Взаперти - Свечин Николай

Алексей Николаевич протянул Филиппову руку:

– Спасибо, Владимир Гаврилович! Век не забуду вашу поддержку. Я пришлю к вам Сергея Маноловича, хорошо? Начинайте готовить план действий. Мне же пожелайте сил и терпения…

– Желаю! Не падайте духом, Алексей Николаевич. Христос терпел и нам велел – этим утешайтесь. Больше нечем.

Лыков ушел хоть и унылый, но с другим настроем. Забрезжила надежда. Далекая и слабая, однако надежда. Он вытерпит все унижения, все муки, преодолеет возможные опасности. А потом вернется к прежней жизни: дворянином, статским советником, георгиевским кавалером. И опять начнет ловить убийц и сажать их туда, где им самое место: в каторгу. Причем с новой силой и новой злостью. Берегитесь тогда, сволочи, сыщика Лыкова!

После того как Филиппов нарисовал товарищу план спасения, тот вышел из состояния оцепенения, в котором находился все последние дни. Вышел и начал действовать. В ближайший вечер он собрал у себя на квартире совещание. Явились те, на кого Лыков надеялся в первую очередь: Таубе, Павлука Лыков-Нефедьев и Продан от военных, Запасов от жандармов. От Департамента полиции присутствовали Лебедев, Азвестопуло и Анисимов. Последнего Алексей Николаевич позвал как аналитика. Он не входил в число друзей, но имел светлую голову. Отставной подполковник артиллерии, внештатный чиновник Восьмого делопроизводства приглянулся Лыкову, когда они вместе ловили банду Лоренцева[41]. Сейчас особые способности этого человека могли пригодиться. Иван Федорович обладал умением из деталей собирать целую картину.

В последний момент к собравшимся присоединился статский советник Белецкий. Исполняющий обязанности вице-директора Департамента полиции и будущий директор, он сам выказал готовность помочь своему коллеге. Учитывая, что Зуев вот-вот уйдет в сенаторы, это было весьма кстати.

Когда все расселись в зале и Ольга Дмитриевна обнесла их чаем, Лыков попытался отослать ее прочь. Но супруга воспротивилась. Она заявила, никого не стесняясь:

– Сяду с вами и буду слушать. Рот обещаю не открывать… если только совсем не приспичит. Но ты мой муж, и я должна знать, что тебя ждет.

Грозному сыщику и без пяти минут арестанту пришлось смириться.

Алексей Николаевич описал ситуацию, в которой он оказался. Открыто предварительное следствие, его результат легко предсказать. Два министра, Щегловитов и Макаров, решили посадить Лыкова в тюрьму. За то, чего он не совершал. Следователь готовит заключение. Аргументы у него такие, что не подкопаешься. Пять свидетелей, репутация сыщика, личный мотив против погибшего – один к одному. Жесткий выговор от министра ложится в ту же канву: строптивый подчиненный обиделся и решил показать, что он плевать на всех хотел…

В результате обвинительный приговор практически неизбежен. Можно лишь пытаться снизить меру наказания с каторги до арестантских рот. Если удастся, уже хорошо! По мнению юристов, Лыков получит три с половиной года и сядет в Литовский замок. Там есть Четвертое отделение, в нем отбывают срок те, кто прежде принадлежал к привилегированным сословиям. И хотя в тюрьме все арестанты равны в своем бесправии, прошлая жизнь позволяет «бывшим» сидеть с относительным комфортом. А не соседствовать с ворами, бродягами и прочим сбродом…

– Обвинение можно разрушить лишь одним способом, – продолжил свой доклад Алексей Николаевич. – А именно заставить лжесвидетелей изменить показания на правдивые. Сейчас, до суда, это сделать нельзя. Придется ждать, когда меня упекут за решетку. Дальше все зависит от вас, господа. Дело быстро забудут, у вас окажутся развязаны руки. Давайте думать, как вести неофициальное дознание, цель которого – вернуть мне прежнюю жизнь. Там, на шконке, сам я ничего не смогу, вся моя надежда на вас. И на людей Филиппова. Владимир Гаврилович обещал всячески помогать. Его сыщики беспрепятственно ходят в ДПЗ по своим делам, они могут надавить на лжесвидетелей. И уже пытались сделать это наскоком, но не получилось. Нужна осада, долгая, трудная, требующая сил, времени, денег. А я буду сидеть и ждать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Следующим выступил шеф Восьмого делопроизводства коллежский советник Лебедев. Он частным образом переговорил с прокурором Петербургской Судебной палаты Корсаком и его товарищем Устарговским. Те ждут не дождутся окончания предварительного следствия. Корсак уже набросал вчерне письменное представление палате о возбуждении против Лыкова судебного следствия. Машина работает, все хотят угодить Щегловитову. С формальностями закончат быстро, возможно даже, до Нового года.

