Сон над бездной - Татьяна Степанова

– Петя, Петр, ты?! Живой?! Хосссподи боже, какое счастье! Хосссподи, благодарю тебя, вседержитель милостивый, что не дал уйти от нас такому человеку… такому человеку, хосссподи!! – под изумленными взглядами украинских стражей границы Лесюк перекрестился истово, по-православному. – Я как узнал сначала, сам чуть не умер. Места не находил с горя. Потом эта весть… как обухом по голове. Ну, врачи, ну, подлецы, негодяи, мерзавцы – это ж надо – живого человека и в покойники! Лена, ты просто молодец. Дай я тебя рассцелую… от всех нас рассцелую, за то, что мужа отстояла, не дала угробить!

– Андрей Богданыч, дорогой, погоди, я с ног валюсь. – Елена Андреевна, смятая его могучим напором, только отмахивалась. – Мы тут еще погранконтроль не прошли.

– Да тут один момент. – Лесюк нетерпеливо кивнул пограничникам. – Хлопцы, поживей, поживей поворачивайтесь, нам еще ехать далеко, а тут – видите, человек больной.

Со своими земляками-пограничниками говорил он как совершеннейший барин и к тому же по-русски. И всех подгонял, торопил:

– Сколько народу-то с тобой, Лена. Ничего, всех разместим. Отель у меня первоклассный, венским не уступит, Павел вон видел, не даст соврать, довольны останетесь. Ну, готово? Бумаги в порядке? Тогда по машинам. Петя, я тебе такие новости дорогой расскажу, – он согнулся над креслом Шагарина, гудя ему прямо в ухо. – На последнем заседании Рады-то Верховной эти-то, ну, ты себе просто не представляешь…

– Андрей Богданович, потом со всеми новостями, хорошо? – взмолилась Елена Андреевна.

– Все, все, уразумел, молчок, – Лесюк всплеснул руками. – Сначала отдых, эта, как ее… релаксация по полной. Ничего, Петя, не из таких передряг с тобой, дорогой, выходили. Отдохнешь, здоровье поправишь, воздухом нашим карпатским подышишь. А потом мы всем с тобой еще покажем, как Хрущ говаривал, кузькину мамашу. Да, забыл сказать – мои-то все уж тут как тут. Как узнали, что все с тобой обошлось, что все благополучно, все и приехали – и Олеся моя, и Злата. И Богдан примчался. Возмужал он очень за этот год. Женить надо, а то совсем избалуется, от рук отобьется. А что-то я Илюшку вашего не вижу, он-то где?

– Он в другой машине, с охранниками, которых нам Чугунов Василий Васильевич прислал, – сказала Елена Андреевна.

Сели и поехали. Мещерский смотрел в темноту. Ночь. Она еще не закончилась, а они уже и в Карпатах. Рядом сидел Кравченко – сидел тихо, боясь пошевелиться лишний раз. На его плече, доверчиво привалившись, спал Илья Шагарин. Спал, совсем по-детски сладко посапывая. А прежде, между прочим, ничего такого он, Мещерский, за приятелем не замечал, никакой такой особой приязни к деткам-конфеткам, к подрастающему поколению. Мещерский подумал о Кате. Что бы, интересно, сказала она, увидев своего мужа вот таким? Из Вадьки когда-нибудь выйдет отличный отец. Наверное. Возможно…

Машина Лесюка – черный сияющий «Лендкрузер» – замыкала их кортеж, мчавшийся на большой скорости по шоссе. Потом дорога круто свернула на юг и пошла в гору. Скорость пришлось сбросить. Внезапно справа в темноте где-то далеко внизу мелькнули огни – тот самый пограничный пункт, над которым они поднялись по горному серпантину.

Водитель Анджей сквозь зубы ругался по-польски – впереди во тьме было не видно ни зги, мигали только алые габариты идущих впереди «Мерседесов».

Темнота угнетала – в незнакомом месте в глухой ночной час свет самого плохонького дорожного фонаря был необходим, как маяк в открытом море. Внезапно в свете фар под колесами метнулась какая-то тень, уши резанул придушенный визг. Анджей резко испуганно крутанул руль, нажал на тормоз.

– Кажется, зайца расплющили, – похоронно констатировал Кравченко. – Хладнокровнее, пан Анджей, а то так и в пропасть улетим всей компашкой.

– Заяц на пути – худая примета, – заметил Анджей после долгой паузы. – С детства я знать, у нас на хуторе все так говорить. Очень худая, к беде.

И внезапно – это было точно во сне – из тьмы возникли, ослепив, разноцветные огни. Мигающая неоновая реклама.

– Что это было, Вадик? – воскликнул Мещерский.

– Всего-навсего придорожный ресторан.

– Ресторан? Здесь?!

– Чего ты орешь, парень спит. А почему бы здесь не быть ресторану? Называется, насколько я успел прочесть, «Карпатская сказка» или что-то вроде того. Язык надо здешний малость подучить. – Кравченко повел шеей, которая от неподвижной позы затекла. – Что с тобой, Серега? Очнись. Мы ж не в Папуа-Новой Гвинее. Мы ж на горном карпатском курорте как-никак.

