Коготь серебристого ястреба - Раймонд Фейст

Коготь давно свободно болтал на ролдемском и только изредка получал замечания по поводу произношения или привычки сквернословить, которая забавляла Лео, раздражала Роберта и выводила из себя Марту. Оросини спокойно относились к плотским утехам и другим естественным функциям тела, поэтому Когтю казалось странным, что слова, относящиеся к телесным отправлениям или любовному акту, считаются неприличными в ролдемском обществе.

— Ну да, — подтвердил Коготь. — Самое близкое по значению слово в языке оросини — «изящный» или «красивый», но создавать что-то без всякой пользы… к этому я не привык.

За последний год боль при мысли о погибшей семье немного улеглась, превратившись в смутное воспоминание, время от времени преследовавшее его. Отчаянная тоска больше не терзала его круглые сутки, а лишь иногда накатывала волной. Отчасти это объяснялось тем, что он все время был чем-то занят — учебой или повседневными обязанностями, — отчасти причиной тому была Лила.

— Что ж, ладно, — сказал Лео. — Каждый день ты узнаешь что-то новое.

Коготь согласился.

— У нас есть… — и тут же поправился, — было искусство ремесла, которым занимались женщины. Бабушка шила такие одеяла, что вся деревня восхищалась. Наш шаман со своими помощниками создавал жертвенники… в вашем языке нет такого слова, в общем, это узорчатые круги из цветного песка. Они работали по нескольку дней, укрываясь в специальной палатке и читая при этом заклинания и молитвы. По окончании вся деревня приходила посмотреть на результаты их работы и помолиться, пока ветер уносил жертвенник богам. Некоторые узоры были прекрасны. — Коготь замолчал. — Те картины, что висят у Кендрика в столовой…

— Да-да? — подстегнул его Лео.

— Жаль, что одеяла моей бабушки или песочные жертвенники нельзя вот так сохранить, чтобы они висели на стене, а люди любовались на их красоту.

— Видеть красоту, юный Коготь, это особый дар, — заметил Лео.

Тут в кухне появилась Лила.

— Кстати, о красоте… — ухмыльнувшись, пробормотал Лео.

Коготь бросил взгляд на девушку и слегка улыбнулся. У его народа было принято скрывать чувства при посторонних, но он уже считал кухонных слуг почти что своей семьей, тем более что о его отношениях с Лилой все давно знали. Весь прошлый год он чуть ли не каждую ночь проводил в ее постели. В свои неполные шестнадцать лет он по меркам родного племени считался мужчиной и давно бы женился и стал отцом, если бы его сородичи не погибли.

Лила ответила ему улыбкой.

— Чему я обязан такому удовольствию? — поинтересовался Лео. — Разве со стиркой покончено?

— Да, — дерзко ответила девушка. — Мегги и Марта заканчивают складывать цветные простыни, а я пришла сюда узнать, не нужно ли чем помочь.

— Разумеется, — хмыкнул повар. Слегка отстранив Когтя, он зачерпнул ложкой соус, который готовил юноша, и попробовал, после чего надолго уставился вдаль, призадумавшись, и наконец изрек: — Простенький, но… мягкий.

Его пальцы затанцевали вокруг выстроившихся в ряд маленьких коробочек со специями, он прихватывал щепотку отсюда, щепотку оттуда и добавлял в соус.

— Этот соус предназначен для цыпленка, парень, а мясо у него хоть и нежное, но не такое ароматное, как у куропаток или индюшек, которых ты таскаешь с охоты. Для тех птиц нужен соус попроще, чтобы выявить вкус мяса. А этот соус должен придать птице аромат. Готово! — Он поднес ложку к губам Когтя. — Пробуй!

Коготь попробовал и закивал. Именно этого вкуса он и добивался.

— Значит, мне нужно было класть больше приправ, Лео?

— В два раза больше, мальчик, в два раза. — Повар отложил ложку и вытер руки о фартук. — А теперь сделай одолжение, ступай и помоги Лиле вымыть овощи.

Коготь направился к большой деревянной мойке у задней стены кухни. От мойки сквозь стену вела труба, отводившая воду в небольшую канаву, прорытую вокруг фундамента, откуда вода стекала в яму за наружной стеной двора. Коготь набрал ведро холодной воды и начал медленно ее выливать, пока Лила отмывала только что выкопанные овощи под тонкой струей. Это был первый весенний урожай; при виде свежей моркови, редиса и репы у Когтя потекли слюнки.

— К чему было готовить соус? — спросила Лила. — У нас ведь сегодня нет гостей.

— Вот именно поэтому, — ответил Коготь. — Лео решил, что раз сегодня некому пожаловаться, можно позволить мне попрактиковаться.

