Что за девушка - Алисса Шайнмел

что я занимаюсь самоповреждением, но про тревожность ничего подобного не говорила. Я знаю, что родителей задел тот факт, что доктор поняла, что со мной происходит, почти в ту же секунду, как мы вошли к ней в кабинет, а они, получается, не замечали этого месяцами, может, даже годами. Думаю, отчасти из-за этого они и согласились на мою просьбу о трехмесячной отсрочке, как будто, если это сработает, они докажут доктору, что знают меня лучше. Знают, что мне нравится ставить цели и я не буду врать, достигла я их или нет.

Так вот, я была уверена, что фокус с тремя месяцами сработает. Я ставила себе цели (хотя доктор Крейтер называет их ритуалами), еще когда доктора и в помине не было: я резалась только в ванной, только ночью и только своим верным бритвенным лезвием. Только после того, как закончу домашку, и не важно, как сильно у меня тряслись руки в школе, не важно, как сильно они тряслись в моей комнате, где я мучилась с заданиями по физике. После каждого пореза я протирала лезвие ватным диском, пропитанным спиртом, и промокала порезы салфетками и туалетной бумагой.

Я установила эти правила, и я их не нарушала (если не считать нескольких чрезвычайных ситуаций). Поэтому знала, что проблема не такая уж серьезная, ведь я могла ее контролировать (как правило). Так что была уверена, что смогу придерживаться нового свода правил. Не резаться три месяца. Я была убеждена, что выполню и перевыполню задачу, потому что выполнять и перевыполнять я умела. По крайней мере, умела пытаться.

Когда мне поставили диагноз, папа сказал доктору Крейтер, что он вырастил меня человеком, которому важен наш мир, и что нынешнее положение дел кого угодно приведет к расстройству. Папа сказал, что у него тоже бывают бессонные ночи. Он сказал, что тоже обращался к нетрадиционным способам снятия стресса (под этими словами он имел в виду новые виды йоги и медитации).

— Это вполне естественно, — сказал он. — Сейчас для многих из нас наступило очень сложное время.

Думаю, доктор Крейтер не ожидала, что мои понимающие, прогрессивные родители согласятся на эту трехмесячную сделку, но я могла бы ей рассказать о том, что папа видит мир черно-белым. Хорошее и плохое. Пятерки и единицы. Принятие и отрицание. Резать и не резать.

Папа сказал:

— Вы не знаете мою девочку так, как знаю ее я. Она меня не подведет.

Это было полтора месяца назад.

Я прошла полпути до цели без единого инцидента.

Со мной все нормально, по большей части.

Ну, нормально для меня.

АКТИВИСТКА

Мои родители очень понимающие. Они гордятся тем, что поддерживают ЛГБТ. Однажды, когда с нами ужинал папин коллега и я вскользь упомянула о своей девушке, он сказал что-то вроде того, что моя сексуальная ориентация сейчас в тренде. Это было так унизительно. Так пренебрежительно. Как будто я вырасту и перестану быть тем, кто я есть.

Это привело к одной из моих самых долгих речей: о тех, кто судит людей по возрасту, по внешности, по тому, откуда они. Об идиотских, жестоких и устаревших стереотипах.

Папа не остановил меня, не сказал ничего о том, что я грубо разговариваю с важным гостем.

Я буквально вскочила с зажатой в руке вилкой.

Тот коллега поднял руки вверх, признавая поражение:

— Я не имел в виду ничего такого!

Я покачала головой. Ну конечно же он что-то имел в виду. Все имеют что-то в виду, когда решают высказаться. Утверждая, что не имел в виду ничего такого, ты на самом деле просто пытаешься увильнуть от ответственности за то, что кого-то оскорбил. Вот как многие говорят «без обид» прямо перед тем, как сказать что-нибудь отвратительное и наверняка обидное.

— Не нужно делать вид, что я слишком бурно отреагировала. Я всего-навсего ответила вам.

Я видела, как на другом конце стола папа пытается спрятать улыбку. Он был доволен моей вспышкой гнева. Это он научил меня отстаивать свое мнение. Он всегда любил меня провоцировать — ему нравится, когда есть с кем поспорить. Папа гордится тем, что я не отступаюсь от своих принципов, потому что именно он их мне привил. Он хочет, чтобы я стала адвокатом по правам человека, когда вырасту, совсем как он. Папа начал учить меня спорить с самого детства, используя все то, во что так твердо и ошибочно верят маленькие дети, потому что не могут даже вообразить, как все обстоит на самом деле. Вот, например, одно из моих самых ранних воспоминаний: он взял фонарик и сказал, что я не смогу добежать до другого конца комнаты раньше лучика света.

— На старт, — начал он, — внимание… — Папа поднял фонарик, держа палец на кнопке. Я нахмурилась, приготовилась бежать изо всех сил. Как может этот маленький фонарик быть быстрее меня? Я была уверена, что выиграю. — Марш!

Конечно, я проиграла. А папа воспользовался возможностью, чтобы рассказать мне о скорости света.

Папа все любит превращать в Урок с большой буквы.

КРУТАЯ ДЕВУШКА

В понедельник в школе ко мне подходит Тесс. Я опаздываю на классный час. Пару недель назад родители долго разговаривали с моей классной руководительницей, — оказывается, не приди я к началу занятий еще пару раз, и мне светила бы отработка, но теперь миссис Фрош не отмечает моих опозданий. Она понимает, что я пытаюсь попасть в школу вовремя. Пятерка за старания, все вот это. Не то чтобы я хочу опаздывать. Мне всегда достается худшее место на парковке. Хотя нет, не худшее. У Хайрама Бингхема хуже.

Тесс тогда была поражена, что мне не назначили отработку. «Да тебе и убийство простят!» — воскликнула она с уважением.

Я пожала плечами, будто это все ерунда, будто со мной постоянно случается что-нибудь классное. Я не собиралась объяснять ей, что настоящая причина — мое обсессивно-компульсивное расстройство.

— Что за чушь! — возразила я, когда доктор Крейтер принялась настаивать, что кроме всего прочего у меня еще и ОКР. — От ОКР я бы приходила раньше, а не вечно опаздывала!

Доктор Крейтер объяснила, что ОКР может выражаться по-разному, и хотя в массовой культуре мы в основном видим людей с очень определенным набором симптомов — организованность, четкость, собранность (ничем из этого я похвастаться не могу), иногда из-за ОКР человек часто опаздывает и не может правильно распределить время, чтобы все успеть.

К счастью, эти симптомы позволяют мне выглядеть крутой и беззаботной. Тесс никогда ни о чем не подозревала.

Она