Дом непредсказуемого счастья - Лариса Соболева

— Так… Аптечка! — Она открыла шкафчик и присвистнула: чего только здесь нет! — Угу, перекись… йод… стерильные салфетки… влажные салфетки… А где же палочки?.. А, вот они!

Когда прибежала в библиотеку, Зорро к этому времени спал сном младенца, повернувшись на бок. Не будить же человека, в конце концов! А волосы… завтра перекисью промоет, тем более что подушка все равно выпачкана, ее тоже завтра замоет от крови. Влада, включив настольную лампу под абажуром, чтобы Зорро не испугался ночью, на цыпочках вышла, выключив верхний свет, и поднялась в свою комнату, ворча:

— А он красавчик. И упакован классно. Наверняка умный, такие всегда умными бывают. Жалко. Жалко, я стильным суперменам не нравлюсь.

Только приняв душ и растянувшись на удобной кровати, Влада вспомнила о Миле. Как она? Жива ли? Вспомнила намокший от крови халат на груди подруги и как робко толкалось сердце, а Мила, казалось, совсем-совсем не дышала. Ужасно жалко Милу, ужасно. Она бесшабашная, шумная, как трещотка, но добрая и бесхитростная. Влада заплакала, уткнув лицо в подушку, лишь представив, как подруга лежит в гробу, а вокруг венки, венки, венки из искусственных цветов с ужасными черными лентами…

Утро принесло препоганые ощущения. Юля взглянула на часы и опешила: стрелки часов на комоде показывали без пятнадцати час. Вот так-так… Собственно, что тут такого, ну, проспала до обеда и что? Явилась-то под утро и не одна. Юля подлетела с кровати, ведь в ее доме двое абсолютно незнакомых ей людей, может, они уже… Мысль не сформировалась, ибо разрывающая, парализующая боль атомной силы пронзила голову, а затем и все тело. Реально: будто голова отрывалась, точнее, череп отрывали. Юля присела на кровать, боясь дышать, в дополнение сердце почему-то долбило в виски, а не в груди колотилось. Во рту пересохло, пот пробил, причем холодный.

— Что такое?.. — промямлила Юля, когда доселе неизвестные симптомы слегка ослабли. — Фу, как противно… Может, я при смерти?.. Я больна?.. Это Ванька… загнусь из-за него…

Захотелось назад, в кроватку, и — гори все синим пламенем, пусть хоть весь дом вынесут. Но Юля натянула халат и, шатаясь, а также держа руку на макушке, чтобы верхняя часть головы ненароком не отвалилась, направилась вниз. Каждый шаг отзывался в голове — тюк, тюк… будто мозги ссохлись и бились о череп.

В гостиной никого не было. Потянув носом, Юля двинула на запах точь-в-точь зомби. Так дошла до кухни и хотела вытаращить глаза, однако всякое движение, даже мимическое, стреляло в мозг, который и без того находился в раненом состоянии. Влада жарила-парила, на плите стояли сковородки и кастрюли, она почуяла хозяйку спиной, обернулась и улыбнулась:

— Привет… Я тут немножко похозяйничала… извини.

— Да ради бога. О-ой…

— Что такое? — подбежала к Юле Влада.

— Голова… как не моя… и вся я не своя… Дай попить… чаю…

— Только не чай. Идем, тебе лучше лежать, — беря ее под руку, посоветовала Влада. — У тебя перепой.

— Чего у меня? Перепой?.. Откуда он у меня?

— Ну даешь. Ты же выпила почти всю бутылку коньяка и еще маленькую бутылочку… ты ею угощала меня, когда мы сидели на лавочке.

— Да? — повинуясь девушке, с трудом переставляла ноги Юля. — Неужели я столько выпила? Но я не пью… честно… Это просто полоса… такая.

— Я тоже не пью, а вчера была пьяной. Ложись.

Юля легла на диван в гостиной, Влада заботливо накрыла ее пледом и задумалась, решая вслух:

— Так, чай тебе нельзя, от чая некоторых после перепоя тошнит. Сварю кофе, это немного осадит похмельный синдром.

— Однако у тебя большой опыт.

— Не у меня. Отец попивал иногда, а когда болел после перепоя, пил рассол… Кстати! Рассол есть?

— Не-а.

— Тогда кофе. А таблеток от пьянства у тебя нет?

— Откуда мне знать! Я напилась первый раз в жизни… Фу, так противно, словно жизнь кончается… Посмотри в аптечке. — Влада собралась бежать в кухню, но Юля задержала ее, поймав за руку. — Стой. А этот… вчерашний супермен… он как? Не помер?

— Не бойся, жив. Я промыла ему голову, рана небольшая, а крови вытекло… просто жуть.

— Свертываемость плохая.

