Алана Инош - Слепые души

– Я что, виноват, что у нас дороги такие? – проворчал он в ответ. – Тут кругом колдобины, что я могу сделать?

– Объезжай их как-нибудь, – сказала Альбина раздражённо. – Ты не видишь – ей больно?

И в этот момент как раз колесо опять попало в одно из многочисленных «украшений» наших городских улиц. Машина качнулась вроде бы мягко, но это движение отозвалось во мне такой резкой болью, что я вскрикнула.

– Рюрик, ты это нарочно? – рассердилась Альбина.

– Да, Альбина Несторовна, конечно, – хмыкнул Рюрик. – Специально.

– Как ты разговариваешь? – сказала Альбина негромко и строго.

Помолчав секунды две, Рюрик нехотя ответил «по уставу»:

– Извините, Альбина Несторовна… Постараюсь вести аккуратнее.

– И вовсе не обязательно гнать во весь опор, – добавила Альбина, смягчаясь.

Не могу сказать, что после этого поездка стала для меня заметно безболезненнее, но я старалась сдерживать стон, чтобы не навлекать на Рюрика гнев Альбины. Я пыталась переключить свои мысли с неприятных переживаний (поясница, взгляд Ники и её одинокая фигура на тропинке) на далёкие, не относящиеся к этому предметы. В частности, я думала о Рюрике, о его ненормированном рабочем дне, гадала, сколько он получает за свою работу, есть ли у него семья и свободное время.

Машина остановилась. Над головой печально шелестел, облетая, клён, под ногами поблёскивал мокрый асфальт, покрытый тонким слоем грязи, и яркие листья пачкались, падая на него. И снова крыльцо! Высокое, с обшарпанными, оббитыми старыми бетонными ступеньками, которых было штук двенадцать, не меньше.

– О нет, – простонала я. – Опять лестница…

– Потерпи, моя маленькая, – ответил ласковый голос Альбины, и её рука снова обняла меня за талию. – Потерпи, надо как-нибудь взобраться… Я с тобой.

Немного приободренная её нежными словами, я стиснула зубы и одолела подъём на крыльцо. Рюрик, опередив нас, взбежал по ступенькам, чтобы открыть нам дверь, и я позавидовала той лёгкости, с которой он мог двигаться. Оно и понятно: у него-то ничего не болело, его позвонки не скрежетали друг о друга и нервы не натягивались, как струны, при каждом шаге. Миновав внешнюю и внутреннюю двери, мы оказались в небольшом коридорчике с грязным полом, где на стене висел плакат со списком и расположением находившихся в этом здании учреждений.

– Нам на второй этаж, Настенька, – сказала Альбина.

– Нет, только не это, – чуть не заплакала я.

– Ладно, зайка, держись за меня. Сейчас…

Она рывком подняла меня на руки – я едва успела обхватить её за шею. Признаться, мне было страшновато: как она, слепая, будет подниматься по ступенькам, да ещё со мной на руках? Подскочил Рюрик:

– Альбина Несторовна, давайте, лучше я…

– Я справлюсь, – ответила она. – Лучше показывай дорогу.

Мы попали в светлый, чистый коридор с белыми дверями по обеим сторонам, на каждой двери висела табличка с номером и названием учреждения. Рюрик шёл впереди, направляя нас.

– Прямо, Альбина Несторовна.

Мы прошли почти весь коридор и остановились у предпоследней двери. Рюрик постучал, потом заглянул, кому-то что-то сказал. Потом отошёл:

– Проходите.

Альбина внесла меня в светлый, чистый и уютный кабинет. Окно было одно, но довольно большое; на нём висели белые вертикальные жалюзи, у окна стоял стол, в углу – тумбочка, кулер, у другой стены – кожаная кушетка и шкаф. На стене позади стола висел плакат с анатомическим изображением человека, показывавшим скелет, мышцы и нервы. Из-за стола нам навстречу поднялся довольно высокий, коротко стриженый, хорошо сложенный мужчина в голубой врачебной спецодежде – рубашке с короткими рукавами и просторных брюках. У него было обыкновенное, ничем не примечательное лицо, круглое, отличавшееся, пожалуй, только очень здоровым цветом. На вид ему могло быть лет сорок – сорок пять. А ещё, по всей видимости, он находил время посещать солярий, да и в фитнес-клубе он, похоже, бывал регулярно – словом, вид у него был свежий и цветущий. Увидев способ моей транспортировки, он живо подскочил к нам.

– Ну-ка, ну-ка… Тихонько! – воскликнул он, сильными руками принимая меня у Альбины. – Что же вы сами-то надрываетесь, грузы таскаете? Неужели помочь некому? Где ваш верный Юрик?

– Рюрик, – поправила Альбина. – Кроме того, этот груз я не доверю никому.

– А, понимаю, – закивал доктор, и от выражения его взгляда мне стало неловко. – Он слишком драгоценен. Вот в чём дело! Понимаю, понимаю!

