Рубиновая звезда - Николай Шагурин

Водитель повернул рукоять, и наш корабль снизился к поверхности земли и неподвижно повис в воздухе над небольшим островом.

— Коротенькая остановка. Минут сорок, не больше. Не возражаете? — спросил штурман старшину делегации.

— Как считаете нужным. Торопиться нет особенной нужды. Что за остров?

— Мар-Сийен.

— Неужели? — наш старшина — нахмурился и покивал головой. — Да, да, Мар-Сийен! Ну, что ж! Сюда, наверно, давным-давно никто не заглядывал. Любопытно будет побывать на этом клочке земли, с которым связана одна из самых тягостных страниц в истории человечества. Особенно для вас, юноша! — обратился он ко мне. — Вы, конечно, изучали новейшую историю, и вам это название говорит немало…

Мар-Сийен! Да, я знал это название и события, связанные с ним. Такие, вещи не забываются.

Мы приземлились.

— Пройдемся, — сказал наш старшина, открывая металлическую дверку каюты салона.

Мы ступили на землю острова Мар-Сийен. Залитый волшебным лунным светом, остров, тем не менее производил самое угрюмое впечатление: перед нами лежала равнина, взбугренная и изрытая так, будто по ней прошел циклопический плуг. На севере и востоке равнину ограничивали коричневые холмы, испещренные глубокими морщинами и поросшие гигантскими колючими сорняками. Это, кажется, был единственный вид растительности, который мы встретили здесь. Все в целом являло картину глубочайшего запустения.

…И вот память перевернула страницы истории. В эпоху, непосредственно предшествовавшую той, в которой я очутился, капиталистические монополии приобрели огромную л зловещую власть на значительной части темного шара. Среди этой кучки финансовых олигархов особенно выделялись два семейства: Нэллоны, овладевшие чуть ли не половиной мировых запасов атомного сырья, и наследники Дюрана, сосредоточившие в своих руках производство напалма и новейших отравляющих веществ. Алчность монополистов не имела предела, они готовы были обречь на гибель все человечество ради своих непомерно растущих прибылей.

Даже буржуазные экономисты не могли не видеть этого. «„Тысяча“, управляющая нашей страной, — писал один из них, — это совершенно безумные, жестокие маньяки. Монополистические объединения, как древние рептилии силлурийской эры, как чудовищные драконы, снуют вокруг гибнущей цивилизации».

Во второй половине минувшего века все чаяния и усилия лучших, здоровых сил наций были устремлены на мирное сотрудничество народов. Но атомные милитаристы не останавливались ни перед какими крайностями, чтобы сорвать это сотрудничество, чтобы продолжать держать мир в страхе и напряжении.

Ослепленные блеском золота, опьяненные запахом крови, эти маньяки не хотели понять, что дни их сочтены. Силы мира и демократии выбивали из-под их ног одну позицию за другой — в Европе, в Азии, на большой части одного, потом другого полушария. Тогда враги мира и жизни замыслили нанести решительный удар. Две мировые войны, в результате которых, как известно, свыше трети человечества навсегда порвало с капитализмом, не научили их ничему. Этим ударом они хотели достигнуть окончательной победы. На деле он стал похоронным ударом колокола, пробившего их последний час.

К этому моменту военная истерия за океаном достигла своей вершины. Пропаганда всячески раздувала и поддерживала настроения человеконенавистничества и обреченности. Астрономы сулили светопреставление, точь-в-точь такое, какого ожидали тысячу лет назад. В буржуазной литературе, в искусстве господствовал культ смерти и разложения. Появились секты, официально испрашивавшие у правительства разрешения на принесение человеческих жертв. Так выглядела идеологическая подготовка грядущей бойни. А в народных массах продолжали зреть и набухать семена великого гнева.

В этой обстановке монополисты задумали свое последнее и самое чудовищное преступление, свое последнее «Бикини»[9]. Но теперь готовился не эксперимент. Не было и прежней рекламной шумихи, напротив, все работы окружались глубочайшей тайной. Операция, носившая условное название «Молох»[10], была направлена, в первую очередь, против великой коммунистической державы и стран, идущих по ее пути. Эта операция предусматривала комбинированный удар с помощью водородных межконтинентальных ракет и радиоактивного тумана.

В качестве плацдарма был избран остров Мар-Сийен. Окружавшая его магнитная силовая завеса делала эту цитадель поджигателей войны неприступной.

Однако в самом замысле этой сверхбандитской затеи заключался серьезный просчет. Их наука, скатываясь все ниже и ниже, оказалась в безвыходном тупике и уже неспособна была создать что-либо, кроме средств истребления. Зато в руках свободной, прогрессивной части человечества находились величайшие открытия конца двадцатого столетия: искусственный синтез белка и способ вызывать распад материи на расстоянии, два могущественных рычага управления всем существующим. Используя упомянутый способ, ученые могли даже влиять на геологические процессы, происходящие в верхних слоях земной коры.

Прогрессивное человечество остановило топор палача, занесенный над миром. Межконтинентальные ракеты были уничтожены на полпути к цели, они распались, не взорвавшись, и обломки их поглотил океан, а радиоактивный туман был развеян искусственно вызванным циклоном. Так началась последняя, решительная схватка между силами смерти и силами жизни, мира и прогресса.

А дальше произошло вот что: остров под ногами обитателей Мар-Сийена потрясся до самого основания. Глубокие трещины — результат сильнейших подземных толчков, избороздили площадки, с которых только что улетели в стратосферу смертоносные ракеты. С грохотом рушились многоэтажные лаборатории. Пыль и пепел грандиозным столбом поднялись к небу. Все вокруг — стены зданий, сооружения, сама почва засветились бледным розовато-зеленым сиянием. Материя теряла свои формы; бетон, стекло, сталь, зыблясь, рассыпались прахом, как будто сила, поддерживавшая в них сцепление частиц, перестала существовать…

Грозная, неодолимая волна народных движений смела с лица земли всю остальную нечисть. В течение нескольких десятилетий вся земля от полюса до полюса была превращена в цветущий сад. Исключение составил только остров Мар-Сийен. После его падения здесь все было оставлено нетронутым, он сохранился, как обломок прошлого, свидетельствующий человечеству о переломном моменте в его истории, как музейный экспонат, призванный напоминать о том, к чему никогда не может быть возврата.

— Пройдемте туда, за холмы, — сказал наш старшина, — время у нас есть. Там был город и кое-что, возможно, сохранилось…