Пляжный клуб - Элин Хильдебранд

В честь Дня памяти павших Мак отпустил Лав пораньше – все выходные она трудилась как пчелка – и сам занял место в конторке портье. Он представлял, что рядом, чуть поодаль, стоят его родители. «Вот наше фойе». Эти лоскутные одеяла Мак лично вывешивал каждый год. «А там – океан. Красиво, правда?». Паром забирал толпу отъезжавших на материк. «А вон та молодая пара съезжает». Смуглые щеки, белые лбы, из спортивных сумок торчат велосипедные шлемы.

– Здорово отдохнули. – Довольный мужчина протянул Маку карту «Американ-экспресс». (Лучше б родителям не знать, какие деньги выкладывают за здешние номера.) – Большущее вам спасибо.

– Да-да, и хорошо, что вы посоветовали нам прокатиться на Алтарную гору, – живо добавила женщина. – Невероятное зрелище.

У входа молодую пару ждало такси. Уходя, они коснулись пальцами деревянных игрушек Терезы, словно на удачу.

«Видите? Они счастливы. Я подарил им улыбку», – сказал бы Мак родителям.

Когда он обернулся, в холле не было ни души.

Это день был днем воспоминаний. Скажем прямо, у Лейси Гарднер имелись и другие поводы помянуть мужа добрым словом. Хотя бы восемнадцатого августа – день его рождения, или одиннадцатое ноября – годовщина свадьбы, или День святого Валентина – когда, по прихоти судьбы, Максимилиана не стало. К тому же, что ни говори, а это день – это день ветеранов, ведь правда? Да к черту детали. Какая, в сущности, разница? Сегодня она пригласила на коктейль новенького коридорного, и он засыпал ее вопросами о Максимилиане, заставив пуститься в долгие и подробные воспоминания.

– А чем занимался ваш муж? Кем он был по профессии? – спросил Джереми. (В начале знакомства он представился Джемом, но имя «Джереми» нравилось ей больше.)

– Банкиром.

Паренек согласился выпить виски, заработав очко в свою пользу. Лейси налила два стакана и поставила на журнальный столик. Джереми сидел на диване и рассеянно вертел в руках снимок Максимилиана, сделанный в последнее лето его жизни. Цветущий и загорелый, тот стоял на террасе их дома на Клифф-роуд.

– Это он? – полюбопытствовал Джереми.

– Собственной персоной, – ответила Лейси. – Максимилиан Перси Гарднер.

Она встала, прошла на кухню, хотя в ее крошечном домике гостиная, столовая и кухня были единым целым, и стала рыться в холодильнике в поисках сыра. Положила на тарелку несколько ломтиков бри и галеты, и тут в дверь постучали. Это Ванс принес ведерко со льдом. Боже правый, она забыла положить в напитки лед и даже не заметила!

– Да явится разносчик льда! – приветствовала его Лейси.

Зубы стиснуты, лицо – неподвижная маска. Этому молодому человеку надо быть поулыбчивее, ему пойдет. Она беспрестанно об этом твердила, да все без толку. Теперь он еще и обрился! За какой такой надобностью? Уж не вступил ли в какую-нибудь шайку?

– Свободу люблю, – объяснил Ванс. – Приятно, ветерком обдувает.

Ванс заглянул в гостиную и засек расположившегося на диване напарника.

– Я бы пригласила тебя присоединиться, – торопливо пробормотала Лейси, – но ведь ты на работе. А ничто так не портит дружеские посиделки со стаканчиком виски, как неотложные дела.

– Да ничего страшного. – Ванс опустил на стойку ведерко со льдом и попрощался: – Все, пока.

– Спасибо! – крикнула Лейси вслед. Взяла со столика сыр и галеты и пошла за льдом. Если хочешь принимать в доме гостей, придется пошевелиться.

Когда она с ведерком и льдом добралась наконец до журнального столика, Джереми стал уплетать сыр. Лейси опустилась на стул, чуть передохнуть, и он прекратил жевать. Она заметила, что фотография Максимилиана, которую разглядывал паренек, лежит лицом вниз на диване.

– А теперь расскажи о себе, – сказала Лейси. – Откуда ты родом? Из какой семьи?

– Я вырос в Фоллз-Черч. У моего отца свой бар.

– Правда? Настоящий бар? – удивилась Лейси. – А братья-сестры у тебя есть?

Джем отправил в рот очередной крекер.

– Сестренка, младшая. У нее булимия. Родители водят ее к психотерапевту. Вы ведь знаете, что такое булимия? Сначала она наедается до отвала, а потом опустошает желудок.

Джереми закинул крекер в рот.

Лейси пригубила из бокала. Тут Джереми вновь заинтересовался фотографией.

– Ваш муж похож на одного актера, давнишнего. Дугласа Фэрбенкса. А сколько вы с ним прожили?

