопись заново, вымарать значимые страницы истории, или это просто новый стиль работы местной элиты? То, что я им намекнул на прессу, это не было шантажом, я действительно не остановился бы ни перед чем. Я уже был наслышан о мнениях горожан о том, что нефтяная власть в городе уже далеко не та и даже не похожа на советскую, а гораздо эгоистичнее, что они оторвались полностью от жизни города и от его нужд. Если раньше весь город работал на нефтяную отрасль, а нефтяники были кровно связаны с его развитием и поддержанием всех сфер его жизнедеятельности в рабочем состоянии, то теперь все связи были утеряны. Нефтяники новых рабочих мест городу не дают, его всё чаще и чаще покидает молодёжь. Город просто медленно деградирует. А местная пресса уже давно не пишет о достижениях нефтяников, это было легко понять, перелистав последние номера газет.
Ответа не пришлось долго ждать. Директриса музея мне перезвонила буквально через пару часов и говорила со мной уже совершенно другим тоном. Я понял, что лёд начал таять, но ещё не тронулся. Радоваться было пока рано. Она попросила прийти меня в музей на следующий день к открытию.
В тот вечер у меня ещё была одна цель, зайти в местную ветеранскую организацию и познакомиться с её руководителями. Город маленький, и добраться быстро до них мне ничего не стоило. Это были уже достаточно пожилые люди, но они насквозь были пропитаны каким-то необычным юношеским задором. Они строили бесконечные планы и ставили перед собой грандиозные цели по увековечиванию памяти заслуженных людей города и просто помогали чем могли приходящим к ним пенсионерам. Мой рассказ о моих сегодняшних баталиях в музее не стал для них большой новостью. Они испытывали свою ненужность никому почти ежедневно. «Вот варимся сами в собственном соку, сами себя развлекаем, ходим по кругу с шапкой, пишем во все возможные организации письма, чтобы собрать необходимые средства для строительства новых памятников ветеранам на Аллее Славы. Нефтяники нас почти не слышат, а если чем-то и помогают, то только по большим праздникам. Но ничего, вот живём, не даём себе скучать».
Они дали мне слово, что в случае необходимости будут помогать. Я думаю, что тогда они сдержали своё слово и внесли положительную лепту в решение моих проблем. Но с тех пор и по сегодняшний день мы стали с ними очень хорошими друзьями. Большое им спасибо.
Я не знал, что мне принесёт начавшийся день, но ровно к открытию я был в музее. Директриса мне сказала, чтобы я побыстрее собрал экспонаты и ехал вместе с ними в НГДУ «Лениногорскнефть». С её слов, меня уже там ждут. Выбора у меня не было, и я поехал.
Совещание состоялось в кабинете заместителя генерального директора по общим вопросам, в ведении которого находился музей. Он был даже моложе меня, и мне трудно было определить степень его компетентности в исторических познаниях. Да и должность у него была такая, по общим вопросам, и ничего мне не говорила. Зачастую это так и бывает – кот в мешке. В кабинете присутствовало ещё двое незнакомых мне специалистов. Меня попросили разложить фотопортреты на большом столе, который стоял по середине кабинета. Все трое, делая вид, что они внимательно рассматривают мои фотографии, стали между собой перебрасываться впечатлениями от увиденного. Придраться было не к чему, композиция была очень выдержанной без всяких излишеств. И я решил для себя, что постараюсь молчать или же как можно меньше с ними говорить. Я понимал, что у них решение уже принято, иначе бы меня сюда не пригласили. Но кто дал, как говорят нефтяники, добро, я так и не узнал, и мне это было по большому счёту безразлично. Я же не пришёл к ним, чтобы попросить копейку на жизнь, и даже не упрашивал их ни о чём, я оказался там исключительно только ради восстановления справедливости, реабилитации тех, кто открывал те нефтяные месторождения, из которых они сегодня добывают нефть.