Звезда над рекой - Александр Гитович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1943
Мост через ручей
Как темный сон в моей судьбе,Сигнал — не знаю чей —Был на моем пути к тебеТот мост через ручейОсталось мне пройти версту,А я стоял, курил.И слышал я на том мосту,Как мост заговорил:«Я только мост через ручей,Но перейди меня —И в душной тьме твоих ночейТы злей не вспомнишь дня.Пускай прошел ты сто дорогИ сто мостов прошел —Теперь твой выигрыш, игрок,Неверен и тяжел.Зачем к нему ты напрямикСтремишься, человек, —Чтоб выиграть его на мигИ проиграть навек?Чтоб снова здесь, как я — ничей,Стоять под блеском звезд?Я только мост через ручей,Но я последний мост…»Бежит вода, шумит сосна,Звезде гореть невмочь.И ночь одна прошла без сна,Прошла вторая ночь.Я весел был, и добр, и грубУ сердца твоего,Я, кроме глаз твоих и губ.Не видел ничего.И я забыл про сто дорог,Забыл про сто мостов.Пусть роковой приходит срок,Я ко всему готов.А ты не верила мне, ты,Врученная судьбой,Что шел к тебе я, все мостыСжигая за собой.
1943
«За то, что я не помнил ничего…»
За то, что я не помнил ничего две ночи напролет,За темный омут сердца твоего, за жар его и лед;За то, что после, в ясном свете дня, я не сходил с ума;За то, что так ты мучила меня, как мучилась сама;За то, что можно, если вместе быть, на все махнуть рукой;За то, что помогла мне позабыть о женщине другой;За то, что жить, как ты со мной живешь, не каждой по плечу —Пусть остальное только бред и ложь, — я все тебе прощу.
1943
Война на Востоке
Дорога армии
Гореть в огне и тонуть в водеНе положено нам судьбой,Начиная от первой сопки, гдеВступили мы в первый бой.
Сигнал и атака! (Мы этот часПозабудем, когда умрем.)Японские смертники били в насИз дотов косым огнем.
Но мы подходили в упор, в упорПо склонам крутых высот.Ты видел, как с толом ползет саперИ смертникам смерть несет?
Он тот, кто под Витебском закален,Кто бился за Кенигсберг, —Такого ничто не сломает: онПреграды давно отверг.
Такой не забудет про честь свою,Такого не вгонишь в дрожь!И если он город забрал в бою —Обратно не отберешь.
Прошел он, как буря неумолим,На этой и той войне.Прошел он — и пал перед ним Мулин,И пал Муданьцзян в огне.
И дальше, дальше через НинаньДорога в горы ведет.Сопка за сопкой куда ни глянь,А надо идти вперед.
О сне и об отдыхе позабудь,Коль нету иных дорог;Единственный нам остается путь,И он от дождей размок.
Под нами в болотах гниет трава;На что уж вертляв и скор«Виллис», и тот едва-едваЛезет по склонам гор.
Весь день моторы накалены.С натуги остервенясь,Ревут «студебеккеры», как слоны,По брюхо упершись в грязь.
Но только машину наверх введешь —Опять незавидный вид,Опять под тобою одно и то ж:Трясина внизу лежит.
Опять клади за настилом настил,От ярости матерясь.(За ту матерщину нас бог простил.Начальство простило нас.)
Наш путь не опишешь: слова легки,И в песне он слишком прост;Суворов, наверное, вел полкиВот так через Чертов мост.
1945
Хобей
Еще вверху, на горных тропках, Бой не погас,И смертники стреляли в сопках В тылу у нас.
Но здесь взяла свое атака, Путь проложив,Чтоб автоматчики на танках Ушли в прорыв.
Да будет свят закон погони: Настиг — добей!И вот внизу как на ладони Лежит Хобей.
Он, к западу долину сузив Насколько мог,Не просто город был, но узел Пяти дорог.
Он их собрал и свел в долину, Готовый в бой,И ту, что нас вела к Мулину, Закрыл собой.
В систему вражеских расчетов Он был включенКак дверь в Мулин — и стали доты Ее ключом.
«Но быстрота сильней бетона, — Сказал комдив,Все сроки танковой колонной Опередив. —
Задача тут с любых позиций Ясна теперь:Нам некогда с ключом возиться. Взломаем дверь!»
Взломаем дверь! Закон отваги Да будет свят!Как столб огня, как наши стяги, Пылал закат.
