Этнокультурная история казаков. Часть III. Славянская надстройка. Книга 4 - Коллектив авторов

22 апреля на судах царь прибыл в Азов, где также учинил розыск и многих казнил, а 26 числа посетил Троицкую крепость, расположенную на Таганроге, казнил там протопопа за сношения его будто бы с гетманом Мазепой, а потом, приказав Войску Донскому и азовскому гарнизону быть всегда готовыми на случай нападения татар или турок, 15 мая отбыл через Бахмут под Полтаву, куда приближался Карл с своей армией.

Трудное время переживал Дон, сжатый железными тисками самовластного царя. Лучшие его силы, до 15 тысяч, были в действующей армии, разбросанные от Финляндии и Лифляндии до Крыма. При поражении генерала Левенгаупта под Лесной 27 сентября 1708 года казаки вместе с калмыками преследовали бежавшего неприятеля и у Пропойска отняли у него 2 тысячи подвод с провиантом. О событиях на Дону они были не осведомлены, а потому и не знали, как царь расправляется с их станицами и соплеменниками.

* * *

После разгрома Дона в 1708 году донские казаки терпели большой недостаток в съестных припасах. Жилища их были разорены и сожжены, скот угнан калмыками и татарами, а всё остальное съели царские войска. Присланное царское жалованье «добрым казакам», хлеб и другие припасы были лишь каплей в море и пошли в «дуван» только среди низовых, «верных» промосковских казаков.

Со времени бегства Некрасова на Кубань нападения кубанских татар на донские казачьи городки участились, жители сотнями уводились в неволю. Проводниками для татар на Дон были, надо полагать, некрасовцы, а на Левобережную (московскую) Украину – запорожцы Гордиенко, союзники Булавина, изгнанные из Старой Сечи, разорённой царём в 1709 году, и ушедшие за Днепр под покровительство крымского хана.

Настало время установления над Доном власти русского императора и вопрос об Азове перешёл в область русской политики. Положение Дона ещё более ухудшилось, когда после Прутского договора 1711 года туркам были снова отданы царём Азов и Таганрог с устьями Дона и Азовским морем. По повелению Петра на Монастырском Яру, ниже Черкасска, был устроен транжемент, снабжённый артиллерией, вывезенной из Азова, и охраняемый достаточным гарнизоном. Цель устройства этого укрепления – следить за действиями турок, а главным образом – иметь наблюдение за Доном и предупреждать все «шатости». Без разрешения коменданта «транжемента», в распоряжение которого поступило все Войско Донское, казаки не могли предпринять ни походов, ни поисков над неприятелем для освобождения своих братьев, томившихся в неволе. Рыбные тони также для них были отрезаны.

Нужда заставила донцов всерьёз взяться за земледелие и садоводство. Плодовые сады и виноградники покрыли берега Дона от Мелехова до Цымлы. Скот добыли из постоянных стычек с кубанскими татарами. Разорённые места по Медведице, Хопру, Бузулуку и Донцу скоро были заселены выходцами из других, уцелевших станиц. Царь, занятый войной со Швецией, слал на Дон грозные указы не принимать беглых из России, но что значат эти требования свыше, когда жизнь народа требует другое, – казаки не исполняли этих повелений и продолжали передерживать и хоронить в глухих хуторах пришлый люд. Во главе этого укрывательства стояли сами донские старшины и домовитые казаки.

Кроме всех прочих сложностей, азовские коменданты стали вмешиваться даже во внутреннюю жизнь казаков, давать разного рода инструкции, разбирать ссоры их с калмыками и татарами, производить сыск беглых и водворять их в прежние места.

Кроме постоянного гарнизона, при крепости всегда находился конный казачий полк, названный Азовским, на обязанность которого были возложены самые разнообразные службы. Сношения Дона с русским правительством стали проходить через коменданта транжемента. Вместо прежних царских грамот стали получаться «отношения», в которых так или иначе фигурировали эти коменданты, часто заходившие далеко за пределы предоставленных им царём полномочий.

В 1715 году умер войсковой атаман Емельянов; собрался, по старой памяти, войсковой Круг и избрал атаманом Максима Кумшацкого. Комендант по этому случаю донёс царю, что большинство голосов получил Василий Фролов, а Кумшацкий меньшинство, «однако ж решено было у них быть войсковым атаманом Кумшацкому и насеку ему вручили». В следующем году атаманом избран Максим Фролов, а в 1717 году Василий Фролов, сын Фрола Минаева. 26 февраля 1718 года Пётр I повелел ему, как доказавшему свои военные способности в битвах с татарами, быть войсковым атаманом «по выбору всего Войска, без перемены, впредь до указу».