Что именно он понимал, доктор не уточнил, но от его понимающего вида мне стало не по себе. А ещё у меня возникло странное и смутное ощущение, будто я знаю этого дядьку… Видела когда-то очень давно. Насколько давно? Наверно, когда вода была чистой, а автомобилей не было в помине… Моя рука сама собой сжалась на невидимой рукоятке…

Меча?

Что за вздор. Бред…

– Вы бы ещё на пятом этаже разместились, Андрей Фёдорович, – сказала Альбина. – К вам пациенты вообще бы не добирались.

– Ай-ай-ай, – проговорил Андрей Фёдорович с живейшим сочувствием. – Мне страшно жаль… Прошу вас, раздевайтесь, пожалуйста. Да, я подумываю о том, чтобы перебраться в другое место, на первый этаж. Увы, в этом здании это невозможно, для этого придётся менять адрес вообще.

Он принял плащ у Альбины и повесил на вешалку, так же поступил с моей курткой. Взяв Альбину под руку, он подвёл её к стулу, стоявшему перед его столом.

– Присаживайтесь, Аля, вот стульчик.

Альбина уже хотела сесть, но заколебалась:

– Настенька, лучше ты садись… А я, ничего, постою.

– Всё в порядке, места хватит, – успокоил Андрей Фёдорович. – Присаживайтесь… А Настенька пойдёт вон туда, на кушетку. Там мы её и посмотрим, да?

Альбина села на стул, а я – на кушетку.

– Ну, что нас беспокоит? – спросил Андрей Фёдорович.

– Поясница, – ответила я, прикладывая руку к очагу мучений. – В основном вот здесь, и отдаёт под колено и временами даже в стопу, по ходу нерва. Больно садиться и вставать, нагибаться почти невозможно. По лестнице тоже, естественно…

– Так, так, и давно мучаетесь?

– Примерно неделю… При движениях боль, а в состоянии покоя немножко ноет.

– Так, ноет… Головку нагнём. Больно в крестце?

– Да…

Доктор уложил меня на кушетку, попросил поднять ногу, потом велел повернуться на здоровый бок и стал постукивать по ягодице и бедру. Потом он заставил меня сделать ещё несколько движений лёжа, сидя и стоя, при этом всё время спрашивал, чувствую ли я боль.

– Физически перенапрягались в последнее время? Поднимали тяжести, замерзали?

Я подумала.

– Летом я много работала на даче. Бегала по всему участку с лейкой, в особенно жаркий день, бывало, по целой бочке вычерпывала. Литров двести.

– Леечка тяжёлая?

– Да вроде, казалось, не очень… Десять литров. У меня даже ничего не болело после этого. Ну, мышцы немножко… Но, строго говоря, я думаю, нагрузка на позвоночник была порядочная. Насчёт охлаждения – не знаю, не припомню. Может, и замерзала, но не заметила. Да, кстати, перед тем как у меня это началось, был небольшой насморк – так, лёгкая простуда, температура даже очень высоко не поднималась. Тридцать семь – тридцать семь и три… Не выше.

– Так, понятно… – Доктор помолчал, улыбнулся, спросил: – Что же вы с леечкой-то сами бегали? А мужчины что же, отлынивали?

Я вздохнула.

– Всё понятно, – проговорил доктор. – И всё-таки нельзя всё взваливать на хрупкие женские плечи, это не по-мужски, я считаю. Наверно, и лопаткой махали?

– Случалось, – вздохнула я опять. – Но я бы не сказала, что я так уж сильно напрягалась при этом. Грядок весной, слава Богу, не копала, но сорняки выкапывать приходилось в течение всего лета. Знаете, какие у нас в малине одуванчики вымахивали? Монстры! Стебель полуметровый, а корень – сантиметров сорок вглубь. Такие без лопаты не одолеть.

– Дача – это замечательно, – сказал доктор, прощупывая сильными пальцами мои позвонки. – Природа, свежий воздух… Только всего должно быть в меру, иначе это будет не радость, а горе. Что с вами, я полагаю, и случилось. А остеохондрозик у нас в анамнезе имеется?

– Имеется, – призналась я. – Шейного и грудного отдела. Хотя, кто его знает – может, уже и ниже спустился.

Альбина, до сих пор сидевшая молча, подала голос:

– Андрей Фёдорович, вы можете сказать, что с ней такое? Что это у неё – радикулит?

– Надеюсь, что нет, – улыбнулся доктор. – Вообще-то, если по-хорошему, то надо бы сделать снимочек пояснично-крестцового отдела, чтобы посмотреть, не случилось ли чего-то с дисками. Но это можно сделать и чуть позже, а сейчас попробуем облегчить боль. Настенька, проходите вон в ту комнату, раздевайтесь и ложитесь на стол.

За перегородкой было ещё одно небольшое помещение, в него из кабинета вёл проём с белой занавеской вместо двери.

– Насколько раздеваться? – Превозмогая боль, я встала с кушетки.

– До белья.