И пыль была почти багряной, И в той пылиОрлы комдива Казаряна В Хобей вошли.
1945
Из книги «СТИХИ О КОРЕЕ»
Цвета Кореи
Когда на пестром плоскогорьеСияет лето,Ты различишь в его простореДва ясных цвета.На нивах, зноем опаленных,На горных склонах,На лиственницах и на кленах,К земле склоненных,Где в дымке горизонт струится,Где даль туманна,По всей Корее, от границыИ до Фузана,С непостижимым постоянством,Подобным чуду,Зеленый цвет ее пространствомВладеет всюду.
А реки рушатся с разбегаВ сплошном кипеньеНа отмели белее снега,Все в белой пене.Белее снега бродят цапли,И плачет аистИ как бы воду пьет по капле,Над ней склоняясь,И, словно древний цвет надежды.Мечты о воле.Корейцев белые одеждыСклонились в поле.И дальше, на холмах унылых,В траве несмелой,Белеют камни на могилахПод пылью белой.
Но, ввергнутые в тьму насильяИ зная это,Отрады здесь не приносилиДва этих цвета.Сгорая под корейским солнцемВ глухой печали.Они давно уже японцамПринадлежали,Пока великий гром не грянулИ, словно знамя,Страны Советов цвет багряныйВстал над холмами.И видели Гензан и Кото,Кайсю и КанкоЕго на крыльях самолетаИ стали танка.
Прошедший в битве раскаленнойОгонь и воду,Он белый цвет и цвет зеленыйВернул народу.Вернул ему леса и реки,Луга и пашни,Чтоб рабство сгинуло навеки,Как день вчерашний.Теперь он стал корейским цветом,Тот цвет отваги.Он — над Народным КомитетомНа новом флаге.И, в гневном сердце пламенеяУ партизана,Он с ним пройдет по всей Корее,Вплоть до Фузана.
1949
Корень жизни (Корейская легенда)
Киму Александровичу Демину
Было то у самого Китая,В деревушке на краю болота.Жил старик, болезнями страдая,А поддаться смерти неохота.И узнал он об одном лекарстве:Рассказали старцу в утешенье,Будто есть в Китайском государствеКорень Жизни — от всего спасенье;Будто, кто попробует женьшеня,Снова станет крепким и здоровым.Так сказали старцу в утешенье,Чтобы обнадежить добрым словом.
А старик-то взял да и поверил,Что пройдет теперь его кручина.Открывает он у хаты двериИ зовет единственного сына,И кричит ему еще с порога.Чтоб, к отцу имея уваженье,Отправлялся парень в путь-дорогуИ не возвращался без женьшеня.
Смирен сын был и отцу покорен.Повела его судьбина злая,И пошел искать он этот корень,Никаких путей к нему не зная.По горам бродил он и по скалам,Ночью наземь голову склоняя,И с утра опять его искал он,Приказанье свято выполняя,По лесам плутал на лисьих тропках…Стал уж непохож на человека —И нашел женьшень в маньчжурских сопкахРовно через половину века.
И вернулся он к себе в деревню,Одичавший, грязный и лохматый,Видит — вдвое выросли деревья,Что склонялись над отцовской хатой.Только хаты нету и в помине,Лишь одна труба торчит уныло,А отец зарыт в песке и глине,И заброшена его могила.
«Самому-то семь десятков с лишним, —Так он думать думу начинает, —Что уж вспоминать тут о давнишнем,Все равно отец и не узнает.Для чего лежать мне без движеньяРядом с ним под камнем надмогильным?Дай-ка сам попробую женьшеня,Снова буду молодым и сильным».
А кругом пустынно все и глухо,Не узнать совсем родного края,Нищета везде и голодухаПод проклятым игом самурая.До того уже дошло на свете,Что не слышно смеха молодежи,И, в морщинах, маленькие детиНа печальных стариков похожи.
«Нет, — старик подумал, — погляжу я,Не найти покоя мне в отчизне,Если, проклиная власть чужую,Молодость и та не рада жизни.Лучше покорюсь своей я долеИ умру в назначенные сроки,Чем в японском рабстве и неволеБуду жить, как нищий у дороги».
Лег старик на землю, где когда-тоСтарая его стояла хата,И уснул, склонившись головою,Под небесной крышей голубою.
