Соловей и халва - Роман Рязанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот так-то ты ловишь убийцу, почтенный Рахматулло! – увещевал Мустафа-ага моего господина визгливым голосом. – Когда до меня сегодня утром дошло известие, что ты всю минувшую ночь пьянствовал вместе со своим слугой среди подонков Бухары, именуемых олуфта, я не поверил в это, ибо был лучшего мнения о тебе!
– Да, я всегда говорил, что слухи в Благородной Бухаре расходятся чрезвычайно быстро, – буркнул в ответ мой господин, не поднимая голову с постели. – Но ты, пожалуй, не слышал, Мустафа-ага, о том, что вчера я встретил друга, с которым я не виделся уже без малого тридцать лет.
– Да, мы не знаем всех путей Аллаха, – вынужден был сдержанно кивнуть в ответ Мустафа-ага. – Встретить друга после долгих лет разлуки – это дар, сравнимый со всё утоляющей водой Хызра32. Но, а как же гибель почтенного Али Ахмада Бухари? Ведь сегодня на исходе третьего дня китайцу Ли Ши должны будут отрубить голову по приговору хана. Но во благоволение Аллаха подлинный убийца уже найден, – торжествующе закончил он чуть дрогнувшим голосом.
– Что ты говоришь, Мустафа-ага?!– сразу подскочил купец Рахматулло. – Убийца найден?
– Воистину, мы не знаем всех путей Всевышнего, – всё с тем же торжеством повторил Мустафа-ага.
– Погоди, Мустафа-ага? – продолжал сыпать вопросам мой господин, – Кто же это и каким образом он был схвачен?
– Поспешим же во дворец, о, почтенный, – уклончиво сказал в ответ Мустафа-ага. – Я договорился с визирем и дворцовой стражей, что нас пропустят… Можешь захватить с собой своего слугу, этого бездельника Мамеда… Итак, досточтимый Рахматулло, наш убийца сознался в убийстве поэта Шавката и нападении на другого поэта по имени Бахтияр… это тот женоподобный юноша, читавший рубаи о жемчужине в бездне вод. Наш безумец ворвался домой к Бахтияру и чуть было не утопил того в хаузе33 возле его собственного дома! Как видишь, ты оказался прав он действительно был одержим мыслью о том, что поэты должны гибнуть так, как напророчили сами себе в стихах! И твоя мысль о необходимости поставить охрану у тех поэтов, что были на состязании у хана, оказалась верной. Только благодаря ей, убийцу и схватили!
– Ну, вот, значит, не так уж плохо я ловил убийцу, – откликнулся купец Рахматулло, закончивший уже к тому времени одеваться, и губы моего хозяина раздвинула его обычная, чуть насмешливая улыбка.
– Правда, есть одна небольшая загвоздка, – неохотно признался Мустафа-ага. – Душегуб взял вину только за убийство Шавката и за попытку убийства Бахтияра, но ни слова не говорит о том, как совершил убийство Али Ахмада Бухари и где он взял Иблисов джунгарский корень! Но, я полагаю, его признание – это дело времени, и подручные великого визиря развяжут ему язык.
Не желая больше отвечать на наши расспросы, Мустафа-ага сказал, что подождёт нас у ворот дома и удалился.
– Прости меня, господин, – промолвил наш садовник Саид, обращаясь к купцу Рахматулло. – Я не хотел пускать сюда этого разгневанного старика, но он сам ворвался в твой дом.
– Ничего, ничего, – успокоил того хозяин. – Скажи, Саид, а как мы сами-то вернулись домой?
– Вас на рассвете принесли какие-то люди, одетые в богатые халаты, но подпоясанные попросту, – немного неохотно пояснил Саид.
– Ясно, – удовлетворённо кивнул купец Рахматулло. – Думаю, раз Юнус узнал путь к нашему дому, то Али Каракрту он тоже сумеет развязать язык. – Ну, а мы, – обернулся он ко мне, – пока наведаемся в ханский дворец.
Из слов моего господина я заключил, что он не очень-то верит, будто предполагаемый убийца взял на свою душу грех смерти Али Ахмада Бухари.
Когда мы появились во дворце, там как раз шёл допрос предполагаемого преступника. К своему изумлению я узнал в нём того поэта, который после убийства Али Ахмада Бухари лил слёзы и жаловался мне, что он не успел прочесть хану свои стихи «Что ж, дорогой, теперь времени у тебя будет предостаточно», – заключил я не без злорадства.
Визирь Ибрагим-бек, тем временем, допрашивал обвиняемого:
– А теперь говори, Умар, как шайтан вложил в твою голову мысль о том, что нужно убивать поэтов?!
– Как я понял, что надо начать убивать поэтов? – переспросил он с лёгким смешком. – Когда я увидел, что почтенный Али Ахмад Бухари рухнул как подкошенный после того, как прочёл свою газель, я был потрясён! Когда же я узнал, что яд, погубивший поэта, был в халве, и о халве же он читал своё последнее произведение… ведь так? – человек, именуемый Умаром, ошалело взглянул на великого визиря. – Вот тогда мне и пришла в голову мысль, что его же собственные стихи его и погубили. А раз так, то я спросил, почему же бездарные рифмоплёты не гибнут также, как написано в их жалких стихах?! И я подумал, почему бы мне не исправить эту оплошность?
– Ты, что ж, это, Умар? – лениво оборонил, подавив зевоту, великий хан. – Ты что же, это, спесивый раб, возомнил себя выше Аллаха?! – прикрикнул он громче, напуская на себя гнев.
Но безумец не обратил на слова владыки Бухары никакого внимания. Он вдохновенно продолжал, увлечённый собственным рассказом:
– Мы с Шавкатом жили по соседству в одном гузаре, и потому я не удивился, когда он пригласил меня к себе домой, чтобы прочесть передо мной свои новые стихи. Новые стихи! Такие же бездарные, как и всегда! Шавкат жил один, и моего прихода никто не видел… Когда-то я приобрёл для себя настойку опиумного мака, и когда Шавкат отвернулся, щедро подлил эту настойку ему в щербет! Что ж он писал, о грёзах, пусть и погрузится в мир грёз навсегда! Так решил я!
– Но одной смерти тебе оказалось мало, и ты напал на Бахтияра, попытавшись утопить того в хаузе? – снова прервал речи преступника хан, взглянув на него без видимого интереса.
– Да, – промолвил в ответ Умар, и губы его раздвинулись в дерзкой улыбке помешанных: – Но, осмелюсь напомнить великому хану, что он сам подсказал мне способ… тогда… когда изволил пошутить во время состязания о том, что любой может легко достичь дна… вот я и подумал, раз Бахтияр сложил рубаи ловце жемчужин в бездне вод, что ж, раз
