Ледяной ветер Суоми - Свечин Николай

– Война… – повторил главное слово Кетола. – А точно она будет?

– Наши стратеги уверяют, что будет. И очень скоро.

– Но для чего увозить золото во Францию? Россия такая огромная и могучая.

– Черт разберет, насколько она могучая. Победить нас на поле боя, скорее всего, нельзя…

– Ха! Японцы доказали обратное, – радостно напомнил русскому финляндец.

– Там дрались у черта на куличках, общество не восприняло ту войну как справедливую. С германцами и австрийцами будет другая заварушка. И не где-то далеко, а под боком. Так вот, победить нас Тройственный союз вряд ли сумеет. Так, чтобы оккупировать Москву с Петербургом, отторгнуть коронные русские земли. Главный враг России – это мы сами. Дураки-генералы. Сумасбродный царь-батюшка, что советуется по важным вопросам с сибирским конокрадом. Либералы, расшатывающие государство и не понимающие, что их самих раздавит падающими обломками. Консерваторы, которые думают, что если ничего не менять в механизме власти, то как-то оно само собой и рассосется… А над всеми ними нависают сто тридцать миллионов русских мужиков, которые ждут не дождутся, когда начнется передел помещичьих земель в их пользу. И тогда можно будет наконец спалить барское имение, а барина повесить на воротах.

Кетола слушал внимательно. Видимо, он впервые слышал подобное от русского чиновника высокого ранга. А Лыков закончил так:

– Поэтому золото лучше спрятать заранее и подальше от бунтовщиков. А насчет вашей свободы… Возможно, путь к ней лежит именно через войну и потрясения. На месте самодержавия появится или конституционная монархия, или даже республика. Придется решать национальный вопрос. Я знаю, что поляки надеются именно на такой вариант.

– Угу… – неопределенно пробубнил комиссар. – Тогда послушай меня…

– Тебе подсказала что-то шкатулка, – перебил его статский советник. – Узнал почерк?

– Догадался все-таки.

– А ты как думал, друг-сундук почтовый ящик? Я в сыске тридцать пять лет. Говори, на кого похоже?

– Это не точно, – начал издалека комиссар. – Я могу ошибаться.

– Ну, смелее!

– Именно так, слева под замок, одним точным нажимом была взломана шкатулка в Улеаборге. Помнишь, я тебе рассказывал? Где убили мать с дочерью. И так же подломили кассы в кондитерской Брондина, когда задушили сторожа.

– Одна рука? Это весьма интересно. Такого злодея ты точно будешь искать, правда, Юнас?

Финляндец скрипнул зубами:

– В моем городе! И уже не первую жизнь отнял. По Гельсингфорсу ходит убийца, и я обязан его найти.

– Ага, – отозвался русский. – У него на руках теперь триста тысяч. Прошло два или три дня. Где гарантия, что он уже не в Швеции? Хотя ему трудно будет вывезти такую сумму через таможню, а довериться контрабандистам опасно. Но исключать бегства нельзя.

Они помолчали, потом Лыков спросил:

– Что намерен делать?

– Еще раз зарядить агентуру. Разослать телеграммы в другие города – не было ли там похожих дел?

– Направь Вихтори в Улеаборг, – посоветовал Алексей Николаевич. – Вдруг у них есть подсказки? А я пока отдохну. Люблю отдыхать, жаль, редко выпадает возможность.

– Ты послал телеграмму Маклакову?

– Юнас, я министра вижу по большим праздникам. Или когда он дает мне заведомо невыполнимые поручения. Телеграмму я послал, но не ему, а директору Департамента полиции, своему непосредственному начальнику. Доложил, что Раутапяя убит, а деньги исчезли. Финская полиция принимает меры к розыску преступников и денег. Точка.

– Хювя, – одобрил комиссар. – Дай нам время. Если сепаратисты действительно наняли для отъема средств такого негодяя, пусть отдадут его мне. Деньги оставят для партизан, а убийцу – мне!

– То есть ты не собираешься возвращать в Россию украденное?

– Там видно будет, – уклончиво ответил Кетола. Но статский советник продолжил:

– Сам рассуди, зачем было убивать Раутапяя? Пришли, отняли шкатулку и ушли. Он же не сможет обратиться в полицию с жалобой, что его ограбили.