Мещерский снова прилип к окну – секунду назад там, за стеклом джипа, был ресторан, и снова тьма, тьма, тьма. Ни луны, ни звезд, ни электрического освещения. Неужели такие черные ночи здесь, в горах, всегда? Черные ночи, как черные очи… Он закрыл глаза. Куда нас несет, мама миа? Зачем? Куда мы мчимся по этому нескончаемому горному серпантину?

Сон снизошел нежданно и тихо. Спал Мещерский совсем недолго, а когда открыл глаза, уже светало. Темноту растворил, разбавил мглистый зеленоватый сумрак, в котором уже можно было различить и ленту узкой дороги, и горный склон, поросший лесом, и покосившийся дорожный указатель, и бензоколонку – там, впереди.

Проплыла мимо деревенька – серые хатки на горе под черепичными крышами. Пирамидальные тополя. На верхушке высокого сухого дерева – гнездо аиста, точно копна. Потом дорога снова взяла круто вверх, горы расступились, и Мещерский увидел небо – оно было серо-зеленым. На востоке уже розовым, как неспелый арбуз.

– Смотри, по-моему, нам туда, – шепнул Кравченко.

Водитель Анджей сбавил скорость – дорога снова поползла круто вверх, опустил в джипе стекла – в салон ворвался прохладный утренний ветерок. Мещерский высунулся в окно. Впереди на вершине горы он увидел нагромождение каких-то строений. На фоне мглистого сумрака смутно вырисовывались толстые, вросшие в горную породу стены – уступами в несколько ярусов, а за ними, точнее, над ними нависала, господствуя над горной вершиной, крепость, увенчанная тяжеловесной сторожевой башней. Мещерский понял, что видит знаменитый Нивецкий замок, тот самый, о котором прежде только читал в путеводителях по Закарпатской Украине.

Они подъезжали к замку южной дорогой. Вереница черных иномарок со стороны смотрелась странно и нелепо на фоне спящих гор и этих древних стен.

– Вообще-то смахивает на тюрьму, – простодушно поделился своим первым впечатлением Кравченко.

– А тут когда-то и была австро-венгерская тюрьма. – Мещерский хранил в своей памяти кое-какие почерпнутые из путеводителя сведения про Нивецкий замок. – А еще раньше все эти фортификации служили боевой крепостью.

Неожиданно впереди на дороге из сумрака точно призраки возникли две машины – бело-синяя патрульная украинской ГИБДД и грузовая полуторка.

– Авария, что ли, в такую рань? – удивился Мещерский.

– Нет, вроде не похоже. – Кравченко смотрел на стоявших на обочине украинских гаишников, фуражки которых украшали разлапистые кокарды, сиявшие в первых лучах утренней зари, занимавшейся над Нивецким замком. Гаишники молча провожали их кортеж взглядами, не останавливая, не задавая вопросов – видимо, «Лендкрузер» Лесюка, замыкавший процессию, в этих местах был всем им хорошо знаком.

Водитель грузовика что-то горячо доказывал гаишникам, то и дело тыча рукой куда-то в сторону. Мещерский по рассеянности (все его внимание поглощал замок) ничего толком разглядеть не успел. А более зоркий Кравченко заметил на асфальте возле колес грузовика что-то темное – вроде какие-то птичьи перья. Они уже проехали, как вдруг… Он высунулся из окна джипа – это там, на дороге… Распластанные на дорожном асфальте, окровавленные крылья. Оторванные крылья какой-то крупной птицы – вороны или галки, только сейчас он осознал то, что увидел минутой раньше.

Глава 10

УЖИН ПРИ СВЕЧАХ

Солнышко взошло высоко, сумрак рассеялся, и бывшая австро-венгерская тюрьма оказалась милейшим музейным комплексом. Более того, осматривая территорию Нивецкого замка после горячего душа, краткого отдыха и обильного завтрака, Сергей Мещерский был вконец очарован и самой крепостью, и потрясающими видами, открывавшимися с ее стен.

Нивецкий замок бурно, вдохновенно реставрировался. И средства на реставрацию давал не кто иной, как Андрей Богданович Лесюк. По всему замку шли строительные работы, что не мешало приему туристов и экскурсантов, прибывавших целыми автобусами. Экскурсии начинались с одиннадцати часов и продолжались до четырех. Строительные рабочие уходили в шесть. А все остальное время Нивецкий замок был предоставлен сам себе и его VIP-обитателям, гостям Андрея Богдановича. Насколько успел заметить Мещерский, гости с туристами, музейными работниками и обслугой (в замке имелись повара, горничные, официанты, слесари, садовники, охранники – дюжие ребята из местных, директор-хранитель, почтенный старичок, носивший под клетчатым пиджаком вышитую украинскую сорочку, и старушки-билетерши – все сплошь с седыми косами, уложенными короной на гладко причесанных головках «а-ля Тимошенко») контактировали мало, лишь по мере необходимости. Лесюк разместил Петра Петровича Шагарина и приехавшую с ним свиту в так называемом Верхнем замке, где под сурдинку реставрации были оборудованы фешенебельные апартаменты – просторные спальни, гостиные, лифты, открытая терраса, увитая густым диким виноградом, превращенная в столовую, каменная галерея, на которой в жаркие часы было весьма комфортно загорать, ванны-джакузи, а также комнаты попроще для прибывшего вместе с гостями обслуживающего персонала.