Ветер с Днепра - Олесь Донченко

Олеся встала, схватила полотенце и побежала к реке. Некоторое время задержалась на берегу возле досок и горбылей. «Эх, и вышка будет!»

Вспомнила Олеся, как читали письмо товарища Постышева на районном пионерском слете. Теперь строят водные вышки и в Чапаевске, и в Петровцах, и в Бучаках. А великолучанские пионеры за настоящую водную станцию взялись!

Весело напевая, на ходу сбрасывая с себя одежду, Олеся пошла берегом к любимому своему месту, где всегда купалась. Босые ноги вязли в песке, где–то издалека, из–за поворота реки донесся гудок парохода.

Разогнавшись с берега, бросилась в воду и поплыла. Сверху медленно шел черный, похожий на черепаху, буксир. Он тянул за собой длиннющий плот. У деревянного домика на плоту слонялись люди, клубился дымок. Люди чувствовали себя, как дома. Возможно, плывут они уже не одну неделю, плывут откуда–то с верховья Десны, из Брянских лесов. И плыть им так на плоту, наверное, еще долго–долго…

Олеся плыла к буксиру. Ей захотелось покачаться на высоких волнах. Сильными плавными взмахами рук Олеся уверенно разрезала воду. Первая волна от парохода набежала неожиданно и весело, закачала девушку, словно в колыбели.

Надо признаться, что если бы поблизости в то время были папа или мама, они бы дали своей дочке такой колыбели, что она хорошо бы ее запомнила. Отец Олеси — водолаз, не раз случались с ним опасные приключения, но он всегда говорил: «Мужество — это благоразумие». Олеся считала, что это вполне правильно. Но она немедленно забывала про всякую рассудительность, когда попадала в воду. Возможно, холодный душ вызвал у нее некоторые ослабления памяти. Нечего говорить, как это безрассудно — плыть к пароходу, чтобы покачаться на волнах.

Однако на этот раз выполнить свое намерение Олесе не удалось. Из–за небольшого островка (этот песчаный островок остался от землечерпалки, которая недавно углубляла фарватер) мелькнула в воде чья–то голова. Подхваченный быстрым течением, мальчишка отчаянно боролся с волнами, пытаясь достичь песка. Это ему не удавалось. Он, видимо, очень обессилел, взмахи его рук были то медленные, то неестественно быстрые. Олеся видела, как он лег на спину, работая ногами, но течение было очень быстрое, парень явно терял силы.

В ту же минуту, когда Олеся бросилась ему на помощь, с плота тоже заметили парня, ибо двое быстро сели в лодку и отчалили. Однако Олеся доплыла раньше, потому что была гораздо ближе. Она уже узнала Павлика.

— Павлик, держись!

— Держусь, Олеся! — раздался ответ, но вдруг голова Павлика исчезла под водой. Сердце у Олеси мгновенно сжалось в ледяной шарик, в виски гулко ударила кровь. «Неужели — конец? Неужели утонул?»

Она напрягла все силы. Холодная полоса воды неожиданно резанула тело. «В омут попала», — мелькнуло в голове. На мгновение оглянулась и увидела недалеко лодку с двумя гребцами.

Голова Павлика снова вынырнула из воды в двух шагах от Олеси.

— Держись, Павлик!

Парень ничего не отвечал. Олеся слышала его хриплое дыхание. Подплыла сзади и схватила его за голову. Павлик судорожно замахал руками, пытаясь уцепиться за девушку.

Когда Павлик очнулся, он увидел над собой Олесю. Шелестел ивняк, кричали чайки. Тепло пригревало солнце. И вдруг парень вспомнил все, что случилось.

— Где водоход? — спросил он. Олеся покачала головой.

— Не знаешь? Значит… водоход погиб!

Вдали протянулся над рекой темный свиток дыма. То исчезал за поворотом черный буксир.

Вот и все.

— Капитан Капитаныч!

Молчание.

— Капитан Капитаныч!

— Гел–гел–гел!..

— То–то. Уже и отвечать мне не хочешь, гусенок. Ну что же, и не отзывайся. Так мне и надо. Так и надо Евгешке. Он же трус. И животное он, гусенок. Твой родственник. Факт. Одно мне странно — почему меня не исключают из отряда? Не знаешь, Капитан Капитаныч? А факт — не исключают. И… И даже не чураются… Разговаривают даже со мной. И Василий — пионервожатый — разговаривает. Павлик, и тот — «здравствуй, говорит, Евгений». Что же, Павлик, здравствуй. Прости меня, что так… подло сбежал тогда… Тебе, гусенок, не стыдно разговаривать с Евгешкой?

— Гел–гел–гел!

— То–то. Хоть и трус у тебя хозяин, а все же он тебя вырастил. Евгешка Зуб, не кто иной. И на районной выставке премировали тебя, и мне лично подарили. Мне! Потому что я ухаживал за тобой, я кормил. Каждое перышко твое приглаживал. Факт.

