Шуттовские деньги - Роберт Асприн

– Так. Ты, как тебя звать? – бросила Бренди.

– Махатма, сержант, – не переставая улыбаться, ответил парень.

Бренди огорчилась тому, что он не совершил обычной для новичка ошибки и не забыл упомянуть ее звания. Он не совершил и еще более страшной ошибки – не назвал ее «сэр», а случалось и такое. Ничего не поделаешь, пришлось довольствоваться тем, что было в распоряжении. Между прочим, таков был один из главных жизненных принципов Шутта.

– А что ты тут такого веселого нашел, Махатма, хотела бы я знать? – нахмурилась Бренди и шагнула почти вплотную к новенькому.

– «Веселое» – это не совсем верное определение, сержант, – мечтательно отвечал Махатма. – Все здесь так… преходяще.

– Пре-хо-дя-ще?

Такое слово из уст новобранца Бренди услышала впервые, и надо сказать, оно застало ее врасплох.

– Да, сержант, – смиренно отвечал Махатма. – Мы смотрим на вещи близоруко, не правда ли? То, что мы видим сегодня, завтра исчезнет, а вместе с ним исчезнем и мы. Так к Чему волноваться, о чем горевать? Ведь все пройдет.

– Ты так думаешь? – прищурилась Бренди и приблизилась к Махатме еще на несколько дюймов. Как правило, под ее неотрывным взглядом в таких ситуациях начинали нервничать даже самые крепкие орешки, но Махатма и глазом не моргнул. – Форму легионерскую нацепил, а замашки штатские, да ты штатский и есть. А как насчет того, чтобы лечь на пол и немного поотжиматься? Ну, раз сто для начала, скажем? Это тебя научит дальнозоркости. А мы посмотри, будешь ты так же лыбиться, когда закончишь отжиматься. Начи-най!

– Есть, сержант, – послушно отозвался Махатма и улыбаясь, опустился на четвереньки. – Вы желаете, чтобы я отжался ровно сто раз, или вас устроит некое приблизительное число?

– Я сказала «сто», значит, «сто», – процедила сквозь зубы Бренди. – И спину прямо держи, салага. Будешь задницу свою штатскую выпячивать, пинка получишь. Меня хорошо слышно?!

– Да, сержант, – повернул голову вбок Махатма. Благодарю вас за предоставленную мне возможность укрепить мой организм.

– Начи-най!! – еле сдерживаясь, скомандовала Бренди, начиная ощущать почти то самое раздражение, которое пока только пыталась разыгрывать. Махатма начал отжиматься. Делал он это медленно и методично, не поднимая головы и не сгибаясь в поясе. В строю кто-то рассмеялся. Бренди устремила на остальных новобранцев гневный взор. – Кому-то смешно? Всем – сто отжиманий! Начи-най!

Новобранцы улеглись на пол и принялись отжиматься! Мало кто их них отнесся к этому приказу столь же безропотно и безмятежно, как Махатма. Вот и хорошо – таких будет легче обругать, чем этого невозмутимого нахала. Наконец все пошло так, как и должно было пойти.

– Спины не гнуть! – рявкнула Бренди, не обращаясь, впрочем, ни к кому конкретно, и тут же стала искать глазами того, к кому можно было бы привязаться с этим замечанием.

– Простите, сержант, а нам теперь что делать?

Бренди узнала этот голос, несмотря на то что звучал он из динамика транслятора. Обернувшись, она увидела троицу гамбольтов. Бренди нахмурилась.

– Отжимания, – буркнула она. – Сто отжиманий. Мой приказ и вас касается.

– Да, сержант, – кивнул Руб. – Но только мы уже выполнили по сто отжиманий. А что нам делать теперь, пока люди выполняют это упражнение?

– Вы… уже отжались по сто раз? Это невозможно, – проговорила Бренди и посмотрела на часы. Прошло менее двух минут с того момента, как она велела новичкам приступить к отжиманиям. Бренди сурово нахмурилась. – Наверное, вы неправильно отжимались. Ну-ка, покажите мне, как вы это делали.

– Есть, сержант! – в унисон отозвались гамбольты и начали синхронно отжиматься со скоростью до двух отжиманий в секунду. Спины они держали прямо, упражнение выполняли четко, не халтурили. Бренди следила за их движениями, словно зачарованная, а они без труда выполнили вторую сотню отжиманий, и при этом даже не запыхались. Люди в это время успели едва перевалить за первые полсотни, и вид имели довольно удручающий. По опыту Бренди знала, что многим из них назначенное число упражнений выполнить не удастся.

Приглядевшись более внимательно, Бренди заметила Махатму. Тот продолжал отжиматься медленно и методично, и так сосредоточенно, словно для него в жизни больше ничего не существовало, кроме этих отжиманий. Он, как и гамбольты, дышал ровно и легко. И тут Бренди решила, что более нетипичной группы новобранцев ей еще в жизни не доставалось. «Ну ладно, – попыталась утешить себя Бренди, – хотя бы с гамбольтами, похоже, проблем не ожидается, и то хлеб. А другие, может быть, станут на них равняться». Только гораздо позже она поняла, что пример гамбольтов может произвести не совсем то впечатление, на какое она возлагала надежды.

