Новая квартира - Карло Гольдони

Кристофоло. Говорите, пожалуйста, синьора, а потом буду говорить я. (В сторону.) Пускай себе говорит, а уж потом я ей все отпою.

Чечилия. Я постараюсь говорить кратко: до вечера недалеко, а обстоятельства так стеснили меня, что дорога каждая минута. Я — жена вашего племянника. Ваш племянник — сын одного из ваших братьев, значит, ближе нашего с вами родства быть не может. Знаю, что вы недовольны и мною, и моим мужем и признаю это справедливым. Вы тысячу раз правы. Но взгляните на меня: я молода и не стыжусь признаться, что до сих пор ум у меня был ребяческий, и, к несчастью, не было при мне никого, кто бы умел сдерживать меня и исправлять, когда нужно. Дома, скажу прямо, меня чересчур любили, но такой любовью, которая, в конце концов, приносит только вред. Мужа моего вы знаете лучше меня: у него, бедняжки, доброе сердце, и это доброе сердце его погубило. Я, не зная положения дел, требовала больше, чем было можно, и он, чтобы не огорчать меня, делал больше, чем мог. Я дурно отзывалась о вас — это правда; отвратительно отзывалась. Но вы посмотрите, какова я. Тот, кто окружил меня роскошью, кто баловал меня, внушил мне также и правила, противоположные вашему образу жизни, вашей умеренности и вашим нравам. Если бы мой отец вздумал одеваться, как одеваетесь вы, то я и об отце своем отзывалась бы дурно. Вся беда в воспитании, в нежности ко мне со стороны моего мужа, в моем женском тщеславии и в неразумии юности. Каковы же были плоды этих дурных начал? Ах, кровавые слезы надо мне проливать при мысли о том, в каком положении находимся мы с бедным моим мужем! Сколько долгов! Сколько несчастий! Нищета! Недвижимое имущество заложено, движимость опечатана, судебные повестки, конфискации, постановления об аресте, дядюшка, тюрьма! Мой бедный муж на улицу показаться не смеет. Когда я вернусь домой и сниму с себя это платье — того гляди, и его у меня отнимут и унесут. У меня ничего больше нет. Завтра мы окажемся на улице. Куска хлеба не будет у нас. Все над нами издеваются, все презирают. Муж мой сделался всеобщим посмешищем. А кто же такой, в конце концов, мой муж? Ведь это же Андзолетто Семолини, родня тех почтенных и порядочных людей, которые были и останутся образцом деловой честности и умения держать слово. Ведь это племянник синьора Кристофоло, а я его племянница: два злополучных существа, загубленных своим дурным поведением, но наученных теперь горьким опытом и желающих переменить образ жизни. Для этого они умоляют дядюшку о прощении, о милосердии, о помощи, чистосердечно — что на душе, то и на языке, — со слезами на глазах и с полной искренностью.

Кристофоло (в сторону). Ничего не возразишь на такие слова!

Чечилия. Теперь, когда вы оказались так добры и вы слушали меня, говорите, излейте гнев свой, и, если хотите наказать, — что ж, вы будете правы.

Кристофоло. Да, не мало мог бы я вам сказать… И вы знаете, что я прав. Это хорошо, что вы признаете мою правоту.

Чечилия (в сторону). Он подбирает выражения: хороший признак.

Кристофоло. Если бы все было так, как вы говорите…

Чечилия. Неужели вы не верите, что мы доведены до отчаяния, что мы нищие?

Кристофоло. Я не про то говорю, а про то, что, если бы это была правда, будто вы с мужем раскаялись и решили переменить образ жизни, то, хотя я и не обязан, хотя все, что я имею, нажито моим собственным трудом, все же сердце у меня не злое, и, быть может, я нашел бы возможным сделать кое-что для вас.

Чечилия. Знаете, я не хочу, чтобы вы полагались только на мои слова. Я женщина, я молода. Сейчас я думаю так, а вдруг я потом переменюсь? Выслушайте моего мужа. Возьмите с него слово. Когда муж чего-нибудь хочет, жена подчиняется; и, согласитесь, нужно быть совсем дрянной женщиной, чтобы вторично привести мужа к разорению.

Кристофоло (в сторону). Рассуждает так, что не устоишь. (Громко.) Где он, этот негодяй?

Чечилия (кричит за сцену). Идите, идите, муж мой! Провидение никогда не покидает несчастных.

Кристофоло (в сторону). И этот тут! Это не дом, а какое-то убежище для несчастных.

Явление четырнадцатое

Те же и Андзолетто.

Андзолетто. Дядюшка, я не смею показаться вам на глаза.