Этот разговор Евгешки с гусем я передаю только приблизительно. Понимаете, не было стенографистки, и записать все дословно не удалось. Но в конце концов это не имеет большого значения. Да и сам разговор я привожу здесь исключительно для того, чтобы мимоходом показать, какое настроение было у мальчика после того, как он оставил в беде своего товарища. Ведь когда пионер начинает так разговаривать с гусем, то это уже верный признак, что на сердце у такого пионера не все в порядке.

Кроме того, мне непременно надо напомнить вам, дорогие читатели, тот факт, что Евгешка очень любит своего гуся. Расстаться с Капитаном Капитанычем было для Евгешки большим горем. И когда он ночью будет перелазить через забор, убегая из деревни… А впрочем, об этом рано рассказывать. Сначала послушайте, как тюкают топоры и стучат молотки на реке, как бухают огромные бабы, вообще, как пионеры строят водную вышку.

Пионеры спешили. Вместе с Иосифом Максимовичем они решили устроить большой физкультурный праздник на воде. Колхоз вполне готов встретить жатву. Иосиф Максимович легко вздохнул. После лихорадочной подготовки к уборке урожая, перед тем как жатки выедут на поля, будет совсем не плохо, если колхозники проведут день на Днепре, послушают оркестр, молодежь посоревнуется в заплыве на скорость, в прыжках с вышки…

За три дня вышку поставили. Она белела свежей древесиной, пахла сосновой живицей, легкая и стройная, как белая береза. И когда вечером закончили работу, убрали стружки и расставили на берегу длинные скамьи для зрителей–гостей, вдруг оказалось, что вышка голая. Обнаженная, как свеча. Вы понимаете — белая вышка. Ребятам стало казаться, что она уже и не легкая, и не стройная, она просто неуклюжая и некрасивая. Завтра в двенадцать часов назначили начало физкультурного праздника, а вышка раздетая.

— Покрасить красным или зеленым! — решил Кузька.

— Украсить ветками и тыквенными листьями, а сверху поставить цветущий подсолнух, — предложил Гиронька.

— А сбоку повесить тыквы и подзорную трубу, — ехидно добавил Быцык.

— В таком случае лучше уж нацепить сома, — ответил Пронька, выразительно поглядывая на Быцыка.

— Надо украсить вышку красной материей, — сказала Олеся. — Так всегда делают на праздники.

Сбоку стоял и смотрел на вышку Евгешка. Наталья подошла и скромно посоветовала:

— Ты, Евгеша, подальше. Вышка на тебя может плохо повлиять. Поверь мне. Страшно, Евгеша, для твоего характера. Я же врач, все знаю… Что ответил Евгешка, неизвестно. Возможно, ответ его был не очень вежлив, потому что Наталья вдруг крутнулась и исчезла за спинами товарищей. Еще раз подойти к парнишке «врач» не решилась. Не хватило мужества. Вообще, это очень хлопотное и неблагодарное дело — давать врачебные советы трусам. Намного спокойнее лечить кукол. Они никогда не ругаются и никогда не обижаются, даже тогда, когда им приходится от лечения Натальи спешно умирать. Следовательно, когда все мальчики и девочки разбрелись по селу искать красную материю, чтобы украсить вышку, Наталья выбрала удобную минуту и пошла в сад. Учитывая то, что ее пациенты жили на строго законспирированной квартире, пионерка несколько раз оглянулась и, только убедившись, что за ней никто не следит, осторожно постучала в дверь. Дверь эта — обычная дощечка, которая закрывала вход в дупло в старой груше.

— Кто там? — спросила толстая кукла с черными бусинами вместо глаз, круглолицая и розовощекая (на ее румянец пошла чуть ли не вся красная краска).

— Это я!

— Ну, входите.

— Как здоровье? Голова не болит?

— Болит.

— Покажите язык. Ну, довольно. Я поставлю вам градусник. Сорок градусов. Я не разрешаю вам с сегодняшнего дня ни танцевать, ни играть в футбол. У вас тиф. Ложитесь в кровать. Я дам вам порошки. По три порошка три раза в день.

Наталья громко вздохнула. Что это? Спать хочется? Скучно? Да, скучно. Скука подкралась совсем незаметно. Последнее время Наталья целыми неделями не наведывалась к своим куклам, забывая об их существовании. Девочка росла. Есть все признаки, что вскоре вся кукольная семья перейдет в распоряжение Наташиной младшей сестры.

Небрежно положила врач свою пациентку в постель.

— Ну, лежи. И вообще, ты — дура. Некогда мне с вами возиться.

Но пытливые глаза давно уже следили за Натальей из–за широкого куста смородины.

— Ага, а я все видел! А я знаю! — услышала вдруг Наташа грозные слова. Кузька стоял перед ней. Он стоял, весело улыбаясь, он узнал интересную тайну.