– Сорок пять лет, – ответила Лейси. – Я поздно вышла замуж. Мне тогда стукнул тридцать один год. Я делала карьеру, и многие, включая моего собственного отца, считали меня безнадежной старой девой. А вот Максимилиан взял и женился.

– Сорок пять лет в браке, надо же, – проговорил Джереми. – Много у вас детей?

Лейси частенько думала, а есть ли формула, чтобы рассчитать, сколько вопросов должен задать человек, прежде чем ляпнет бестактность, наступит на больную мозоль и спросит как раз о том, от чего заноет сердце. У Джереми это получилось на удивление быстро. Тяжко поднимать больную тему.

– Одна я. Поздновато мы поженились.

Джереми угостился крекером.

– Я так понял, вам было чуть больше тридцати. Это ведь не возраст.

– Для нас оказалось поздно, – возразила Лейси. Всю жизнь она видела причину своей бездетности в возрасте – к тому времени как Максимилиан вернулся с войны, ей стукнуло тридцать четыре, хотя в последние годы, после множества телевизионных программ о бездетных парах, она стала понимать, что ее бесплодие могло быть вызвано бесчисленным множеством других причин. Когда все их попытки оказались неудачными, Лейси загорелась идеей взять приемыша, но Максимилиан был категорически против. Они даже крупно повздорили, в первый и последний раз за сорок пять лет совместной жизни. Никакого усыновления – и точка! Он упрямо стоял на своем и в этот момент совсем не походил на человека, за которого она когда-то вышла замуж. В качестве аргумента Максимилиан рассказал ей историю одного парня, который вот так же усыновил дитя, а потом оказалось, что ребенок на четверть японец. «Ну и пусть, – возразила Лейси. – Хоть на четверть, хоть целиком. Какая разница?» «Ты не была на войне», – отрезал Максимилиан. Да, это правда. Лейси не довелось пережить ужасов войны, однако это не имело никакого отношения к теме их разговора. Ей просто хотелось ребенка.

Лейси бросила взгляд на фотографию Максимилиана, которую Джереми бережно водрузил на стол. Они прожили хорошую жизнь. Полную и разнообразную, насыщенную работой, поездками и встречами с интересными людьми. Вот только Максимилиан не сдержал своего обещания быть рядом до конца. Он умер во сне. И ведь даже не болел! Просто ушел. Как будто устал жить. Устал, вы подумайте! Они легли вместе, взявшись за руки перед сном, а проснулась она одна. Когда Максимилиан сказал свое веское слово по поводу приемного ребенка, он не догадывался, какую чашу одиночества ей доведется испить.

– Еще будешь? – предложила Лейси.

– Я налью.

– Хорошо, – сказал она, устраиваясь в кресле. – А то я что-то расслабилась.

Джереми приготовил напитки и вручил Лейси ее стакан.

– Расскажи мне, кем ты хочешь стать. Я слышала, в Нантакете ты проездом, а конечная твоя цель – Голливуд.

Джереми кивнул:

– Все верно. Осенью дерну на запад. Хочу быть агентом.

Агентом, подумала Лейси, типа ФБР? Ну уж это вряд ли. Это как будто «шпион». Наверное, ослышалась.

– Агентом? – для верности переспросила она.

– Да, продвигать актеров. Я сам думал стать актером, – продолжил Джем. – Пробовал в университете. Не получилось. Но и бизнес мне нравится. Вот и пришла мыслишка, а почему бы не податься в Лос-Анджелес и помогать там людям. Представлять их, рекламировать, чтобы они получали хорошие деньги. Быть им другом.

Куда катится мир, если тебе платят, чтобы стать другом?

– Замечательная мысль, – ответила она.

Джереми сцапал очередной крекер. Целый день на ногах, ничего удивительного, что мальчик проголодался. Не разогреть ли в горшочке рагу из тушеной меч-рыбы? А может, пусть заночует в ее домике? Впрочем, наверное, это будет уже перебор.

– А как относятся к этому твои родители? – спросила она.

Кусочек крекера встал поперед глотки, и Джереми закашлялся. Видимо, теперь она наступила на больную мозоль. Похоже, булимичная сестра – тема куда менее острая, чем его отношения с родителями.

– Они пока не в курсе. Предки хотят, чтобы я был дома, под присмотром, особенно учитывая ситуацию с сестрой. Чтобы я пошел в интернатуру на хиропрактика или еще кого. Так что про Калифорнию я им пока не сказал. Думаете, я очень плохо поступаю?

– Честно говоря, я вообще не пойму, почему дети так стремятся заслужить родительскую похвалу, – ответила Лейси. – Ее никогда не получить. Чем раньше ты перестанешь питать иллюзии на этот счет, тем счастливее проживешь. Вот, к примеру, я. Папа чего только не делал, чтобы устроить меня в Рэдклифф, а когда я решила заняться карьерой, вдруг стал противиться. Но это меня не остановило. У меня все равно было любимое дело и обожаемый муж.