Капер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Плотина Гринвей располагалась в километре с небольшим от Ланд-Шидинг и была ниже и уже. Вода здесь сильно поднялась. До верха плотины оставалось сантиметров двадцать пять. Если и располагался на плотине караульный пост, к нашему приходу все разбежались. Гезы с шанцевым инструментом высадились на берег и пошли рыть в плотине нишу для закладки пороха. Я сделал выводы из предыдущего взрыва, приказал рыть ее всего на три бочки. Наш караван выстроился в канале на удалении метров триста от плотины. Многие вылезли на берег, чтобы размяться и поглазеть на работающих, дать им такие необходимые ценные советы.

Вскоре дождь перестал. Выглянуло солнце и зажгло радугу в той стороне, где находится Лейден. К плотине подошел адмирал Луи де Буазо в сопровождении Биллема ван Треслонга, Матейса ван Лона, Дирка ван Треслонга, Яна ван Баерле и нескольких офицеров из свиты князя. Они были вооружены только рапирами, из-за чего казались франтами, прогуливающимися на природе. Процессия остановились на краю плотины. Дальше начиналось Пресноводное озеро. На самом деле это было болото, в дальнем северо-восточном конце которого был прорыт канал, ведущий к Лейдену. По данным нашей разведки на обоих концах канала испанцы соорудили по форту, усиленному батареями шестнадцатифунтовых пушек и фальконетами. С плотины смутно просматривался ближний форт. Там было тихо и спокойно,

Зато юго-восточнее плотины наши дозоры заметили движение. Оттуда к нам приближались в походном строе две роты испанцев. Шли налегке, без обоза и пушек. Впереди каждой роты скакал командир, причем оба на серых лошадях.

— Не вовремя они, — с сожалением начал адмирал Луи де Буазо и продолжил увереннее, — но всего две роты, справимся! Проверим, на что способен наш «Делфтский ковчег».

Это уродливое творение под командованием Матейса ван Лона, вооруженное полупушками и шестифунтовыми фальконетами, перегнали ближе к плотине. Рядом с ним поставили еще три большие плоскодонки, вооруженные фальконетами разного калибра. Остальные суда каравана поджались к противоположному берегу канала, высадив десант. Гезы построились на середине плотины. Вооружены они были короткими пиками, мечами, причем некоторые — двуручными, аркебузами и мушкетами. Гезы с огнестрельным оружием встали впереди. Воткнув в землю сошки, прилаживали на них мушкеты, поджигали фитили. Саперы выбрались на гребень плотины, встали позади строя, вооруженные шанцевым инструментом. Как ни странно, смешными они не казались.

Метрах в пятистах от плотины передняя рота испанцев остановилась и перестроилась в четыре шеренги по человек девяносто в каждой. На флангах стояло по два десятка мушкетеров в две шеренги. Задняя догнала ее и тоже перестроилась, отправив своих мушкетеров на помощь передней, которые добавили на флангах еще по две шеренги. Загремели барабаны — и первая рота, наклонив вперед пятиметровые пики, пошла к плотине. Вторая рота отпустила ее метров на пятьдесят и пошла следом. Шли красиво. Местность здесь ровная, трава низкая, общипанная коровами, только кое-где возвышались нетронутые репейники. Солдаты затаптывали их. Создавалось впечатление, что именно для того испанцы и идут по лугу.

