Один раз в миллениум - Чингиз Абдулаев

— Сколько ей было лет? — поинтересовалась Оксана Григорьевна.

— Пятьдесят девять. Если вы думаете, что она была его любовницей и он пытался от нее избавиться, то ошибаетесь.

— Я ничего такого не сказала. Только спросила, сколько ей было лет. Кому понадобилось травить эту несчастную? Или Эдуарда Леонидовича? Кому они были нужны? Я думаю, что произошла трагическая случайность.

— А если нет? В доме не было яда. Нужно еще выяснить, каким образом он оказался в бутылке с минеральной водой.

— Кого Халупович принимал до меня?

— Двух женщин. Двух своих знакомых, которых он знал до вас.

Она нахмурилась. Разговор был ей неприятен, но она мужественно продолжала его, не пытаясь уйти от расспросов. Она была сильной женщиной, и Дронго понимал, что она также анализирует ситуацию, пытаясь найти решение.

— У него слишком много знакомых женщин, — жестко усмехнулась она. — Кто это был? Он говорил вам, кто приезжал к нему до меня?

— Я с ними даже беседовал. Это знакомые Халуповича, с которыми он общался много лет назад.

Она улыбнулась. Потом рассмеялась. Затем налила в стакан воды и залпом его выпила.

— Значит, он решил собрать всю свою коллекцию? — горько заключила она. — Значит, я была для него только бабочкой, украшением его коллекции?

— Не нужно так категорично, — возразил Дронго. — Это была его мечта — собрать в Москве женщин, с которыми у него связаны самые лучшие воспоминания. Вы ведь тоже только что говорили, что Халупович был лучшим вашим воспоминанием. Может быть, вы в его жизни тоже были таким воспоминанием? Разве подобное исключено?

— С вами трудно спорить, — призналась она. — Я недавно бросила курить. У вас нет сигарет?

— Нет, я не курю.

— Я могла бы с вами согласиться, но ведь он пригласил и других женщин.

— В сорок пять лет жизнь мужчины только начинается, — напомнил Дронго слова, сказанные ею несколько минут назад. — У него было не так много женщин, как вы думаете. Хотя, может быть, вы правы — их было так много, что он несколько запутался. Кроме вас, в его жизни были еще две женщины, встречи с которыми он хотел вспомнить. Эти встречи были для него очень важны.

— Приятнее быть одной из трех, чем одной из многих, — саркастически заметила она. — Кто эти женщины?

— Он хотел вас друг с другом познакомить. Устроить этакий вечер воспоминаний. Один раз в миллениум, как он говорил. Собрать вас, чтобы вспомнить лучшие страницы собственной судьбы. По-моему, идея несколько эксцентричная, но у каждого человека есть свои эстетические категории.

— Может быть, яд положила одна из этих женщин? — предположила Оксана Григорьевна. — Она могла узнать, что Халупович готовится встретиться с другой женщиной и приревновать его к сопернице.

— К какой сопернице! Он не виделся с ними больше двадцати лет. Встретив на улице, они бы его не узнали.

— И выходит, что я единственная подозреваемая?

— Не думаю, что единственная.

Она оценила его тактичность. Пожала плечами. Потом отвернулась к окну. Очевидно, она обдумывала ситуацию.

— В любом случае, — наконец произнесла она, — глупо что-либо скрывать. Нужно поехать в прокуратуру и рассказать все как есть, чтобы избежать ненужных осложнений. Я думаю, мне поверят, хотя неприятности мне, конечно, не нужны.

И в этот момент, словно услышав ее слова, зазвонил телефон. Дронго подошел к телефону, поднял трубку.

— Это я, — услышал он торопливый голос Трошкина, — звонил Эдуард Леонидович. Он задерживается в прокуратуре. Просил его извинить. Если хотите, мы отвезем вас в наш офис. Вы уже закончили разговор?

Глава восьмая

Оксана Григорьевна лучше других понимала сложность положения, в котором оказался ее бывший знакомый. Именно поэтому она настояла на совместной поездке в офис Халуповича. По дороге туда она молча смотрела в сторону. И только когда машина уже подъезжала к зданию, вдруг спросила Дронго:

— Он, наверное, женат?

— Такие вопросы лучше задавать непосредственно Эдуарду Леонидовичу, — посоветовал Дронго.

Сидевший за рулем Миша чуть обернулся, но не произнес ни слова. За их автомобилем следовала машина Трошкина.

— Понятно, — усмехнулась она. — Он и здесь мне соврал. Сказал, что до сих пор не женат. А я, дура, ему поверила. Подумала, что он действительно живет один. Похоже, это была его квартира для свиданий.