– Кассир решил сопротивляться, – возразил комиссар. – Началась борьба, и его ударили ножом.

– Да? Если бы пришли семеро, как бы он стал сопротивляться? А если бы и стал, ему просто набили бы морду. Убивать-то зачем? Но следов борьбы нет, его зарезали без долгих разговоров. Не похоже на партизан!

Кетола молчал. Было видно, что аргументы приятеля заставили его задуматься. Наконец он встал, одернул пиджак, задрал вверх подбородок:

– Ты иди. Даю тебе два дня отпуска. Через сорок восемь часов жду здесь. Много не пей…

Алексей Николаевич знал, как ему использовать неожиданный отпуск. На календаре был понедельник, значит, завтра можно зайти в Общество культуры мхов. Улица с диковинным названием Девичья Тропа, дом четыре. Там сидит Клэс Лииканен, которому можно поручить разузнать, какие разговоры ходят насчет убийства беглого кассира в революционной среде.

Но это только завтра. А сегодня сыщик решил навестить начальника штаба Двадцать второго армейского корпуса генерал-майора Новикова. Рассказать ему то немногое, что удалось выяснить насчет полицейского резерва Гельсингфорса. И спросить, прибыл ли Насников, в какой степени уже можно на него рассчитывать.

Начальник штаба проживал в принадлежавшем корпусу здании на Мариинской, 23, в казармах бывшего Нюландского батальона. Питерец велел доложить о себе, и вскоре его пригласили войти. Новиков оказался небольшого роста, бритым; взгляд имел слегка ироничный, как будто сомневался в каждом слове собеседника. У него было решительное лицо настоящего военного и кривые ноги настоящего кавалериста.

– Здравствуйте! Меня звать Павел Максимович. А вы Алексей Николаевич, мне вас барон подробно описал. Вы пришли познакомиться или уже что-то разнюхали?

– Здравствуйте. И то и другое. Чаю дадите, тогда и расскажу…

Генерал хмыкнул:

– Все мы здесь так мучаемся. Местные пьют только кофе, даже в лучших ресторанах чаю не подают. Ну, для гостя расстараемся.

Двое немолодых мужчин сразу почувствовали взаимное доверие. Новиков усадил сыщика в кресла, послал вестового за самоваром.

– Ну что случилось?

– Павел Максимович, я тут всего три дня. Особыми открытиями похвастаться не могу, все закрыто от постороннего взгляда…

– И языка вы не знаете.

– И языка не знаю, верно подметили. Пока выяснил самую малость.

– Давайте малость; важно, что вы уже начали разведку. Нам, кто здесь служит, ходу нет никуда.

Лыков принял от вестового стакан чаю, поставил его покуда остывать и заговорил:

– Полицейский резерв Гельсингфорса насчитывает тысячу восемьсот человек. Притом что штатный состав полиции – триста пятьдесят штыков.

– Ого, – опять хмыкнул ироничный генерал. – Впятеро больше штата. Вот это резерв так резерв! Полнокровный полк!

– Квартирует лавочка в Альчере, в большой казарме против старого лютеранского кладбища. Многие там не помещаются и приходят на занятия из дома.

– А что за занятия, удалось узнать?

– Действия в группе, маневры на местности, стрелковая подготовка, картография.

Новиков сощурился:

– Не похоже на учения наружной полиции, правда?

– Точно так, Павел Максимович. Я сам преподаю в столичном полицейском резерве. И там у нас совсем другие дисциплины, те, что нужны городовому на посту. Нет там ни маневров, ни картографии…

– Так, дело ясное, что дело темное. Еще что?

– Кадр резерва является постоянным, что тоже необычно. И необъяснимо с точки зрения здравого смысла. Наш состав переменный, он как учебная команда в армии. Натаскали новичка, тот сдал экзамен и, если все в порядке, заступил в участок. А у них люди годами числятся при полиции, в ней самой не состоя. Расходы несет правительство, причем из «военных миллионов», которые полагается пересылать в Россию. Но оно нам не платит, а содержит на эти деньги несколько тысяч фактически дармоедов.

– Ну, это для нас с вами они дармоеды, – поправил гостя хозяин. – А для них кулак. Ядро будущей повстанческой армии. Еще что узнали?