Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре. - Тиа Атрейдес

Первые четыре дня путешествия прошли настолько гладко, что Лунный Стриж забеспокоился. Обоз проезжал в день лиг семь, вечером останавливаясь в небольших городках. Остальные циркачи быстро и легко приняли Хилла в бродячее товарищество. Оказалось, что Ишран и Луса — брат с сестрой, потомственные акробаты и бродят по Империи скоро как семь лет. Третий жонглер, Горик, родившийся в крестьянской семье и в двенадцать лет убежавший из дому с проезжим цирком, в их компании уже больше пяти лет, а Павена присоединилась к ним последней, всего лишь позапрошлым летом.

Артисты давали для местных жителей представление, получали за него вполне приличное количество монет, ночевали на постоялом дворе и отправлялись дальше. Все были довольны и счастливы, особенно Павена. Она оказалась довольно интересной личностью. Лет на несколько постарше Хилла, из семьи потомственных бродячих артистов, Павена, кроме стройной фигурки и очаровательного личика, обладала прекрасными способностями к общению с животными и железным характером. Позапрошлой весной она потеряла отца, когда на их фургон напали грабители, мать же её умерла намного раньше. Павене, можно сказать, крупно повезло, что она отходила от стоянки за лесными травами, когда озверевшие разбойники резали мирных артистов на кусочки. Она сумела спрятаться в лесу, и вернулась к догорающим остаткам фургона, чтобы похоронить изувеченные тела отца и ещё троих — двоих женщин, одну из которых она иногда называла мамой, и добряка дядюшки, качавшего её на коленях и рассказывавшего ей сказки на ночь, сколько она себя помнила.

Хилл удивлялся, как после этого она решилась снова идти вместе с труппой по бесконечным дорогам, и сумела сохранить свою заразительную улыбку. Павена задумчиво качала головой и отвечала ему, что другой жизни для себя просто не представляет. А смерть… все там будем, рано или поздно. Так какой смысл отравлять оставшиеся дни, сколько бы их ни было, бесплодными сожалениями и злобой? Вот если ей встретятся разбойники, не важно, те же или другие, тогда… Павена доставала из рукавов две пары метательных ножей и ловко жонглировала ими, пуская солнечных зайчиков блестящими, идеально отточенными лезвиями. Её лицо при этом становилось похожим на эти самые лезвия.

Павена научила его нескольким простым, но эффектным фокусам с картами. И смеялась, что с его руками и с его артистичностью, он мог бы стать или великим фокусником, или профессиональным шулером. На что юноша неизменно отвечал, что работа что фокусника, что шулера уж больно нервная, так что лучше он останется просто музыкантом. День так на третий она невзначай намекнула, что неплохо бы ему присоединиться к их компании насовсем — они даже могут сделать вдвоем хороший номер, вот и её кот принял менестреля, как родного. Не желая обижать девушку, к которой уже успел проникнуться искренней симпатией, Хилл не стал отвечать ей, проведя отвлекающий маневр, то есть, заняв её куда более интересным делом, нежели любые разговоры.

Хиллу казалось, что эта долгая дорога пролегает через какой-то совершенно другой, чуждый ему, но чем-то и притягательный мир. Однообразные пейзажи, мерный скрип фургонов, однообразные разговоры купцов, одинаковые, как близнецы, маленькие городки, одинаковые представления… если бы он и в самом деле был тем, за кого себя выдавал, такая растительная жизнь могла бы ему понравиться. Но он чувствовал, что дуреет и покрывается плесенью без настоящего дела.