— А ты делаешь успехи, — заметила Лила. — Твой соус он не стал выплескивать в помойное ведро.

— И верно, — согласился Коготь. — Вообще вы иногда бываете такими странными!

— Это мы-то странные? — Она брызнула в него водой. — Судя по твоим рассказам о родном племени, вы и есть самый странный народ.

Коготь помрачнел.

— Теперь это уже не имеет значения. Я единственный остался в живых из всего племени.

Девушка постаралась сдержать неуместный смех.

— Ах-ах, я ранила ваши чувства. — Она игриво чмокнула его в щеку. — Придется загладить свою вину.

Юноша тут же повеселел.

— Каким образом?

Она отпрыгнула в сторону.

— Вычисти за меня мойку, а вечером, если заглянешь ко мне в комнату, я тебе объясню, каким образом.

Вошел Ларе, неся на плече четверть говяжьей туши.

— Запасы на зиму кончились, — объявил он. — Холодная комната пуста. — Речь шла о вырытом в земле по приказанию Кендрика холодном хранилище.

— Придется съездить в Латагор, чего-нибудь прикупить, — сказал Лео.

— А можно, я тоже поеду? — спросил Коготь у повара.

Лео поскреб подбородок.

— Не знаю, парнишка. Это решать Роберту. Я был бы рад компании, но обычно я езжу с Кендриком или одним из слуг.

Ларе повесил мясо на крюк и начал нарезать его на куски большим ножом.

— Зачем тебе ехать, Коготь?

— Я никогда не был в городе, — признался юноша. — Очень бы хотелось посмотреть на тамошнюю жизнь.

— Ладно, — сказал Лео. — Я спрошу у Роберта.

Заканчивая выбрасывать из мойки овощные очистки, Коготь пытался решить, чему он больше рад — предстоящей поездке в город или свиданию с Лилой после ужина.

Стоило путникам перейти через перевал, как перед Когтем, словно по волшебству, возникло озеро. Они спустились на равнину, миновали десяток мелких долин и наконец оказались в глубоком ущелье, прорезанном небольшой, но бурной речушкой. Обзор по левую руку укрывал от их взгляда высокий каменный утес, заросший колючим кустарником. Зато справа открывалась широкая перспектива на русло реки, а вдалеке что-то голубело, не иначе как Большое Латагорское озеро.

Коготь был так зачарован увиденным, что разговаривать ему не хотелось, и он ехал молча, что было очень кстати, так как Кендрик почему-то выбрал ему в спутники Калеба.

Коготь достаточно долго прожил в таверне у Кендрика, чтобы удивляться странным отношениям между работающими в таверне и проживающими там. Кендрик был хозяином таверны и заправлял всеми делами, в этом никто не сомневался. Роберт тоже занимал высокое положение, но Коготь до сих пор так и не понял, какое именно. Роберт и Паско время от времени покидали таверну, иногда на несколько недель (один раз они отсутствовали целых два месяца), потом возвращались и снова жили как постояльцы какое-то время. Вскоре им предстояло совершить очередное путешествие, так что Коготь знал: по возвращении он их в таверне не застанет.

Довольно долго юноша пытался разобраться в существующих взаимоотношениях обитателей таверны с позиций своего племени, но потом понял, что это бесполезно. Он знал, что у Кендрика есть где-то сын, хотя в разговорах тот редко о нем вспоминал. Когтю было известно также, что Лео и Марта женаты, но у них нет детей, и что Ларе и Мегги любовники, хотя периодически, вот как сейчас, они едва разговаривали друг с другом. А еще он знал, что, хотя все кругом считали его любовником Лилы, он так до сих пор и не мог понять, как сама Лила относится к этому. Он частенько удивлялся взаимоотношениям между слугами — теми, кто жил в самой таверне, и теми, кто работал на близлежащих фермах, выращивая овощи для заведения Кендрика. Многое из того, что он наблюдал, до сих пор казалось ему чуждым; вроде бы он сроднился с кухонной прислугой, но все равно терзался одиночеством, оторванный от семейных и клановых традиций.

Он постарался об этом не думать; мысли о потерянном прошлом ввергали его в отчаяние, а он знал, что должен быть мужественным. Коготь не сводил глаз с озера, которое с каждым их шагом увеличивалось в размерах. Когда они преодолели следующий перевал, юноша увидел город Латагор.

Полуденное солнце высветило город в четких контрастах: черное и белое, свет и тени. Поначалу перед глазами предстал только хаос, но постепенно все упорядочилось. Таверна Кендрика до сих пор была для Когтя самым большим из известных ему сооружений, поэтому размеры города его потрясли. Латагор раскинулся на берегу небольшой бухты, вытянувшись на несколько миль.