Метров за четыреста от плотины их встретил залп из полупушек «Делфтского ковчега». Цель крупная, промазать трудно. Я наблюдал немного сбоку, поэтому вырвавшиеся клубы густого черного дыма не помешали мне увидеть, как шесть двенадцатифунтовых ядер пробили просеки в обеих ротах. Ближнее ко мне ядро полетело низко над землей, на уровне коленей. Солдат из первой шеренги, в которого оно попало, от удара как бы подпрыгнул и упал плашмя, выронив пику. Он повернулся на бок, попытался встать. Никто ему не помог. Испанские солдаты продолжили движение, словно ничего не случилось. Солдаты в шеренгах сомкнулись, как бы залатав прорехи. Затем выстрелили фальконеты. Трехфунтовые ядра вдвое легче, но их намного больше. В основном от этих ядер пострадали солдаты первой роты, до второй добралось всего штуки три, и те смогли сразить только пикинеров из первой шеренги. Урон в первой роте был таков, что она остановились. Командир, скакавший позади своих солдат, что-то кричал им. Я видел, как распахивался его рот, как шевелились длинные концы черных усов, но слов не слышал, потому что в ушах стоял грохот пушек. Идти на пушки шагом, в полный рост и плотным строем — это, по моему мнению, было смесью тупости и героизма. Впрочем, как я заметил за свою долгую жизнь, в большинстве случаев второе — детище первого.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Прошло с полминуты прежде, чем испанцы сомкнули ряды и пошли дальше. Метрах в ста от канала их встретил залп картечью из полупушек и фальконетов. Передние две шеренги скосило полностью. Уцелело лишь по несколько мушкетеров на флангах. В двух задних шеренгах урон был меньше, но вид убитых и раненых товарищей и смерть офицера, сбитого с коня, сломили их дух. Они ломанулись сперва в обратном направлении, потом заметили направленные на них пики и начали огибать вторую роту, которая прошла еще метров десять и остановилась.

Я вдруг понял, в чем основное отличие рыцаря от пехотинца. Каждый рыцарь — индивидуальный боец, способный сражаться автономно. Даже когда рыцарь идет в атаку в строю, все равно он один, сам себе командир, и победа зависит только от его морально-волевых и физических качеств, а общая победа — это сумма индивидуальных. А пехотинец становится воином, только когда он часть подразделения, когда стоящие рядом соратники просто физически не дают ему струсить, убежать, не выполнить приказ. Он идет вперед, как бы становится смелым, подталкиваемый сзади и с боков, механически выполняя чужое решение. Его моральные качества отключены, пока давление не уменьшится до определенного уровня. Остаются только физические. Смелого можно заменить на труса — и ничего по большому счету не изменится. Выигрывает не индивидуум, а коллектив, и общая победа образуется из умелого применения сгустков грубой физической силы. В нашем случае их применили глупо.

На плотине загрохотали выстрелы из мушкетов. От отдачи мушкетер дергались так, будто его с маху двинули толстым бревном. В первой шеренге второй роты упал один человек, присел, схватившись за ногу, второй, сделал шаг вперед, а потом завалился на бок третий… На приказы офицера наступать никто не обращал внимание. После выстрела двух фальконетов, который пробили по бреши в рядах пикинеров, испанские солдаты, стоявшие в первой шеренге, начали пятиться. Давление передалось задней шеренге, и те, кто стоял подальше от командира, подчинились закону физики — начали движение по пути наименьшего сопротивления, догоняя удирающих солдат первой роты. За ним последовали стоявшие в первых трех шеренгах. Еще два выстрела из фальконетов убили и ранили несколько человек и придали ускорение уцелевшим. Командир роты пытался остановить их, что-то кричал, размахивая длинным мечом, но его никто не слышал. Поняв бесполезность своих усилий, испанский офицер развернул коня и трусцой, демонстрируя пренебрежение к врагу, поскакал за бегущими солдатами. По нему стреляли наши мушкетеры, но никто не попал.

Гезы с плотины добили раненых испанцев. Кое-кто, перерезая глотку беспомощному врагу, кричал: «Это тебе за Гарлем!». В плен никого не брали. Трупы вытряхнули из доспехов, одежды и обуви и оставили на съедение хищникам.

Саперы опять принялись за дело. Работали споро. Им помогали гезы, подменяя уставших.

— Когда предыдущую плотину взрывали, я подумал, что пришел Судный день! — услышал я слова одного из них. — Недаром говорят, что Мальтиец с чертями знается!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Это прозвище у меня появилось в последнее время. Видимо, гезам кто-то сведущий пересказал мою легенду, из которой выдернули самое диковинное для них.

Плотину взорвали после полудня, распугав стаю воронов и ворон, слетевшихся со всех сторон на обильную трапезу. Черные и черно-серые птицы, напоминающие инквизиторов, перескакивали с трупа на труп, выклевывая в первую очередь самое вкусное — глаза. Потом принимались за губы, языки и другие менее лакомые части. На этот раз взрыв был слабее, разметал землю и обломки бревен всего в радиусе метров двести. Морская вода устремились в брешь, размывая ее, мощной волной пошла по поверхности озера, которое теперь много лет не назовешь Пресноводным.