По следу Саламандры - Глеб Сердитый

Овса не давать.

Попоить только и в конюшню не загонять.

Завтра сам отгоню на выпас.

И поставил отработанным движением свой вензель:

A. K. W. g

Прикрепив листок с шутливыми рекомендациями к окошку на дверце, так, чтобы привратник мог видеть надпись, Кантор забрал свой саквояж и зонт с полочки под панелью приборов, водрузил на голову котелок и направился к подъезду.

Великий Неспящий уже встречал его, одетый честь по чести, в трех кожаных фартуках и в неизменной широкополой шляпе, застегнутый и аккуратный, будто и не ночь на дворе. Вставил посох в гнездо и качнул его, открывая распашные двери.

— Благодарю, — сказал сыщик. — Что у нас произошло в мое отсутствие?

— Все своим чередом, — сдержанно улыбнулся привратник. — По поводу прошлой ночи я предупреждал Илзэ, что вы не будете ночевать дома…

— Благодарю, — несколько смутился Кантор. — Я полагал, она сообразует свою работу с этим обстоятельством…

— Я так и понял, сэр, — кивнул привратник.

— Что–то еще?

— Вы сказали, что день или два будете в отъезде, — вновь улыбнулся с надлежащей сдержанностью привратник. — Но ничего не сказали о нынешнем вечере.

— И что из этого следует? — нахмурился Кантор, хотя и так уже догадался. — Кажется, я сказал, что о возвращении сообщу дополнительно.

— Именно так вы и сказали. Но Илзэ… Она рассудила, что день, ночь и еще день — это как раз сегодня к вечеру. Так что не стала ждать сообщения от вас…

— Благодарю, дружище, — развеселился Кантор. — Боюсь, Илзэ заставит меня когда–нибудь сделаться привратником.

— Не стоит беспокоиться, сэр, — теперь уже не скрывая веселости, сказал привратник, — это не в ее силах. Вы уже староваты, чтобы начинать изучать Традицию.

— Я способный, — уже с лестницы обернулся Кантор.

— Не сомневаюсь, сэр, — ответил страж и скрылся в привратницкой.

«Что может быть лучше наших маленьких подруг, для того чтобы отвлечься от дел?» — рассудил сыщик, поднимаясь в свою квартиру.

— Что вы читаете? — спросил он, увидев, что Илзэ лежит на диванчике и читает книгу.

— Угадайте, — улыбнулась она и, садясь, спрятала журнальную тетрадку за спину.

— Милая Илзэ, вы ведь не пытались приготовить ужин? — поинтересовался сыщик.

— Угадайте, — развеселилась она.

— Поскольку все помешались на новой истории мистера Джума о приключениях, а, судя по качеству бумаги журнала, это «Эмейзинг», который именно Криса Асбурга Джума и печатает, то вы читаете как раз его. А поскольку в доме не пахнет пепелищем, то кухарничать вы не пробовали, милая Илзэ.

— Все так! — воскликнула она. — Вам тоже следовало бы помешаться на этих историях о приключениях.

— Милая Илзэ! — покачал головой Кантор, аккуратно пристраивая на распялку пальто и водружая шляпу на положенное ей место. — Мне хватает моих приключений. Невыдуманных.

— Расскажете?

— Возможно, кое–что я и расскажу. Вы голодны?

— Ну что вы опять спрашиваете смешные вещи, — вскакивая и принимая из рук сыщика сюртук, засмеялась молодая женщина, — девушки не бывают голодны. Это удел мужчин. Нам хватает того, что мы где–нибудь что–нибудь перекусываем.

— Это вы мне говорите смешные вещи, — нарочито нахмурился Кантор, снимая с плеча кобуру с револьвером калибра в восемь игл, с монограммой на рукоятке. — Нужно не перекусывать, а правильно питаться. Кроме того, я, возможно, имел в виду голод другого рода.

— Ах, я вся застеснялась, — игриво потупилась Илзэ, ничуть смущения не испытывая. — Это не подобает слышать моим ушам.

— Так вы голодны или нет?

— Так что же я делаю здесь у вас, если нет?! — воскликнула она. — Где ваша способность видеть суть вещей? Или я должна признаться во всем? Вам угодно доводить меня до неподобающего поведения?

— Угодно ли мне? — Кантор обнял подругу за талию и поцеловал в висок. — Ну что ж, мне угодно!

— Так нет же, жестокий вы человек, не услышите от меня ничего непристойного! Я иду в вашу спальню, антаер. Там я разденусь и влезу в вашу постель. И стану греть своим теплым девичьим телом для вас простыни! Довольно с вас бесстыдных речей?

— Я готов слушать вас бесконечно, — улыбнулся он ласково.

Илзэ фыркнула, словно обиженный ежик, и упорхнула в спальню.

