Мёртвое - Том Пиччирилли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слова его матери вырвались из стены, и за ними последовали слова отца, сливаясь воедино до такой степени, что он уже не мог ничего прочитать. Бет лизнула его подбородок, нашептывая слова любви; он проник в нее, и в их ласках смешались объятия и укусы, нега и боль. Под одеялом он вздохнул и поерзал, ворочаясь среди теней. Джейкоб не чувствовал себя таким живым ни разу за последние десять лет, но…
– Господин, – прошептала она, и ему тут же захотелось умереть.
Господствующий над многими.
Я – Легион, ибо нас – множество.
Голос из-под матраца, на котором одно из его тел содрогалось – с лицом, промокшим от капель дождя, – сообщил: рада, что у тебя все сошлось, Третий.
– О чем ты, Рейчел? – пробормотал он во сне.
Та его часть, что была в шкафу, выдвинулась вперед, чтобы защитить Элизабет. Он прикрыл ее, понятия не имея, от кого из мертвых – возможно, от всех сразу.
– Ты нам кое-что должен, – сказала его сестра, и он никогда не слышал, чтобы кто-то говорил с таким ликованием. Оставленные позади гнев и желание вспыхнули с новой силой в нем. Должен? Он расплачивался годами; чего еще она могла желать от него? Он отступил дальше в шкаф, еще плотнее втиснулся в мокрую постель, когда Бет придвинулась к нему, дергая его за руку, будто понукая бежать за ней. Но куда им здесь бежать? Дом безумно грохотал.
Рейчел вылезла из-под матраса, скользя по пыли; уцепилась за простыню с утятами – и подтянула себя к нему.
– Кря-кря, – прохрипела она, оскалившись, и поползла через его тело, вытянув руку с острыми ногтями к его горлу, уже готовясь нанести разящий удар наискосок. – Потанцуй со мной, младшенький братец.
– Нет, больше никогда, – сказал он в ее объятиях, чувствуя вес ее тела на своем, когда она прижалась к нему – находя то место, где ей и надлежало быть.
Бет плакала, изо всех сил пытаясь удержать его.
Его ушей коснулся стрекот пишущей машинки отца.
Глава 10
Усталость может довести до такого состояния, что колодец бессознательного сам по себе открывается и выплескивает наружу все беспокойные грезы и незрелые фантазии. Она перекатилась на левый бок, затем – на правый, потом – на живот, будто снова занимаясь сексом с Тимом, которому жуть как нравилось менять позу каждые несколько минут. Иглы хвои кололи ее ступни, отголоски менструальных спазмов распространяли по всему ее телу тупую боль, сиденье из кожзама натерло ляжки до красных рубцов.
Забавно, что даже в больнице, среди постоянного бормотания и случайных вскриков и визгов, когда дамы облизывали стены, а иногда и друг друга, а толстые цыпочки получали клизмы в два часа ночи, у нее никогда не было проблем со сном.
Шум реки, бегущей по валунам, и урчание несчастного живота каким-то образом не давали ей сейчас нормально устроиться на переднем сиденье. Она почувствовала, как что-то почти человеческое дернуло ее изнутри за живот, как будто ребенок все еще был там. Кэти приняла очередную неудобную позу, за которой последовали приступы боли в спине от ремня безопасности садистской конструкции. Дождь крохотными молоточками колотил по капоту, выводя из себя в полном соответствии с традиционной китайской пыткой водой.
Ветвистый разряд молнии озарил небо, будто помогая какому-то небесному монстру отыскать что-то или кого-то внизу, на земле.
Своему загривку – в особенности тонким светлым волоскам, с детства росшим там, – Кэти доверяла безоговорочно. Этот провозвестник инстинкта ни разу ее не подводил, давя на первобытную «тревожную кнопку» ее организма неизменно по вескому поводу. Кэти в свое чутье верила – особенно здесь, в лесу. Она давно уже была уверена (ну, почти уверена), что здесь за ними что-то следует, тихо наблюдая за машиной из-под полога чащи.
Кэти понимала, что должна взять на себя ответственность за эту экспедицию, вместо того чтобы полагаться на Лизу, которая и так большую часть времени улаживала для нее всякие неурядицы. К черту сидение без дела – нелепо проехать так далеко и остановиться на обочине дороги, где они либо увязнут в грязи, либо будут смыты в реку.
Когда Кэти выжала сцепление и включила дворники, Лиза резко вскочила на заднем сиденье, проснувшись. Она протерла глаза и пробормотала:
– Да брось, в такой дождь и дороги-то не видно.
– Мы едем, – отрезала ее подруга.
Перебравшись через подлокотник на пассажирское сиденье, Лиза покачала головой. Ее рыжие волосы превратились в кровь в отсветах фар, стеной дождя возвращаемых назад в салон.
– Мы все еще не знаем, куда ехать!
– Теперь – знаем.
Кэти начала выруливать на дорогу. Шины заскользили по мокрому ковру из травы и листьев, какое-то время бесплодно буксуя, – но вот появилось сцепление с дорогой. Слева по борту машины царапнула низко нависшая ветвь, когда та пробороздила сгущающуюся кашу грунтовой дороги.
– Мы тут просто, на хрен, сдохнем.
– Нет. Мы просто поехали околицей. А тут – прекрасные сельские пейзажи, розовые кусты благоухают… все как положено, Лиз.
– А, вот оно что.
– Смотри, мы уже почти прибыли.
– С чего вдруг такая уверенность?
Молнии проносились сквозь взлохмаченные деревья, раскаты грома дико рычали где-то среди скал. Сверкающие электрические ветви разрастались в миллионе направлений; белый небесный огонь изящно вырезал в тучах надписи на неизвестных языках. При виде разгула стихии немудрено было и в миф уверовать. Легенды ярко оживали, и все то, о чем рассказывали в католической школе или показывали в фильмах Сесила Демилля[5], делалось зримым и ощутимым – так и ожидаешь увидеть Самсона, раздвигающего колонны храма Дагона[6]. От очередного громового удара, прозвучавшего будто бы над самой крышей их автомобиля, заходили ходуном стволы деревьев у обочины.
Лиза охнула.
Руки Кэти немного дрожали, и это ни в коем случае не было хорошим знаком. Она пыталась выбросить из головы саундтрек к «Лихорадке субботнего вечера» – надоедливые аккорды застряли там намертво. Напряженно глядя за окно и будто оправдываясь перед мраком ночи, она поспешно затараторила:
– Лиза, сама