Рожденная в огне - Нора Робертс

– Очень женственная вещь, – пробормотал Роган.

Его взор был устремлен на статуэтку, но думал он сейчас больше о ее авторе. Напряжение в ее руке, он еще помнил его, словно сжатая пружина, легкая дрожь, которую она пыталась скрыть.., первозданный запах спутанных рыжих волос…

– И очень сильная, – задумчиво добавил Роган про статуэтку. – Женщина, готовая вот-вот подчиниться мужчине.

Его слова поразили и взволновали Мегги, потому что он был совершенно прав.

– Какую же силу вы находите в готовности уступить? – спросила она.

Он внимательно посмотрел на нее и снова легко коснулся руки.

– В ком еще может быть такая сила, как не в женщине, готовой отдаться? Вы знаете, вероятно, об этом, и вы это мастерски показали.

– Ну а мужчина?

Он чуть улыбнулся, почти незаметно – уголками губ. Его прикосновение к ее руке стало похожим на требовательную ласку, глаза, удивленные и заинтересованные, впились в ее лицо.

– А это уж, Маргарет Мэри, зависит от женщины, – серьезно ответил он.

Она стояла неподвижно, лишь слегка кивнула, как бы соглашаясь с его сексуальной трактовкой ее работы.

– Ну что ж, – одобрительно сказала она потом. – Хоть в чем-то мы пришли к согласию. Сила и секс – на стороне женщины.

– Я вовсе не это хотел сказать, – возразил он с улыбкой. – Но скажите вы мне: что побудило вас сделать такую вещь?

– Трудно растолковать побудительную силу искусства деловому человеку.

Сказав это, она отступила назад, но он крепче сжал ее руку:

– Попытайтесь, если не затруднит. Она почувствовала раздражение. Голос ее обрел прежнюю резкость.

– Ко мне приходит то, что приходит. Никакого предварительного замысла, никакого плана. Все идет от чувств, эмоций, а не от мыслей о выгоде, о конъюнктуре рынка. Иначе я бы заклинилась на маленьких лебедях для магазина подарков. О Господи, этого еще не хватало!

Он широко улыбнулся.

– К счастью, я не интересуюсь маленькими стеклянными лебедями. Но от чая бы не отказался.

– Тогда пойдемте на кухню. Она снова сделала попытку направиться туда, и снова он ее удержал.

Это уже слишком! Что ему надо, наконец?

– Вы все время мешаете мне пройти! – возмущенно сказала она.

– Ошибаетесь, – загадочно ответил он. – Я как раз хочу расчистить для вас путь, мисс Конкеннан.

Он отпустил ее руку и молча последовал за ней на кухню.

Дом Мегги не дышал тем сельским комфортом, которым отличалась гостиница «Блекторн», откуда Роган только что прибыл. В воздухе здесь не гуляли заманчивые ароматы печеной и вареной пищи, здесь не было пухлых подушек на диванах, не было и самих диванов, а также блещущих глянцем деревянных изделий в виде украшений. Обстановка тут была спартанской – из вещей только то, что необходимо, но и оно размещено не слишком аккуратно.

Возможно, именно поэтому, предположил Роган, на фоне царящего беспорядка и неприхотливости, так поразителен эффект расставленных здесь и там предметов из стекла.

Подумал он и о том, где же спит хозяйка и так ли удобна и хороша ее постель, как та, на которой он спал предыдущую ночь. И еще: а если бы он провел ночь с ней?.. Нет, поправил он себя, не «если», а «когда».

Мегги поставила на стол чайник и две глиняные кружки.

– Вам понравилось ваше пребывание в «Блекторне»? – учтиво спросила она.

– О да. Ваша сестра превосходная хозяйка. А еду невозможно забыть.

Мегги мысленно поблагодарила его за добрые слова о сестре и щедро положила себе в кружку три ложки сахара.

– Бри – домохозяйка в лучшем смысле этого слова, – с теплотой сказала она. – Угощала она вас сегодня сдобными булочками с корицей?

– Я съел целых две.

Мегги ощутила, как испарилось ее напряжение. Она весело рассмеялась, закинула ногу на ногу.

– Наш отец любил говорить, что Бри блестит, как золото, а я – как медь. Боюсь, у меня вы не получите домашних булочек, Суини, хотя я попытаюсь сейчас найти коробку с печеньем.

– Совсем не обязательно.

– Тогда перейдем сразу к делу. – Мегги взяла кружку в обе руки, наклонилась вперед. – Ничего, если я вам скажу честно? Меня не интересует ваше предложение.

Роган ответил не сразу. Он сделал несколько глотков, чай был крепкий и свежий.

– А ничего, если я назову вас лгуньей, Мегги? – Он улыбнулся, увидев, как гневно вспыхнули ее глаза. – Потому что, если вы говорите правду, зачем было приглашать меня и поить чаем на вашей кухне? – Он сделал предостерегающее движение рукой, так как она собралась возразить. – Однако сойдемся на том, что вы не хотите признаться себе самой, что заинтересованы. Ладно?

Умный человек, ничего не скажешь, вынуждена была признать Мегги, слегка смягчившись. Но умные люди – самые опасные. Поэтому надо сразу поставить его на место.

– Я не имею ни малейшего желания, чтобы мною управляли, руководили, чтобы меня окружали заботой, вели и опекали!

Она заявила все это с вызовом, он оставался совершенно спокойным.

– Вы перечислили почти все возможные виды воздействия, – сказал он негромко. – Но мы часто не желаем именно того, в чем так нуждаемся. – Он наблюдал за ней из-за краев своей кружки и с удовлетворением заметил, как легкий румянец выступил у нее на щеках, от чего цвет глаз сделался темнее. – Разрешите мне высказаться точнее. Ваш талант – исключительно ваша собственность. Я не имею ни малейшего намерения вторгаться в то, что вы делаете у себя в мастерской. Вы создаете, что хотите и умеете, на что у вас хватает вдохновения и сил.

– А если то, что я сделаю, окажется вам не по вкусу?

– Я выставляю и продаю множество работ, которые не хотел бы иметь в своем доме. Таков мой бизнес, Мегги. Я не стану вмешиваться, повторяю еще раз, в вашу работу, но и вы не станете вмешиваться в мои дела.

– Например, в то, кто покупает мои вещи?

– Да, – решительно ответил он. – Если у вас появится какая-то особая привязанность к той или иной работе, вы должны перешагнуть через это или попросту оставить вещь у себя. Но то, что попадает в мои руки, то уже мое.

Она сжала губы. Потом спросила:

– И всякий, у кого есть деньги, может приобрести мою вещь?

– Конечно.

Мегги со стуком поставила кружку на стол, вскочила с места, принялась шагать по комнате. Рогану нравилось, как она это делала – все ее тело принимало самое деятельное участие в этом процессе: руки, плечи, даже брови двигались в едином ритме, бурном и полном какого-то детского негодования. Он отставил кружку и с удовольствием откинулся на спинку стула, наслаждаясь зрелищем.

– Я вытаскиваю на свет, – возбужденно говорила она, – что-то из самых своих глубин и из этого «что-то» создаю материальное, осязаемое, свое. А потом появляется какой-нибудь идиот из Керри, Дублина или, не дай Бог, Лондона и покупает это для своей жены, ко дню ее рождения, ни сном ни духом не понимая, что оно такое…