Жар Холодного ручья - Лесли Мэримонт

Когда Дебора размышляла, чем бы заинтересовать заартачившуюся с продажей своей фермы Урсулу Палмер, тут же решила предложить ей этот коттедж и была уверена — та непременно соблазнилась бы, если бы… если бы не очередная стычка с Бартом.

Теперь она снова думала об усадьбе и доме, но на этот раз как о месте, где сможет поселиться сама, причем не в отдаленном будущем, а именно теперь. Завтра же утром первым делом отправится туда и сообразит, чем необходимо обзавестись, чтобы поскорее переехать.

Хорошо, что завтра будет чем заняться, иначе ей просто не избавиться от навязчивых мыслей о Барте. Проклятых мыслей, воскрешающих в памяти ту единственную ночь, когда их тела слились в единое целое…

Деби поежилась и обхватила себя руками. Неужели им никогда не найти общего языка?

Вероятно нет, решила она. Слишком все запутано и противоречиво! Отношения, странным образом сочетающие в себе любовь и ненависть, будут существовать между нею и Бартом до могилы.

От зловещей реальности этих выводов ей стало не по себе. Любовь?.. Ненависть?.. Неужели их чувства настолько глубоки?

Вероятно, этого нельзя сказать о внутреннем состоянии Барта, хотя ее — именно таково. Страшно признать, но она очень легко могла бы по-настоящему влюбиться в него: достаточно мягкого жеста, милой улыбки, благородства, чисто мужского внимания и интереса…

Ей оставалось лишь с надеждой молиться, чтобы ничего подобного не произошло, пусть уж лучше он продолжает оскорблять и насмехаться над ней. Ибо любовь к Барту станет для нее катастрофой пострашнее брака с Даймондом Муром — тот, по крайней мере, по-своему, но обожал ее.

Палмер же никогда не ответит на ее чувство, во всяком случае не ответит так, как ей того бы хотелось. Ему неведомо душевное волнение или сострадание. В нем нет ни сердечности, ни доброты. Никогда не было и не будет.

Дебора не осознавала, что плачет, пока не ощутила соленую влагу на губах. С яростью смахнула слезы и нетвердым шагом направилась в ванную комнату.

— Будь ты проклят, Барт Палмер! — бормотала она, стараясь остудить тело ледяной водой. — Будь ты проклят!

7

Расположенный на вершине холма, откуда открывался прекрасный вид на раскинувшийся внизу Честер, дом семейства Фарроу выглядел весьма импозантно. В два этажа, просторный, с темно-зелеными ставнями на окнах. Балкон над центральным входом поддерживали четыре белых колонны, рядом с которыми стояли причудливой формы пальмы в огромных кадках.

За минуту до того, как пробило половину седьмого, Палмер притормозил у крыльца. Солнце еще не зашло, но еще немного — и оно вот-вот скроется. Ну и слава Богу, подумал Барт, выбираясь из машины. День выдался на редкость жарким и душным. Пропитанная потом рубашка неприятно прилипала к телу.

Поднимаясь по парадным ступенькам, он втайне надеялся, что ему удастся скрыть владевшее им волнение. Что на него нашло? За каким чертом он принял это приглашение? Ехать сюда не имело смысла. Урсула по-прежнему упорно не допускала и мысли о продаже фермы. Таким образом, вступать в переговоры от имени хозяйки Барт не вправе. А обещать Гудвину Фарроу постараться уговорить или уломать ее принципиально не стоит!

Тогда зачем он здесь? Почему он не позвонил и не отменил визит, раз бабка столь недвусмысленно высказала свою позицию?

Частично Палмер оправдывал себя тем, что послушался совета Урсулы: мол, поезжай, развлекись и развейся. Но истинная причина присутствия здесь и его явно возбужденное состояние — Дебора. Мысленно обозвав себя мазохистом, Барт все-таки протянул руку к кнопке звонка.

Открывшей дверь женщиной несомненно оказалась миссис Хильда Фарроу собственной персоной. Когда-то она была довольно привлекательной, подумал он, прикидывая, сколько хозяйке лет. Около пятидесяти, немного полновата, но подтянута: платье сидит безукоризненно, волосы аккуратно уложены, колье из крупных жемчужин, должно быть, стоит целое состояние.

— А, мистер Палмер! — восторженно воскликнула Хильда. — Вы удивительно пунктуальны!

При этом Барт уловил на себе быстрый, оценивающий взгляд.

Перед его отъездом сюда Урсула заметила, что он зря оделся чересчур незатейливо: черные джинсы и рубашка с короткими рукавами в темно-серую полоску. Однако, похоже, Хильда Фарроу, если не считать странного блеска, мелькнувшего в ее глазах, ничего не имела против столь вольного стиля.

Барт тут же вспомнил, в какой манере она разговаривала с ним по телефону. Теперь, при личной встрече, Хильда понравилась ему еще меньше, поэтому он с холодной вежливостью ответил на приветствие:

— Добрый вечер, миссис Фарроу.

— О, зовите меня просто Хильда. Прошу вас, проходите, пожалуйста. — Подхватив гостя под локоть, хозяйка решительно увлекла Барта в дом.

Ему было неприятно ее прикосновение, не говоря уж о резком, приторном аромате духов с цветочным запахом, которым она благоухала. Она провела его через роскошный холл с выложенным итальянским мрамором полом и декоративными колоннами, где в центре красовалась изумительная резная деревянная лестница, ведущая на второй этаж.

Гостиная отличалась не меньшим великолепием. Светлая, просторная, на стенах картины, по углам напольные вазы, бронзовые канделябры… Этот дом скорее годился не для жизни, а служил витриной богатства! Палмеру вдруг вспомнился милый бабушкин коттедж с его многочисленными ковриками и удобной, но без претензий мебелью.

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить, Барт? — осведомилась Хильда, отпустив наконец его руку.

— Да, спасибо. Думаю, стаканчик чего-нибудь холодного мне не повредит, — сказал Палмер, хотя был готов выпить сейчас целую бутылку!

— Надеюсь, не станете возражать, если я буду обращаться к вам по имени? — Хильда игриво улыбнулась ему через плечо, колдуя над бокалами и бутылками у стойки бара.

— Совсем нет, — отозвался Барт без улыбки. Он не привык улыбаться людям, не вызывающим у него симпатии. — Пожалуйста, виски со льдом.

— О, истинно мужской напиток! Я так и думала.

Зло разбирало Барта, наблюдающего, как эта годившаяся ему в матери женщина игриво кокетничает. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не сказать какую-нибудь гадость.

— Дебора говорила, что вы юрист.

— Верно.

— Вы совсем не похожи на эту категорию людей.

— Неужели? — Он решил не уточнять, хотя и так догадывался: в таком виде вряд ли произведешь солидное впечатление.

Днем, одеваясь, он сначала пожалел, что не захватил из Бостона приличной одежды. Костюм чуть не за пятьсот долларов остался висеть в шкафу. Но затем решил, что Гудвин Фарроу, если учесть его происхождение, вряд ли придает особое значение подобным деталям. Говорят, что всего в жизни тот добился сам, без чьей-либо помощи, а начинал кем-то вроде водителя грузовика.