Донские атаманы хотя и ставились «по выбору всего войска, впредь до указу», как значилось в донесениях, но их избрание производилось теперь не всенародным войсковым Кругом, как исстари повелось. Раньше на Круге всякий казак имел свободный голос и мог делать свои предложения. Вопрос считался решённым положительно, если большинство бросало шапки вверх. Теперь же, после покорения их Россией, казаки лишились права решать все вопросы вольными голосами. На Дону Круги были запрещены в 1721 году, на Яике несколько позже, после подавления восстания Пугачёва – в 1775 году, вместе с переименованием Яицкого Войска в Уральское.

В 1721 году был кардинально изменён принцип соподчинённости в казачьих сообществах. Войсковой грамотой на Дону отныне повелевалось станицам «выборных станичных годовых атаманов почитать и во всём быть им послушными», хотя по старому казачьему праву было наоборот: сами атаманы должны были быть послушными станичному Кругу, или Сбору, то есть являться исполнителями его постановлений.

В 1723 году донской атаман Василий Фролов умер и войсковой Круг, собравшись в последний раз, избрал новым атаманом известного героя шведской войны и персидского похода Петра I (в 1722 – 1723 гг.) Ивана Матвеева, по прозванью Краснощёкова. Однако царь не посчитался теперь и с мнением промосковских старшин, не утвердил Краснощекова, а повелел «быть в атаманах впредь до его указу из старшин Андрею Лопатину». Следовательно, 1723 год нужно считать годом, когда у Войска Донского было отнято его право избирать в своем Кругу войсковых атаманов. С этого года атаманы стали назначаться царской властью. Отняв у донского казачества его освящённое веками право избирать в Кругу своём излюбленных лиц в свои вожди, Пётр I тем самым подорвал и значение самого войскового Круга, как верховного управления всего Войска.

С этого же времени атаман и старшины присвоили себе право распоряжаться, с утверждения Военной коллегии, в ведение которой с 1721 года перешло Войско Донское, всеми делами Дона.

Царь Алексей Михайлович, а потом Пётр I в своём непомерном самовластии низвели казачество, главным образом последний, а потом и его преемники, на степень служилого народа, с правами и обязанностями иррегулярных войск. Разрушив веками спаянную казачью военную общину с особым историческим укладом жизни, царь взамен ей ничего не дал, кроме массы инструкций, регламентов и указов, совершенно не применимых к военной жизни казаков.

За год до своей смерти Пётр I ещё раз вытер свои обутые в высокие сапоги ноги о казачество, подвергнув часть его принудительному переселению в собственных интересах. В 1724 году 1.000 семей донских казаков вывели в Дагестан на реки Сулак и Аграхань. Они там в большинстве погибли. Но самодержец подал идею своим преемникам на троне, которые потом широко стали ею пользоваться.

II. Земля Донского Казачьего Присуда

Кстати, от этого времени, что бы ни говорили поборники теории об «исконной славянскости казаков», сохранилось свидетельство тюркоязычности тогдашнего казачества: московское государство волжским казакам ещё в начале XVIII века писало грамоты на татарском языке. Так что если и можно говорить о родственности тогдашнего русского и казачьего народов, то лишь с большой оглядкой на реальные факты.

* * *

Вопрос определения границ Присуда или исконных казачьих земель довольно сложен, поскольку чёткого их определения не существовало многие века. Установить их пытались лишь некоторые донские историки, которые по скудным косвенным и ещё более скудным прямым данным пытались вычерчивать карты фактического расселения раннеказачьих общин, пределы территорий их хозяйственной деятельности («дальние ухожья») или военного контроля. Ясно одно: сферой обитания раннеказачьих общин XVI века было огромное нерасчленённое пространство, не подконтрольное ни одному государству, простиравшееся от Оскола на западе до Волги на востоке, от Азова на юге до Воронежа и Тамбова на севере. В состав Присуда входили Северщина, Белгородский разряд с Воронежским уездом, бассейны рек Хопёр, Медведица, Иловля и примыкающее к этому пространству правобережье Нижней Волги.

Историки-автономисты утверждают, что фактически на всём пространстве Дикого Поля от Днепра до Волги и от Азова до Ельца обитали, хотя и крайне малочисленные, но однородные по сути казачьи военно-промышленные артели. Консолидация этих групп в войсковые организации или переход их в новое качество (в служилые люди) происходила долго и неравномерно, на протяжении всего XVI и XVII веков. Реальной же границей, к которой можно хоть как-то привязать линию распространения этих общин, могут служить Засечные черты Русского государства. Самой ранней границей распространения Присуда к северу можно считать «Вторую» или «Большую черту», сооружённую к 1571 году по линии Ряжск-Шацк-Темников-Алатырь, и далее на запад от Ряжска по линии Данков-Ефремов-Мценск-Орёл. Весной 1571 года на крайних точках разъездов некие М. Тюфякин и М. Ржевский устроили специальные пограничные знаки. На огромном дубе, росшем у истоков реки Миус, был высечен крест, выбиты имена Тюфякина и Ржевского, год, месяц, число. Этим актом как бы утверждались официальные границы русского государства в южной степи, которые выдвигались вплоть до реки Миуса.