Что-то начало меняться только на пятый день, когда купцы свернули на развилке в другую сторону, на запад, а жонглеры отправились дальше пешком. Конечно, они несколько потеряли в скорости, зато Хилл перестал ощущать себя братом-близнецом толстого полосатого котяры, только и делающего, что дрыхнущего наверху фургона целые дни напролет, подставляя солнышку то один бок, то другой. Деревеньки по дороге попадались довольно часто, но они останавливались не в каждой из них. Первую ночь без обоза они провели на окраине небольшого села у костра, добавив к провизии, полученной у местных крестьян в уплату за развлечение пару сбитых по дороге одним из жонглеров некрупных, но вкусных птичек, изжаренных на прутиках. После полудня седьмого дня они добрались до следующего города, к счастью, без приключений.

Глава 9

Асмунд, ближайший к столице крупный город, встретил бродячих артистов неприветливо. Высокие розовато-серые городские стены вздымались над цветущими садами предместий, солнечные блики радостно прыгали по начищенным до ослепительного блеска шлемам и кирасам, через ворота оживленно сновали туда-сюда деловитые люди, так же, как и в столице, жизнь в Асмунде кипела и бурлила. Но вот только, в отличие от Суарда, не было в нем ощущения мира и спокойствия. Больше, чем обычно, торопились торговцы, внимательнее, чем всегда, приглядывались к въезжающим и выезжающим из города повозкам и всадникам стражники, больше нищих бродило по улицам. И на бродячих артистов горожане смотрели не с радостью и предвкушением, а с настороженностью и подозрительностью.

Циркачи, похоже, частенько бывали в Асмунде. Неопрятный хозяин маленькой дешевой таверны, в которой они остановились, приветствовал четверку жонглеров по именам, и сам подсел к ним за стол. Хилл, как человек в компании новый, особо в разговор не встревал, если его напрямую о чем-либо не спрашивали, в основном прислушивался и запоминал. Брейгус, как звали трактирщика, выглядел весьма понурым и озабоченным. Немудрено — цены на провизию подскочили чуть не втрое против обычного, торговля с Империей теперь шла не через Асмунд и Луаз, как в мирное время, а окольными путями, что не могло не сказаться как на общем благосостоянии горожан, так и на количестве приезжего торгового народа, и следовательно, на количестве денег, оставляемых в тавернах. Зато голодных оборванцев, покинувших насиженные места и не имеющих ничего, кроме собственных рук и пустых животов, в городе скопилось неимоверное количество. По мнению Брейгуса, более неудачного времени для менестрелей и циркачей трудно было и придумать. Городские власти, как могли, гнали из Асмунда всех бродяг, невзирая на пол и возраст, но каждый день приходили новые. Даже Лига Нищих присоединилась в этом деле к городской страже — при такой конкуренции им самим скоро есть станет нечего. Трактирщик посоветовал артистам не попадаться на глаза стражникам, чтобы не быть ненароком изгнанными из города, а заодно и ограбленными.

То, что Хилл услышал в таверне, как и то, что он видел в городе, заставляло его торопиться, но, в то же время, действовать как можно осторожнее. Несколько угрюмого вида мужчин, занявших стол в дальнем углу, почти не стесняясь посторонних ушей, всерьёз обсуждали, как им присоединиться к Армии Справедливости. Причем, в их речах не было ни слова о вере, или той самой справедливости. Для них самозваный Пророк был лишь атаманом самой большой и удачливой банды разбойников, с которыми вместе и они смогут вволю пограбить. Из их разговора Хилл понял одну немаловажную вещь. А именно, что по всем признакам, Пророк в скором времени может подойти к стенам Хурригсы, небольшого города севернее Асмунда, и без особых проблем взять его. И что среди шайки Пророка много мелких лидеров, приведших свои ватаги, или выделившихся по ходу мятежа, но нет ни одного, хоть немного близкого ему по влиянию. То есть, вся Армия Справедливости подчиняется Пророку, и только ему. Даже его так называемые священники, выполняющие функции адъютантов и внутренней охраны, не имеют никакого веса без него. Вот это Хилла весьма обрадовало. Достаточно будет ликвидировать одного только проповедника, чтобы вся его банда переругалась и развалилась сама собой.