МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1989. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Сергей Абрамов

— Не могу?! Посмотрим.

Это было что-то новое. Впервые племя усомнилось в его возможностях. Надо им доказать… Немедленно.

Солон напрягся, зажмурив глаза. Все мускулы его застонали, но он заставил себя приподняться на локоть от пола и провисеть в воздухе несколько мгновений.

Женщины завизжали и зарылись лицами в шкуры. Даже охотники побледнели и с надеждой смотрели на Иора: найдет ли он выход?

— Когда снова придет солнце, убьем оленя и отдадим его Котири, пусть он опять победит Богирики, — заявил Иор, и всем стало легко и радостно.

— И пусть Котири сотворит побольше оленей, чтобы мы каждый день были сыты, — сказал один из охотников.

А другой со смехом добавил:

— Научи нас приваживать к пещере медведей, и оленей, и вкусных жирных кабанов, Безбородый, и мы будем слушать тебя.

— Глупцы! — с горечью сказал Солон, не боясь, что они рассвирепеют: в их лексиконе не осталось уже этого слова. — Глупцы! Все, что есть на этой планете — и оленей, и медведей, и птиц, и рыб, — все создали мы, ваши предки. Я же говорил, что мы вынуждены были искать другую родину. И мы подобрали две планеты в разных звездных системах, в точности соответствующих Зегвере по массе и количеству падающей на них солнечной энергии. Только они были совсем голые, без жизни. Мы, конечно, могли перенести на одну из них флору и фауну, взятые с Зегверы. И тогда она не отличалась бы от старой планеты. Но мы решили сделать новую родину цветущей и изобильной, жемчужиной космоса. Поэтому планете, где мы сейчас живем, была отведена роль испытательного полигона. Мы не собирались здесь оставаться надолго.

Какие-то звуки мешали Солону. Начинаясь с низких басовых нот, они тяжело отрывались от пола, причудливо переплетаясь под потолком, и опадали, чтобы тут же начать новый взлет. В такт им вздрагивало и пригибалось пламя костра, и по пещере прокатывались тяжелые волны ужасных запахов первобытной стоянки — с рождения не мытых тел, гниющих остатков пищи, экскрементов, — запахов, к которым Солон так и не смог привыкнуть.

Он приложил ладонь ко лбу и, щурясь от пламени, стал вглядываться в глубь пещеры, куда свет доходил уже слабыми отблесками. Так и есть: спят, развалившись на шкурах. Не все, но спящих будет больше и больше. Зато дети замерли, боясь пропустить хоть слово. Грязные, голодные дети в струпьях и коросте. Половине из них не суждено вырасти из-за болезни и постоянного недоедания. Даже сегодня им не хватило мяса, чтобы наесться вдоволь. Для них он и будет говорить. Может быть, хоть в одной детской душе не слова — они их не понимают, — но его страсть, его убежденность высечет искру. А если нет, он передаст эту свою убежденность будущим поколениям. Телепатически введет ее детям в генную память. И даже деформированные, преображенные, его мысли послужат людям, помогут выработать идеи добра и зла, без которых невозможен ход духовной эволюции.

— Все, что окружает разумное существо, должно служить ему: кормить, одевать, помогать работать и отдыхать. И не таить угрозы. Человек должен идти по своей планете без оружия и страха. К сожалению, природа не заботится о нуждах своих разумных детей, когда дарит жизнью планеты. — Он замолчал, вглядываясь в блестевшие из полумрака глаза. Как объяснить им великий закон мироздания? — Каждое небесное тело, будь то звезда, планета или комета, должно проходить определенные стадии развития. И уже на ранней стадии должна возникнуть органическая жизнь. Без этого небесное тело не может нормально эволюционировать. Даже, на пылающих звездах есть элементы органики, кометы просто набиты ею. Что касается планет, то на них органическая жизнь появляется чуть ли не сразу, как только сгусток газа и пыли затвердеет, примет шарообразную форму. Мы так и не сумели выяснить, какая тут связь, но лишь с появлением органики на планете начинают бушевать вулканы, вздымаются и проваливаются горы, возникают моря. Планеты, обойденные органикой, так и остаются мертвыми. Но, даруя жизнь, природа придерживается принципа суровой рационализации: ничего лишнего. Из первичных комочков, коацерватов, плавающих в первобытном океане, подчиняясь законам конвергенции, развиваются схожие между собой вещества. Рожденные из одинаковых клеток, эволюционирующие в сходных условиях, они превращаются в конце концов в считанное количество видов. Образуется единая цепь, каждое последующее звено которой питается предыдущими. Для природы большего и не требуется. Ответвлений такая цепь почти не дает. Если какой-либо вид сильно размножается или, наоборот, оказывается на грани вырождения, это бьет по всем остальным. Потому-то планеты так бедны растительностью и животным миром.

Закопченные участки стен, вырываемые из темноты пламенем, куча обглоданных костей, розово-белая вверху и все более чернеющая к основанию, застывшие лица детей, все же оживляемые проблесками мысли, — все это вдруг расплылось, размазалось в радужную пленку, растворилось в черной бездне космоса, и Солон вновь увидел эту планету такой, какой она впервые появилась на экранах, — сплошь залитая темной водой, блестевшая в лучах солнца, ждущая своего часа… Вновь рядом встали товарищи — сто мужчин и сто женщин, лучшие сыны и дочери Зегверы, впитавшие все знания и весь интеллект поколений, пра-пра-пра… этих тупоголовых.

Дерзкая и гордая идея вела их — превратить эту планету в гигантскую лабораторию, вывести на ней все возможные виды жизни и в процессе эволюции отбирать и переносить на новую родину только то, что будет служить человеку и для человека. Они не могли рассчитать в таких масштабах генетические возможности эволюции и шли методом проб и отбора. Как давно это было! Миллиард раз обошла планета-лаборатория вокруг своей звезды, а Солон отчетливо помнит, как опускались исследовательские зонды в первичный океан, как пробегали по экранам символы химических веществ и величины их концентраций. Для зарождения жизни здесь было почти все, не хватало лишь некоторых ферментов и аминокислот. Зато они были на корабле.

Корабль мчался над самой поверхностью, огибая планету по экватору, а за ним тянулся, расходясь веером, туманно-серебристый шлейф. Это в теплые мертвые воды падала органика — основа жизни. Виток за витком делал корабль, и вода под ним покрывалась тончайшей цепкой пленкой — начинались химические реакции.

А потом мощным ударом антиполя они заперли на несколько мгновений молнии в их тучах. Какая тишина нависла над планетой! Все замерло перед великим актом творения. И вдруг чудовищная молния, вобравшая в себя весь заряд атмосферы, охватила планету ветвистыми пальцами, будто хотела раздавить ее. И заветный экран в углу рубки вспыхнул торжествующим алым сиянием: на планете зародилась жизнь! А корабль взмыл вертикально вверх и растворился в координированном времени.