— И накормила. Его зовут Алик, он снова уснул, у него голова кружится. По-моему, это сотрясение, ему бы врача…

— Мне бы тоже. Но сейчас никто не приедет, кроме «скорой», а на фиг нам чужие тетки-дядьки? Нам нужны наши знакомые высококва… врачи. Слушай, принеси минералку… она в холодильнике, а то умру до того, как сваришь кофе.

Несколько глотков выстреливающей минеральной воды немного утолили жажду, совсем чуть-чуть. Юля закрутила пробку на бутылке (пила прямо из горлышка, хотя Влада принесла стакан) и со стоном приложила холодное стекло к виску. Вскоре кофе был готов, но если бы это принесло облегчение… Однако зазвонил айфон, поскольку сумка Юли стояла рядом с креслом, Владе не пришлось далеко бегать, она подала ее.

— Да? — простонала Юля в трубку.

Наклонившись и подливая кофе из турки, Влада подняла благодарные глаза собачки на Юлю. Но у той было такое кислое выражение, что, поймав ее взгляд, девушка молча, одними глазами спросила: что случилось? Юла приложила палец к губам, но Влада и не думала подавать голос.

— Я немножко болею, — сказала Юля и продолжила слушать, но уже недолго. — Ладно, ладно, приезжай.

Она опустила руку с трубкой и молчала, глядя в потолок, а может, на каскад стеклянных висюлек — в этом доме много красивых вещей, люстры тоже. Не люстры, а водопады из стекляшек. Но все это Влада рассмотрела раньше, сейчас ее занимала только гостеприимная хозяйка.

— Пей кофе, — предложила она, протянув чашку, а Юля не взяла. — Ты расстроена… Кто это был?

— Чемодан… То есть наследство.

— Я не понимаю.

Наконец Юля словно очнулась, взяла чашку:

— Спасибо. Сходи, пожалуйста, поставь входную дверь на шпингалет, чтобы она не захлопнулась, а потом посиди в своей комнате, ладно? Сейчас приедет один тип… ему не желательно пока тебя видеть.

— Почему?

— Потому что я не знаю, чего от него ждать.

— Он плохой человек?

Чего уж проще — высказать мнение, дать характеристику на уровне ощущений, которая в общем-то сложилась давно, но Юля поймала себя на мысли, что не может ответить на детский вопрос. А Влада и не настаивала, она вообще где-то витала, судя по отсутствующему взгляду.

— Ты о чем думаешь? — поинтересовалась Юля.

— Я? А, о Миле, подруге… рассказывала тебе о ней, ее чем-то… Как бы позвонить в больницу, узнать — жива или… все уже кончилось?

— Подумаем позже, ладно? Сама не предпринимай ничего.

— Почему не предпринимать?

— Потом. Ты иди… наверх. Саня вот-вот приедет.

8

Поезд затормозил, но вагон протянуло по инерции довольно далеко от того места, где он должен остановиться. Пришлось молодым людям бежать по ходу метров двести, лишь только оба увидели в окне вагона облик шефа, точнее, его орлиный профиль. А он, казалось, их не заметил, так как в глубоко посаженных глазах отражалась пустыня, это значит, что эмоции, события, люди, животные вне зоны интересов Павла Давыдовича Урбаса.

Колеса заскрипели от трения, наконец поезд стал. К этому времени и Йог с Тамтамом подбежали к выходу, где маячила проводница. Первый из парней, жилистый, крепкий, но невысокий, с лицом бунтаря, кличку Йог получил потому, что чуть ли не с пеленок занимался йогой. Второму не чуждо обжорство, гимнастиками он никогда не увлекался, потому запыхался, пока добежал. Лицо простака (и даже дурака) вовсе не обман зрения, в данном случае выражение «внешность обманчива» не про него, а Тамтам — потому что Веня любит отбивать такт пальцами и напевать. Кличку ему, кстати, дал Йог, у него и с интеллектом был полный порядок. Если Тамтам слушал «музло», то второй читал книжки.

За спиной проводницы появился Урбас. Есть люди, на которых достаточно взглянуть, чтобы понять: это король если не по рождению, то по положению. Им ничего и делать-то не нужно, да они и не делают, они просто живут, их не волнует публика вокруг и тем более ее мнение. Урбас из этой редкой серии. Пятьдесят лет только улучшили породу, отшлифовали независимый нрав, ведь возраст либо улучшает личность, либо низводит до уровня брюзги-надоедалы. Одна посадка головы с орлиным носом чего стоит! И эти развернутые острые плечи, прямая спина — приятно посмотреть! Даже стройность говорит сама за себя: излишеств Урбас избегал, а строгость напускает на себя в качестве защитного щита от тех, кто лезет в душу без спроса. Остается добавить, что манеры Павла Давыдовича отшлифованы ошибками, которые мы все совершаем при столкновении с людьми, посему никакой простоты и панибратства он не позволял никому. Урбас степенно сошел по ступенькам, поздоровался с парнями на ходу, идя к зданию вокзала:

— День добрый. Когда приехали?