Кристофоло. К делу! Список ваших долгов! Переуступка мне вашего имущества! Твердое обещание вести себя хорошо! И у вашего дяди, неблагодарный вы человек, найдется для вас сострадание, которого вы не заслуживаете, во которое подсказывает ему его сердце.

Андзолетто. Обещаю вам, клянусь, что не отступлю от ваших советов и ваших желаний.

Кристофоло. Вашу новую квартиру я оплачу, раз вы ее сняли, но в дальнейшем откажитесь от нее: она вам не по средствам.

Чечилия. Дорогой дядюшка, отведите нам комнатку у себя.

Кристофоло. У меня нет места.

Чечилия. Дорогой дядюшка, хоть временно, пока не подыщем другую квартиру.

Кристофоло. Ишь, плутовка! Как умеет ластиться! Ну, ну, переезжайте ко мне, но только таких платьев я не потерплю. Одеваться прилично, опрятно — это, синьора, разрешается; но чтобы было скромно! И, что важнее всего, помните: кавалеров для услуг я у себя в доме не допущу.

Чечилия. О, я вам заявляю заранее, что мне до того, опротивели те, кто у нас бывал, что уж больше я никому не позволю смеяться над собой.

Явление пятнадцатое

Те же, Кекка, Менегина, Розина и Лоренцитто.

Кекка. Итак, все улажено?

Андзолетто. Благодарение богу и милому моему дядюшке, все улажено.

Менегина. А я, дядюшка, перееду к вам.

Чечилия. И я переезжаю к дядюшке.

Менегина (огорченная). И вы тоже?

Кристофоло (в сторону). Так. Все-таки не хочу я, чтобы две бабы в доме доводили меня до чертиков. Лучше отделаться хоть от одной. (Громко.) Синьора Кекка, раз уж я сделал кое-что для вас, не откажите и мне в любезности.

Кекка. Ну, еще бы! Приказывайте.

Кристофоло. Не согласитесь ли вы на такое беспокойство — сыграть у вас свадьбу племянницы моей Менегины с синьором Лоренцино?

Кекка. Конечно! Пожалуйста!

Лоренцино (подпрыгивая от радости). Свадьба, свадьба!

Менегина (так же). Моя свадьба!

Кекка. Так давайте сейчас же.

Кристофоло. Пожалуй, хоть и сейчас.

Кекка. Дети, подайте друг другу руки.

Менегина. Дядюшка, вы разрешаете?

Кристофоло. Разрешаю. Спросите также и вашего брата!

Менегина (к Андзолетто). Вы согласны?

Андзолетто. Конечно, синьора. То, что делает дядюшка, всегда хорошо.

Чечилия (к Андзолетто). Значит, он вовсе не нищий, как вы говорили?

Андзолетто (тихо). Милая, я говорил так потому, что не знал, как быть с ее приданым.

Кекка. Ну, давайте же руки.

Лоренцино. Моя жена!

Менегина. Муж мой!

Подают друг другу руки.

Розина. Поздравляю вас, синьора Менегина.

Менегина. Благодарю вас, синьора Розина.

Кристофоло (Чечилии и Андзолетто). Пойдемте ко мне, и если впредь проявите благоразумие, вам будет неплохо.

Андзолетто. Дорогая жена, этим счастьем я обязан вам.

Чечилия. Раз я была причиной разорения, хорошо, что я же сумела хоть немножко поправить дело. Одной из многих глупостей, происшедших по моей вине, была эта новая квартира. Но не было бы счастья, да несчастье помогло! Без новой квартиры мы не познакомились бы с этими синьорами, и все сложилось бы не так хорошо. Восхвалим же нашу новую квартиру! Нет, впрочем, не наше дело хвалить ее. Пусть хвалят или бранят ее те, кто находит, что это будет справедливо, кто понимает искусство, словом (к публике), вы, которые всегда полны к нам доброты, любезного внимания и расположения.

Примечания

La casa nova

Комедия написана на венецианском диалекте, была представлена в первый раз в Венеции, в театре Сан-Лука, 11 декабря 1760 года, напечатана впервые в издании Паскуали (т. X, 1768 год).

Комедия посвящена французскому писателю Мармонтелю (1723–1799), имени которого Гольдони не называет, но это становится ясным из приложенного к посвящению логогрифа. Гольдони отмечает, что посвятил комедию Мармонтелю вопреки его желанию и поэтому ему пришлось прибегнуть к такому виду литературной шарады в своем посвящении.

Материал для комедии Гольдони почерпнул из повседневной жизни. "Как раз в это время я только что переменил квартиру, и так как я повсюду искал тем для комедий, я нашел одну из них в затруднениях, испытанных мною при переезде. Не из моей частной жизни извлек я сюжет пьесы, но все же личные обстоятельства подсказали мне заглавие, а само воображение прибавило остальное". {"Мемуары", т. II, стр. 365.}