Он проснулся в страхе и смятенье,Потому что гром гремел могучий,Содрогались камни и растенья,А на небе — ни единой тучи.Много повидал он в годы странствий:Слышал грохот горного обвала,В бурю плавал на морском пространстве —Но такого в мире не бывало.Он стоял один, бледнея ликом,А потом пришли к нему соседиРассказать о празднике великом,О еще не слыханной победе.
То не гром небесный волей богаНад землею прогремел корейской —То пришла советская подмогаСилою своей красноармейской.Это пушки русские гремели,Танки по дорогам грохотали,Сосчитать их люди не сумелиИ не смогут, хоть бы год считали.И уж вся стальная эта силаТак японцев начисто косила,Так уж била их и добивала,Что теперь — их будто не бывало.
Как бывает после дней ненастья,Все светлее стало и моложе,И старик был рад людскому счастью,Своему он радовался тоже.Будто выиграл и он сраженьеСо своею горькою судьбоюИ к нему, подвластная женьшеню,Молодость придет сама собою.И о жизни думал в этот миг он,О ее таинственном бессмертьи,Думал он о зле ее великомИ ее великом милосердьи.
Долго он сидел, душою светел,И, склоняя старческое тело,Погруженный в думы, не заметил,Как вокруг все странно опустело.А когда глаза свои он поднял,Видит — что-то в мире изменилось,Будто здесь, где праздник был сегодня,Горе непонятное случилось.И побрел он пыльною тропоюИ дошел до хаты, где стоялиЛюди неподвижною толпоюВ молчаливой скорби и печали.
И сказали старику соседи,Что деревня горестью объята,Что нашли сегодня на рассветеРаненого русского солдата.Принесли его недавно в хату,Он лежит без памяти в постели,Шевельнуться не дают солдатуДесять ран на богатырском теле.Две старухи, что лечить умеют,Непрерывно там колдуют вместе,И крестьяне разойтись не смеют:Ждут плохой или хорошей вести.
И одна старуха вышла вскоре,Поглядела, полная печали,Молча поглядела, но о гореГромче слов глаза ее кричали.И все те, кто глянул в очи эти,Вздрогнули от боли и кручины,Женщины заплакали и дети,И не скрыли слез своих мужчины.И они в душевном потрясеньеДруг у друга спрашивали снова:Где найти им средство для спасеньяРусского солдата молодого?
И тогда перед толпою скорбной,Смолкнувшей, как поле после боя,Вышел старец, странствиями сгорбленИ сказал, что он спасет героя. —Люди добрые, — сказал он, — верьтеСтарику, чей век почти уж прожит,Потому что перед ликом смертиЧеловек не лжет и лгать не может.
И крестьяне расступились, веря,Что, быть может, совершится чудо,И старик вошел, согнувшись, в двери,И не скоро вышел он оттуда.И молились все молитвой древней,Чтоб судьба сменила гнев на милость,И всю ночь никто не спал в деревне,И всю ночь толпа не расходилась.
А когда на облачной дорогеВстал рассвет, по-летнему спокоен,Появился старец на пороге,И за старцем следом — русский воин.И друг другу протянули руки,И друг друга обняли за плечи,Словно после долгих лет разлукиДолгожданной радовались встрече.
И сказал старик притихшим людям: —Дорогие земляки и братья,Мы о многом говорить не будем.А немногое хочу сказать я.Половину века на чужбине,Своему родителю покорен,Я искал знакомый мне отнынеКорень Жизни — драгоценный корень.Почему же, старый и согбенный,Я, вернувшись к отческому дому,Отдал этот корень драгоценныйРусскому солдату молодому?
Потому что он в минуты этиНаучил нас всех, живущих вместе,Чтобы мы не думали на светеО себе лишь и своем семействе.Одному себе хотел добра я —Он его хотел всему народуИ, от ран кровавых умирая,Умирал за общую свободу.Жизнь хотел от старости спасти я —Он спасал нам сотни тысяч жизней,Ибо так велит его Россия,Та страна, что нету бескорыстней.И отныне мы в своей отчизнеНикогда, корейцы, не забудем,Что несет Россия Корень ЖизниВсем простым и угнетенным людям. _______
Было то у самого Китая,В деревушке на краю болота.Может, повесть эта небольшаяНе доскажет нужного чего-то.Но устами старика седого,Душу нам своею правдой грея,Говорила праведное словоВся освобожденная Корея.Ибо здесь отныне и навечноНет того, что было б больше святоМаленькой звезды пятиконечнойНа фуражке русского солдата.
1949