– Живых цыплят? – Искрима брезгливо сморщил нос. – Это влетит в копеечку, но я, конечно, могу их раздобыть. Но только зачем они нам сдались? В роте не найдется ни одного человека, включая и меня самого, который был бы способен отличить на вкус котлеты из клонокурятины от той курятины, с которой надо предварительно ощипать перья. Я даже мог бы закупить клонокурятину с косточками, если на то пошло. Так зачем же нам выбрасывать столько денег ради какой-то старомодной жратвы?

– Мы не ради какого-то человека стараемся, – вздохнула лейтенант Рембрандт, вид у которой был не менее удрученный, чем у Искримы, – И о какой-то замене тут и думать нечего. Речь идет об этом лейтенанте Квеле, зенобианце. Он привык к живой пище.

Одна из помощниц Искримы оторвала взгляд от открытой духовки, в которую уже был готова отправить противень с круассанами.

– Живая… пища? – в ужасе переспросила она. – Уоооов…

– И я того же мнения, – кивнула Рембрандт. – Но капитан готов из кожи вон вылезти ради этого Квела. О» к нам прислан в качестве военного наблюдателя со своей планеты, и, похоже, подписание мирного договора напрямую зависит от того, понравится ему или нет, как мы его тут ублажаем.

Искрима наклонился к столу. Руки его по локоть были перепачканы в муке.

– И что же, этот ящер будет прямо у нас в столовой живых птичек заглатывать? – с округлившимися от ужаса глазами спросил он.

– Надеюсь, что нет, – покачала головой Рембрандт. – После его вчерашней выходки с беготней по всей гостинице, к нему мало кто пылает большой любовью, так что, скорее всего, питаться он будет у себя в номере.

– А я слыхал, что этот зенобианец – шпион, – сказала младшая повариха. – И что из штаба его потому к нам и заслали. Они рассчитывают на то, что шпион будет пойман, и тогда наш капитан схлопочет нагоняй.

– Это за что же капитану нагоняй, если мы шпиона изловим? – недоуменно воскликнул Искрима и обернулся к поварихе, заметил открытую дверцу духовки и проворчал: – Ты бы лучше поторопилась с этими противнями. Нужно, чтобы вся выпечка была готова одновременно. Твое дело – еду готовить, а не контрразведкой заниматься.

– Слушаюсь, сержант, – вздохнула повариха и вернулась к прерванной работе.

– В одном она права, Искрима, – заметила Рембрандт. – Зенобианец напросился сюда, в нашу роту, потому, что мы для него стали первыми представителями; другой цивилизации, когда его занесло на планету Хаскина. Вот Квел и решил, что у капитана он получит более дружеский прием, чем у кого бы то ни было еще. Может быть, он рассчитывает на то, что и шпионить ему за нами по старой дружбе будет проще. Он сам сказал, что одна из его задач состоит в изучении нашей тактики. А уж если это не шпионство, я тогда и не знаю, как это еще назвать. Вернется домой и все доложит своим генералишкам, как мы тут деремся и какое у нас оружие.

– Кое-кто мог бы позаботиться о том, чтобы он домой не вернулся, – предложил Искрима. Пальцы его сомкнулись на ручке скалки – может быть, невольно, но Рембрандт покачала головой.

– От такого лейтенанту может еще крупней не поздоровиться, – сказала она. – Квел вчера за ужином в ресторане все четко сказал. Мы обязаны его ублажать, потому что от его рапорта напрямую зависит, будет ли подписан мирный договор. В общем, он будет тут слоняться, совать свой нос во все замочные скважины, а мы его и пальцем тронуть не посмеем.

– Влипли, стало быть, угодили между конфоркой и сковородой, – резюмировал Искрима, перефразировав на свой лад поговорку насчет молота и наковальни. – Так спрашивается, с какой стати я этому поганому ящеру еще должен какую-то еду по спецзаказу готовить, когда он, гад, шпионит за нами?

– Приказ капитана, – мрачно буркнула Рембрандт. – Честно говоря, мне и самой это не по душе, Искрима. Получается, что мы либо портим всей роте аппетит ради того, чтобы какой-то чужак лопал то, что ему по вкусу, либо лишаем его излюбленной пищи, но тогда ввязываемся в войну. Капитан считает, что уж лучше добросовестно ублажать Квела на полную катушку, потому я к тебе и пришла. Раздобудь этих живых кур, а уж я приложу все свои старания ради того, чтобы он сожрал их где-нибудь, где никто из нас его не увидит. И еще, Искрима, постарайся уговорить своих помощников, чтобы они не очень на эту тему распространялись. Зенобианца и так уже недолюбливают. Не стоит подливать масла в огонь.