Агата Кристи. Свидетель обвинения - Александр Яковлевич Ливергант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весной 1926 года Агата Кристи выпускает в издательстве Коллинза «Убийство Роджера Экройда» – один из лучших своих романов; спустя десять лет он войдет вместе с Евангелием и с «Как вам это понравится» в первую в истории говорящую книгу для слепых. Идею романа (рассказчик и убийца – одно лицо) подал Агате ее зять Джеймс, муж Мэдж.
И не он один. 28 марта 1924 года Агата получает письмо от лорда Луиса Маунтбаттена, который предлагает писательнице ту же идею, и даже во всех подробностях расписывает сюжет. Написано письмо – от третьего лица:
«Лорд Луис просит его извинить за то, что обращается с письмом к незнакомому человеку, и надеется, что миссис Кристи воспользуется его идеей. Разумеется, лишь в том случае, если эта идея придется ей по душе. У него же самого, морского офицера, на сочинение романов нет времени, лишь изредка он позволяет себе напечатать в каком-нибудь журнальчике рассказ-другой, а потому сам он этим сюжетом воспользуется вряд ли».
Спустя много лет лорд Луис напишет Агате Кристи, с которой он так ни разу и не встретился, еще одно письмо, где поздравит с только что поставленной «Мышеловкой». Вот что ответила Агата лорду Маунтбаттену на его второе письмо:
«Меня уже много лет преследует нечто вроде комплекса вины: ответила ли я тогда на Ваше письмо? Неужели, ужаснулась я, письмо я написала, а отправить его забыла? Идею “Доктор Ватсон – убийца” я почерпнула из двух источников. Один источник – мой зять, однажды он между делом заметил: “Должен же доктор Ватсон когда-нибудь и сам совершить убийство!” Я ему возразила, что это потребует немало усилий чисто технического свойства. Наш разговор вскоре забылся, но тут приходит Ваше письмо… Идея, в нем изложенная, показалась мне на редкость заманчивой, ведь она еще никому не приходила в голову, но меня одолевали сомнения: по силам ли мне эту идею осуществить? Однако каков вызов! И я задумалась, я обсасывала эту идею, точно собака – кость…»
Критики, как и читатели, к такому «повороту событий» были не готовы, ведь Кристи нарушала незыблемую традицию, действовала против правил, не вчера установленных.
«Провал! Безвкусица! – возмущался рецензент в «News Chronicle». – И этим автором мы привыкли восхищаться!»
«[Агата Кристи] порочит идею детективного жанра как такового, – жаловался какой-то безвестный читатель в письме в «Times». – Такое впечатление, что классический детектив ей попросту надоел».
Вот и Арчибальду надоел «Аддисон-мэншнз», и Агата – у нее появились деньги – покупает большую, двухэтажную квартиру в доме «Скотсвуд» в Саннингдейле, в 30 милях от Лондона, откуда Кристи со временем переезжают в собственный дом «Стайлз» в том же Саннингдейле.
Название дома, конечно, придумала Агата:
«“Происшествие в Стайлз” – моя первая книга, она вывела меня в люди».
Место – скучноватое: ни кинотеатров, ни театров; живут в Саннингдейле одни старики, ничего, кроме погоды, собственного сада, банковского счета и еды, их не интересует.
Зато перед домом у Кристи большой сад с ручьем и живописной лужайкой, до Лондона рукой подать, да и гольф-клуб, как теперь выражаются, в шаговой доступности; до гольфа Арчи, как мы знаем, большой охотник.
До гольфа – но не до жены; такие, как она, зовутся в Англии «гольф-вдовой» («golf widow»). Последнее время муж с ней сух, держится особняком; впрочем, с азартом (авиатор как-никак) учит Агату водить машину: она купила, опять же на собственные деньги, чем очень гордится, «маленький да удаленький» «моррис-коули». «Машина расширяет горизонты», любила говорить Агата, садясь за руль. Водить она научилась очень быстро; водила аккуратно, «с оглядкой», как выразилась Клара.
Купила машину и завела себе секретаршу – шотландку мисс Шарлотту Фишер, которую прозвала Карло (в объявлении, которое Агата поместила в местной газете, так и говорилось: «Предпочтение будет отдано шотландке»). И не только секретаршу и помощницу – но и, как уже отмечалось, верную подругу.
А также идеальную няню для Розалинды, которой с нянями прежде решительно не везло. За два года, с 1923-го по 1925-й, у девочки сменилось три няни. Первая, «Кукушка», была вполне добропорядочна, но ничего не умела и всего боялась – Розалинда быстро это усвоила и села ей на голову. Вторая, мисс Уайт, была и ловка, и умела, и в меру строга, но прожила в «Стайлзе» совсем недолго. Третья же, Марсель, гувернантка из Швейцарии (рекомендация Мэдж), была робка, нескладна, отличалась «неустойчивой психикой», и Розалинда ее ни в грош не ставила. Не слушалась она и мать: Агата любила говорить, что дочь смотрит на нее словно бы со стороны.
«Нет ничего более поразительного в этом мире, – отмечает Агата, – чем твой собственный ребенок, который одновременно и твой, и не твой, тебе родной и в то же время чужой… Ты – не более чем ворота, через которые твоя дочь войдет в мир… Она похожа на диковинное растение: ты приносишь его домой, сажаешь и ждешь, что из него вырастет».
По возвращении с Корсики, куда Агата отправилась вдвоем с Мэдж (Арчи под каким-то предлогом ехать отказался) в апреле 1926 года, сёстры обнаруживают, что Клара – ей уже семьдесят один – очень сдала. Последнее время ей неможется, у нее бронхит, слабость и – плохой признак – отсутствие интереса к жизни (которым, к слову, она никогда раньше не страдала). Мэдж забирает мать из Эшфилда в Эбни-холл и спустя месяц отправляет младшей сестре телеграмму недвусмысленного содержания: «Приезжай немедленно».
Арчи на похороны тещи не явился: он в это время находился по делам в Испании, да и вообще, как мы знаем, не любит болезней и смертей.
«Ненавижу, когда люди болеют и несчастливы, – не раз говорил он жене. – И не переношу, когда мне плохо, когда меня лишают того, что мне хочется. Все люди счастливыми не бывают – кто-то же должен быть несчастным».
Роли, таким образом, распределены. Арчи счастлив, он влюбился. Предмет любви – 25-летняя Нэнси Нил, секретарша в крупной газовой компании, девушка с завораживающей улыбкой, от которой