Дронго молчал. Разговаривать с проницательной женщиной достаточно сложно. Разговаривать с женщиной оскорбленной почти невозможно. Но если эта женщина еще и прокурор, то лучше молчать, превратив диалог в монолог, так как разумной альтернативы все равно не существовало. Но она была еще и умной женщиной. Понимая, что ее слова направлены не по адресу, она снова замолчала. А может быть, продолжать разговор в подобном тоне ей не позволила гордость.

К зданию компании они подъехали, когда на часах было уже около двух. Миша остановил машину и поспешил вперед, чтобы предупредить охранников, стоявших у входа. Очевидно, у охранников были строгие указания относительно любых гостей. Именно поэтому они внимательно проверили документы приехавших.

Даже подошедший Трошкин не смог уговорить их отступить от правила.

В этом здании когда-то размещался научно-исследовательский институт. После девяносто первого года четыре этажа пятиэтажного здания были сданы в аренду, и в бывших лабораториях обосновались разношерстные компании — по продаже различных товаров, по поставке продуктов, туристические фирмы. Постепенно часть офисов закрылась, а другие переехали в другие районы. В начале девяносто седьмого сюда переехала компания Халуповича. Тогда они занимали три этажа. Затем взяли в аренду еще один. Постепенно часть помещений было перестроено, и теперь рядом с центральным входом было два переоборудованных лифта. На одном можно было подняться до четвертого этажа включительно. Другой мог доставить вас на пятый этаж, где размещались лаборатории и отделы того, что раньше называлось «Научно-исследовательским институтом пищевой промышленности». До кризиса девяносто восьмого руководство компании серьезно полагало, что можно выкупить остальные помещения, а оставшиеся отделы института перевести куда-нибудь в другое место. Однако после кризиса подобных идей уже не возникало, а Халупович полагал, что и четыре этажа — недопустимая роскошь, что можно обойтись и тремя. Но, как бы там ни было, в пятиэтажном здании четыре этажа занимала компания Халуповича. В дальнем левом углу был еще третий небольшой лифт. Это был лифт для руководства компании, которым, кроме Халуповича, могли пользоваться только два вице-президента компании.

Разместившиеся на пятом этаже сотрудники института старались не тревожить своих богатых арендаторов. В столовую, оборудованную на втором этаже, они не ходили: там были установлены специальные цены только для сотрудников компании. К тому же пройти на другие этажи сотрудники института все равно бы не смогли. Вход на каждый был перекрыт железной решеткой, а ключи от дверей были только у завхоза компании. Полностью перекрывать этажи арендаторы не могли, это могло вызвать обоснованный запрет у пожарной инспекции. Но по лестнице, находившейся с правой стороны, с первого этажа можно было подняться только на пятый. Все остальные двери были закрыты. Тогда как с левой стороны здания можно было подняться до четвертого этажа включительно, и все двери были открыты. Правда, подобное новшество встречало серьезные возражения появлявшихся здесь время от времени пожарных инспекторов, но завхоз имел специальные инструкции, и сотрудники пожарной охраны уходили, довольные своими визитами, шурша купюрами, которые им вручались в благодарность за «понимание» проблемы.

Что касается сотрудников института, то они и не помышляли обедать в столовой арендаторов. Их осталось не более восьмидесяти человек, и все они ютились на пятом этаже, довольные уже тем, что институт не закрыли, и они могут получать зарплату, существуя на деньги, получаемые от аренды здания. Правда, в договор была вписана сумма, с которой платились налоги и начислялась зарплата сотрудникам института. Основную же часть денег получали директор и его заместитель. Вернее, в другом порядке — заместитель и директор. Директор был чудаковатым интеллигентом. Он не считал нужным вмешиваться в финансовые вопросы. Кандидат наук, он считал себя крупным ученым. Его заместитель по хозяйственной части был похож на большую крысу. Откормленный, красномордый, с большой родинкой на щеке и выпученными глазами, он успешно вел все дела. Несколько лет назад он впервые «доплатил» директору за аренду здания довольно приличную сумму в долларах, как раз в тот момент, когда его руководитель отчаянно нуждался в деньгах: он собирался менять разваливающуюся машину. С тех пор директор никогда и ни о чем не спрашивал своего заместителя. Ежемесячно получая в конверте тысячу долларов, он искренне полагал, что все идет правильно и что его заместитель получает столько же. Откуда ему было знать, что расторопный заместитель берет в десять раз больше и уже успел построить в Подмосковье довольно большую дачу, куда никогда не приглашал своих сослуживцев.