Тайны смерти русских писателей - Виктор Еремин

За то и получил по полной программе. Ведь умная Екатерина II сразу поняла, что расплату сулят именно ей и ее потомкам за ее же дела. Да еще в какое время автор взялся сулить царице грядущие кары — в те дни, когда во Франции расплачивались за подобные, но куда менее жестокие решения Людовик XVI и Мария-Антуанетта. Недаром чуть ли не половина пометок императрицы на книге Радищева указывают на близость идей автора идеям вождей французской революции. «Путешествие…» попало в руки Екатерине II в самый пик испуга, когда самодержица почти не владела собой. Неизбежно возникли подозрения в заговоре, и началось следствие.

Надо признать, что основания для таких подозрений у императрицы были. Ведь не зря впоследствии при дворе ходили слухи, будто Екатерина умерла не естественной смертью, а погибла в результате дворцового заговора. История эта носит мистический характер и уже более 200 лет циркулирует в мире профессиональных историков, хотя и не имеет под собой никакого документального подтверждения, за исключением мемуаров французского короля Карла X (1824–1830), носившего в те годы титул графа д’ Артуа. Именно из записей француза историки узнали о страшном видении Екатерине И, случившемся за неделю до ее кончины. Свидетелей у этих событий было относительно много.

Тем вечером императрица легла спать как обычно. В соседних апартаментах оставались бодрствовать дежурные фрейлины. Примерно через час Екатерина вышла из своей спальни и, не говоря никому ни слова, прошла в сторону тронного зала. Первоначально дамы были очень смущены, затем стали обсуждать случившуюся странность. Неожиданно двери спальни императрицы распахнулись — на пороге появилась сама Екатерина. Она сердито спросила: почему фрейлины разговаривают так громко? Они мешают ей заснуть! Испуганные дамы объяснили причину своего поведения. Екатерина усмехнулась и немедленно в сопровождении фрейлин и вызванных дежурных офицеров направилась в указанном направлении. Когда возглавляемая императрицей группка вошла в тронный зал, они увидели жуткое зрелище: огромное помещение было освещено призрачным зеленым светом, а на троне у противоположной стены восседала сама Екатерина, одетая в привычный ночной халат, и явно рассматривала вошедших. Не узнать императрицу было невозможно — в старости она сильно растолстела, заплыла жиром, и найти в Петербурге другую женщину таких форм и объемов было практически невозможно (известные нам портреты Екатерины II в старости откровенно лгут). Едва увидев своего двойника, императрица страшно закричала и упала без чувств. Пока свита суетилась вокруг нее, видение исчезло, а вместе с ним пропал и зеленый свет.

Продолжение этой истории я слышал от старых ленинградских историков, которые ссылались на рассказ директора Эрмитажа в 1909–1918 гг. Дмитрия Ивановича Толстого (1860–1940). Пересказываю, как запомнил, но не называю имен, поскольку речь идет о доверительных личных беседах. После второго раздела Речи Посполитой (1793) Екатерина II велела привезти в Петербург трон Станислава Понятовского[28] и сделать из него стульчак для отхожего места. Отверстие в стуле открывалось в комнату этажом ниже. В последние годы жизни, восседая на троне польского короля, обычно и справляла естественную нужду российская императрица. По официальной версии, утром 5(16) ноября 1796 г. на этом троне Екатерину II хватил апоплексический удар (инсульт), через сутки она умерла. Однако рассказывали и другое: будто на самом деле во время ее пребывания на польском троне из нижней комнаты чья-то сильная опытная рука проткнула несчастную тонкой острой стальной пикой-иглой чуть ли не насквозь. Императрица мгновенно потеряла сознание и уже не пришла в себя, лишь изо рта ее постоянно шла кровавая пена, и агония ее более походила на агонию посаженного на кол человека, чем на жертву инсульта. Екатерина была такой толстой, что шестеро здоровенных мужчин с трудом дотащили ее до опочивальни, но поднять на кровать так и не смогли, а уложили на полу на красный сафьяновый матрац (кровь на нем была не заметна!). И инсценировку «видения», и убийство приписывают заговору масонов и полагают, что наследник престола Павел Петрович, которого по исчезнувшему после кончины Екатерины II завещанию следовало отстранить от престола, был в курсе заговора.

Но это было потом. А в 1790 г. Радищев не только написал антикрепостническую книгу против самодержавия Екатерины, но и, будучи противником масонства как такового, умудрился посвятить ее своему другу, одному из вождей российского масонства А. М. Кутузову, с 1787 г. проживавшему в Берлине, где он изучал практику немецких розенкрейцеров. Назначенное следствие, которое вел начальник Тайной экспедиции, «домашний палач кроткия Екатерины» и «кнутобойца» Степан Иванович Шешковский (1727–1794), контролировала сама императрица.

Последующие события столь запутаны позднейшими трактователями, да и не интересны для нашего рассказа, что скажем о них очень коротко. Состоялся суд, Радищева приговорили к смертной казни, которую Екатерина II, то ли уступая общественному мнению, то ли решив, что сильно перегнула палку и наказывает маловиновного, заменила на 10 лет ссылки в Илимск (хотя по закону Радищева следовало отправить на каторжные работы). Из Петербурга Александра Николаевича вывезли закованным в кандалы и одетым в драный солдатский тулуп, но уже на следующий день он получил отличную теплую одежду, его стали хорошо кормить и вежливо с ним обращаться. По дороге он писал стихи (одно из них — приведенный в начале этой главы эпиграф) и старательно избегал встреч с местными обывателями, очень им интересовавшимися. Такое отношение властей к ссыльному обычно объясняют письмами А. Р. Воронцова к губернаторам, через подведомственные территории которых следовал Александр Николаевич. Хотя такое объяснение весьма сомнительно: вряд ли губернаторы пошли бы против воли императрицы ради дружбы с ее вельможей. В Илимск лишенный дворянства и имущества Радищев прибыл вместе с семьей (!) и поселился в специально для него построенном доме, который он велел перестроить и расширить. О нищете «лишенных средств» говорить не приходится, а «каторжные работы» заключались в чтении книг, сочинении философских трактатов и исследовательской работе по поручению А. Р. Воронцова. Младенцу понятно, что не могло все это происходить без ведома Екатерины II, и Радищев об этом знал, но обиду на самодержицу ее верный паж сохранил на всю оставшуюся жизнь.

Однако вернемся к «Путешествию из Петербурга в Москву». Нам эта книга интересна прежде всего тем, что именно в ней Радищев подвел итоги своим многолетним размышлениям о праве человека на самоубийство и даже о благе самоубийства в определенных ситуациях. Речь идет о главе «Крестьцы», о знаменитом наставлении отца, провожающего двух сыновей в дальний путь. Умудренный жизнью муж говорит: «Если ненавистное счастие истощит над тобою все стрелы свои, если добродетели твоей убежища на земли не останется, если, доведенну до крайности, не будет тебе покрова от угнетения, — тогда воспомни, что ты человек, воспомяни величество твое, восхити — венец блаженства, его же отъяти у тебя тщатся. Умри.