Книжные магазины - Хорхе Каррион

среды. Хотя в Париже писатели и лелеяли свою воображаемую свободу, стать свободным по отношению к государству было, возможно, проще, чем к механизмам литературной посвященности. Монье выступала в роли не только владелицы книжного, но и литературного критика, – судьи и заинтересованной стороны. Современники признавали ее влияние: в 1923 году Монье публично обвинили в том, что своими рекомендациями для читателей она сильно повлияла на «Историю современной французской литературы» Рене Лалу, который, согласно отзыву в Les Cahiers Idéalistes[34], пренебрег теми, чьих книг нет на книжных полках у Монье. В свою защиту она выдвигала довод о том, что лишь выставляла наименования, которых не было в других магазинах, и, перечисляя их, как бы озвучивала некий канон.

Содружество Монье-Бич образовало антиинституциональное ядро двойной направленности: речь идет о противостоянии как местным официальным структурам (ежедневным газетам, журналам, университетам, правительственным ведомствам), так и структурам американским (прежде всего издательствам). Так, когда американская цензура не допустила произведение Джойса к публикации в Нью-Йорке, один единомышленник Бич провез на пароходе экземпляры «Улисса» в собственных брюках. Эта антипространственная, антинациональная направленность достигла пика во время нацистской оккупации, превратив обе книжные лавки в бункеры символического сопротивления.

В 1953 году Монье написала «Лондонские воспоминания». В них она возвращается к своей первой поездке в британскую столицу, которую совершила в 1909 году в возрасте семнадцати лет. Примечательно, что о книжных магазинах она вообще не упоминает. Возможно, тогда она еще не чувствовала своего призвания, хотя в мемуарах попытки увидеть его задним числом – обычное явление. Я бы сказал, что здесь есть более простая причина: в начале прошлого столетия трудно было идентифицировать себя в рамках той или иной традиции. И действительно: прочная традиция независимых книжных ХХ столетия, концептуально связанных друг с другом (Shakespeares and Companies), появляется с идеей перехода от Библиотеки к Книжному, озарившей Сильвию Бич:

Однажды в Национальной библиотеке я обратила внимание, что один из журналов – думаю, это был журнал Поля Фора Vers et prose – можно купить в книжном магазине А. Монье по адресу: улица Одеон, 7, округ VI. Прежде я не слышала этого имени, да и сам квартал, где находилась улица Одеон, был мне неизвестен, но внезапно что-то неотразимое потянуло меня на то место, где предстояло свершиться столь важным событиям в моей жизни. Я пересекла Сену и вскоре оказалась на улице Одеон с театром в конце ее, здание которого напоминало мне дома колониального типа в Принстоне. На полпути на левой стороне находился небольшой, серого цвета книжный магазин с вывеской над дверью A. Monnier. Я уставилась на привлекательные книги в окне, затем, всмотревшись в магазин, увидела, что все стены уставлены полками с книгами в сверкающих коробках из пергаментной бумаги, в которых зачастую во Франции держат тома, ожидающие, иногда довольно долго, специального переплета. То тут, то там можно было видеть интересные портреты писателей. <…> «Мне очень нравятся американцы», – сказала она. Я ответила, что очень люблю Францию. И, как подтвердило наше будущее сотрудничество, так оно и оказалось[35].

Книга, вышедшая в 1959 году, была, естественно, рассчитана на англосаксонскую публику (этим объясняется сравнение с Принстоном) и призвана показать как значимость Shakespeare and Company, так и то, что обстоятельства его создания представляют интерес для истории литературы. Рассказ об открытии – это путешествие, толчком к которому послужило чтение и которое предполагает пересечение границы (Сены), чтобы достичь неизведанного. Через витрину (вторая граница) Бич испытывает удивление, охватившее некогда Гёте: существуют лавки, предлагающие не переплетенные книжные блоки, чтобы читатель мог их переплести на свой вкус. Любопытствующий взгляд обращен как на выставленные книги (привлекательные), так и на портреты писателей (интересные), которые и сегодня являются привычными элементами убранства книжных. Наконец, союз скрепляется декларацией вкусов, которая в ретроспективе истолковывается как декларация о намерениях. И как признание в любви: Монье и Бич были вместе в течение пятнадцати лет, хотя в своих книгах они об этих отношениях не упоминают, как не упоминают, или по крайней мере не подчеркивают и того, что они стали едва ли не первыми владелицами книжных, полностью свободными от власти мужчин или финансовой зависимости от них. Этот союз – первый камень в основании легенды. Бич понимала, что, приехав на четыре года позже, она следовала по пути, проложенному La Maison des Amis des Livres. Но, издавая свою книгу, она не могла знать, что оба книжных уже стали частью традиции, посредством которой потерянное поколение соприкасалось с бит-поколением. О первом из них, кстати, Бич писала: «Я не могу себе представить поколение, которое меньше заслуживало бы этого названия».

Второй Shakespeare and Company открылся в 1951 году по адресу улица Бюшри, 37, под названием Le Mistral и был переименован в честь своего почтенного предшественника лишь в 1964 году, после смерти Сильвии Бич. Когда Джордж Уитмен приехал в Париж, он был оборванным бродягой и янки, отслужившим в армии. Получив в 1935 году диплом журналиста, он несколько лет путешествовал по миру; вернувшись в Соединенные Штаты во время Второй мировой войны, оказался в медицинском диспансере в Гренландии, за Полярным кругом, а затем на военной базе в Таунтоне, штат Массачусетс, где открыл свою первую книжную лавочку. Там он узнал, что во Франции требуются рабочие руки, и отправился волонтером в лагерь сирот, но его пленила столица, и, переехав туда, он записался слушателем в Сорбонну. Он закупил некоторое количество книг на английском, чтобы выдавать их на время за небольшую плату, и вскоре его съемное жилище заполнили незнакомые люди, жаждавшие чтения. Он устроил дело так, чтобы в его импровизированном магазине всегда был хлеб и горячий суп для посетителей. Так возник коммунистический прототип будущего книжного.

По американским стандартам Уитмен всегда был неудобным персонажем. В Париже он продавал запрещенные книги вроде «Тропика Рака» Генри Миллера солдатам, своим соотечественникам. Его американская мечта основывалась, как писал Джереми Мерсер, на марксистском принципе «от каждого по способностям, каждому по потребностям»; сам Уитмен всегда воспринимал свой проект как некую утопию. С первого дня он поставил в Le Mistral кровать, плитку, чтобы разогревать еду, и организовал подобие библиотеки, где могли брать книги те, кто не мог их купить. В течение десятилетий слияние книжного магазина и постоялого двора было полным: ради этого Уитмен пожертвовал своим личным пространством, постоянно живя с незнакомыми людьми. В Shakespeare and Company за шестьдесят лет переночевало около ста тысяч человек в обмен на несколько часов