— Вам принести что–нибудь перекусить? — крикнул сыщик ей вслед.

— Я не хочу ничего, только вас, жестокосердный истязатель! — послышалось в ответ, вперемешку с шуршанием белья, словно ветер стремился сквозь ивы.

«Она все больше глупостей говорит и все меньше совершает!» — заметил себе Кантор.

Илзэ служила в доме хранительницей очага, но местный привратник был слишком стар для того, чтобы позволить себе взять ее в жены, да и не обязательно так уж буквально следовать традиции. Илзэ и не следовала. Она не выбривала волосы надо лбом в форме полукруга, как делают жрицы стихии огня, не носила огненных кинжалов и черного облачения, да и волосы большей частью носила вроспуск, разве что увязывала их платком во время работы.

Кантор находил, что она чудо как хороша, и, вернее всего, был прав.

Сам сыщик относился к тому, увы, редкому, типу людей, кого безусловно обожают женщины и уважают мужчины, но кто сам не стремится этим воспользоваться.

Около года назад Илзэ впервые оказалась в его квартире, дабы поинтересоваться качеством снабжения горячей водой и осмотреть камины. Потом стала захаживать чуть чаше, чем к другим жильцам, оправдывая это служебными надобностями. Затем предложила присматривать за порядком во время отлучек сыщика и протапливать комнаты, дабы он возвращался не в выстуженную квартиру, и сыщик согласился.

А через полгода она сказала:

— Говорят, что вы способны читать в душах людей, как в книгах. Прочтите в моей душе!

Сыщик прочел и не ошибся.

Традиция и правдивость — вот источник комфорта человеческого бытия. Традиция суть источник комфорта души. Маленькие ритуалы соединяют конечное с бесконечным, культивируют привычные радости и привычный труд. Простые бесхитростные, но исполненные глубокого смысла ценности. Соблюдите Традицию, и обретете покой. Познайте суть Традиции, и вы поймете суть бренного человеческого бытия. Правдивость перед собою и близкими людьми — залог комфорта разума. Сознание чисто, и цель ясна. Что может быть проще для равновесия вещей, составляющих помыслы и деяния людские? Что может быть отраднее такого положения, когда проповедь не отличается от исповеди и наоборот?

Можно покорять новые земли или служить привратником, ловить бабочек в ближнем к дому парке, можно делать уйму дел, изобретенных людьми для пользы и забавы, для себя или ближнего, но всякое дело лучше делать в состоянии комфорта.

Лукавство и ложь порождают страхи. Страх разоблачения лжи в первую очередь. Страхи покоряют слабого человека. А тот, кто покорен своим страхом, способен на самое низкое деяние.

Кантор был по натуре правдив и воспитан в Традиции. Он любил свое дело, суть которого была в разоблачении лжи и избавлении людей от страхов. И он был счастлив. Он был счастлив по сути своего существа.

Но теперь, в связи со зловещими событиями, вольным и невольным участником которых он стал, перед ним выросла плотная стена лжи и страха. Ввысь стена уходила под самые тучи, ее мрачный монолит подавлял. Возможно ли человеческой силой сокрушить такую твердыню? Достанет ли сил у него?

Антаер не знал этого. Не мог знать. Но твердо и непреклонно был убежден, что в подобной ситуации каждый человек должен делать все, что в его силах. Не более и не менее.

Лена вошла в вагон. Скинула мокрый капюшон и тряхнула кудрявой гривой. Осмотрелась.

Немногие пассажиры, что сидели на резных скамейках, тускло поблескивавших лаком, украдкой и с недоумением смотрели на нее. Эти взгляды не ускользнули от внимания Лены, однако их истинной причины она понять не могла.

Увидев ее, пассажиры, воспитанные в духе традиционной культуры Мира, пытались совместить несовместимое: плащ привратника, сапожки для верховой езды и прическу, ну никак не вязавшуюся ни с этими сапожками, ни уж тем более с плащом.

Если женщина разгуливает в плаще привратника, то можно предположить, что она супруга привратника, то есть жрица огня и хранительница очага, — но в таком случае она никогда не надела бы обуви с ноги Леди–лорд. К тому же, если леди позаимствовала плащ привратника, то что она делает в этом поезде, да еще с непокрытой головой? Возможно, она находится в крайне стесненных обстоятельствах. Не оскорбит ли ее предложение помощи?

Поведение девушки мало вязалось со всеми этими соображениями. Лицо ее было не столько растерянным, сколько любопытным. Она прошла по вагону, с интересом осматривая всё и всех, и села особняком на свободное место.

Леди не стала бы шарить взглядом по лицам и одежде пассажиров. Она скорее смотрела бы поверх голов. Леди не стала бы садиться на свободное место, предпочла бы стоять.