Публика в комнате собралась бывалая, галдеть про невиновность никто не стал. Люди сразу заговорили деловито, без лишних слов. Азвестопуло сказал:

– Надо разобщить негодяев по-настоящему. Их, конечно, рассадили порознь, когда начали дознание смерти Мохова. Но это же ДПЗ! Ребят сунули в общие камеры. Они встречаются каждый день, то в бане, то в уборной. Всегда смогут сговориться. Хорошо бы Дригу с Кайзеровым перевести в другую тюрьму. Явно они заправилы, а тех троих запугали.

– Бандитам светит каторга, – напомнил Лебедев. – Но не раньше, чем закончится следствие и состоится суд. На это месяцы могут уйти… Лишь тогда Степку с Лукой отправят в пересылку. Уговорить бы начальство распихать лжецов по одиночным камерам. Но кто обратится? Алексею Николаевичу нельзя.

Остальные пожали плечами. Предложение поставило всех в тупик. Начальником ДПЗ служил Светловский, которого Алексей Николаевич знал как облупленного. Но теперь это знакомство было бесполезным.

Тут заговорил Белецкий:

– Светловского попрошу я. Но лишь после того, как стану директором Департамента полиции. Тогда моя просьба будет более веской. Сейчас же это делать преждевременно, мы только привлечем ненужное внимание юстиции.

– А когда случится ваше назначение? – спросил генерал-майор Таубе.

– Не раньше февраля следующего года. До этого срока место для Нила Петровича в Сенате не освободится.

– А суд произойдет намного раньше, так?

– Так, ваше превосходительство.

– Для вас Виктор Рейнгольдович.

– Благодарю. А я Степан Петрович, для всех присутствующих.

– Мы очень ценим вашу готовность помочь, – продолжил Таубе на правах старшего в чине. – Все, кто здесь собрался – за исключением, пожалуй, Ивана Федоровича Анисимова, – давние друзья Лыкова. То, что мы собираемся спасать его честное имя, нечто само собой разумеющееся. Он бы сделал то же самое, попади в беду кто-то из нас. Ваша помощь другого сорта, тем приятнее ее получить. Но… столь длительное назначение… Никак нельзя разбросать арестантов пораньше? Чтобы колоть по одному. Каждый день взаперти для нашего друга – испытание. И риск.

– Понимаю, – ответил Белецкий. – Но я в столице два года с небольшим. А вы здешние. Поищите между своих знакомых тех, к кому вы можете обратиться с подобной просьбой. Это должны быть влиятельные люди.

– Пока я на свободе, могу попросить Дурново, – предложил Алексей Николаевич. – Вряд ли начальник ДПЗ откажет бывшему министру внутренних дел и видному члену Государственного совета. А Петр Николаевич мне поможет.

– Вариант, – записал на листе бумаги генерал. – Какие еще есть предложения? Ждать до февраля опасно. Надо разобщить лжецов как можно быстрее.

Задача была трудной. ДПЗ подчинялся Главному тюремному управлению. А то, в свою очередь, министру юстиции Щегловитову, который решил укатать сыщика Лыкова в тюрьму. Светловский должен был выполнить просьбу, идущую вразрез с желанием начальства. Зачем ему подставляться?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– А само тюремное управление? Кто знаком с его начальниками? – задал логичный вопрос Анисимов.

– Тот же Алексей Николаевич знает всех, начиная с Хрулева, да что теперь от этого толку? – зло ответил грек. – Я вот тоже многих оттуда знаю. Но кто прислушается к коллежскому асессору?

– Я и с Коковцовым знаком, – съязвил Лыков. – В свое время чуть было не женился на его сестре, да Бог уберег. Сейчас состоял бы зятем при премьер-министре. Черта с два меня бы тогда посадили!