Дремучие двери. Том I - Юлия Иванова

— Знаете, а я об этом как-то даже не думала…

— Вот видите, не думали, а вышло так. Павке все время вроде как чудо помогает. А Господь чудо и есть.

Такая неожиданная трактовка Иоанне нравится.

— Я вот что не пойму, Янечка, — как у вас всё это проскакивает? — Я цензуру имею в виду.

— Это тоже у нас товарищ Градов. Убеждает, пробивает, — это всё он.

— Пробить — самое главное. У вас ведь и сборник издан «По чёрному следу», так? Дефицит, не достать.

— Хотите я вам подарю? — у Иоанны вдруг мелькнула безумная идея, — с автографом? И у Кравченко возьму, передам ваши комплименты, ему будет приятно.

— В самом деле? Это для меня большая честь, — старик был в восторге.

— В следующий раз привезу. И детективов для вас захвачу, у нас много на языке. Муж английский знает, немного польский.

— Польский я тоже знаю. На французском можно.

— На днях привезу.

— Ну зачем вам беспокоиться, можно через Варю.

— Ничего, очень будет приятно ещё с вами повидаться, мне у вас так нравится. Вот приеду и погощу, если не прогоните.

— Помилуй Бог, — охотно вступил в игру дядя Женя. Кожа на его щеках дрябло алела от вина, как у чуть спущенного первомайского шарика. — Такую гостью, прогнать.

— Мансарда у вас свободна? — продолжала «играть» Иоанна. Только бы не спугнуть!

— Для вас? Всегда!..

— Вот и чудесно. Значит, я её снимаю до конца лета, вместе будем сочинять следующую серию. По рукам?

И, не давая старику опомниться, шлёпнула на стол пачку денег. Всё, что было в сумочке. Старик оторопело уставился на них, потом на Яну, которая продолжала лучезарно улыбаться.

«Господи, помоги мне… Ведь каникулы скоро кончатся…» Дед даже обиделся.

— Уберите презренный металл, мадам. С вас — только детективы.

— И детективы будут, привезу полный примус. На французском, польском, австралийском…

— Такого нет.

— Для вас всё есть. Напишем.

«Откажется — падаю на колени», — подумала Яна, примериваясь, куда падать.

— Но… вы даже не видели комнату, там днём очень жарко, вам не понравится.

— Понравится! — кричит Яна, чмокая его в щеку-шарик, — За нашу дружбу! А Варе с Глебом так и объясните — решили вместе писать детектив.

Они выпивают ещё по глотку. Старик встаёт, вынимает из комода комплект постельного белья.

— Сама подниметесь, Яночка? Только осторожно, за перила держитесь. И окно при свете не открывайте — комары налетят.

Крутая узкая лестница, комната просторная — железная койка, шкафчик, стол и табуретка. Стены обиты вагонкой, по стенам развешаны пучки трав — мяты, ромашки и ещё каких-то неведомых, отчего густой, настоенный на июльской жаре воздух можно, кажется, пить, как чай. На столе — оставленная кем-то косынка в горошек и «Новый завет». Зарубежное издание, такие только начали появляться в Москве. Яна раскрывает наугад — так она иногда гадает.

«И он встал, взял постель свою и пошёл в дом свой». /Мф. 9, 7/

«Постель»… Что-то связанное с бельём, которое она держит под мышкой?

«И он встал, взял свою постель и пошёл в дом свой»…

Что это означало, она поймёт через несколько лет. И вспомнит эту фразу, уже будучи хозяйкой лужинского дома, и изумится до слез, как всегда при встрече с чудом Господним. А тогда, улыбнувшись, совпадению «постелей», она застелила койку и, погасив от комаров свет, как велел дядя Женя, открыла стеклянную дверь на небольшой балкон.

Все уже спали — ни шороха, ни огонька. Июльская ночь была тёплой и светлой, луна только всходила. Деревья, грядки, клумбы, дорожки, ганин домик в глубине сада, весь сад казались таинственно-хрупкой декорацией. Голубовато-белыми звёздами сияли цветы, волшебно пахло земляникой покачивающееся у балкона облако каприфоли, а в нескольких десятках метров спал Ганя, живой, тёплый, с запачканными краской пальцами. Ганя, который вскоре, по окончании искуса, станет иеромонахом, священником, и будет служить Богу. Она думала об этом со светлой радостью, ибо конечно, никому и ничему другому не мог принадлежать Ганя. Лишь Богу. А ей дана величайшая милость чудом попасть в этот дом и стоять сейчас на балкончике в нескольких метрах от Гани, отмахиваясь от свирепых лужинских комаров, думать, что ещё полтора месяца впереди и благодарить Небо за неожиданно ниспосланное счастье.

ПРЕДДВЕРИЕ

«От главных конструкторов, директоров военных заводов, многих из которых он знал лично, И. В. Сталин, требовал производства образцов самолётов, танков, артиллерии и другой важнейшей техники в установленные сроки таким образом, чтобы они по качеству были не только на уровне зарубежных, но и превосходили их.

Без одобрения И. В. Сталина, как я уже говорил, ни один образец вооружения не принимался и не снимался. С одной стороны, это ущемляло инициативу наркома обороны и его заместителей, ведавших вопросами вооружения Красной Армии. Однако, с другой стороны, следует признать, что такой порядок во многих случаях помогал быстро внедрять в производство тот или иной новый образец боевой техники.

Меня часто спрашивают, действительно ли И. В. Сталин являлся выдающимся военным мыслителем в области строительства вооруженных сил и знатоком оперативно-стратегических вопросов?

Могу твердо сказать, что И. В. Сталин владел основными принципами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела, хорошо разбирался в больших стратегических вопросах. Эти способности И. В. Сталина, как Верховного Главнокомандующего, особенно раскрылись начиная со Сталинградской Битвы.

В руководстве вооружённой борьбой в целом И. В Сталину помогали его природный ум, опыт политического руководства, богатая интуиция, широкая осведомлённость. Он умел найти главное звено в стратегической обстановке и ухватившись за него, оказать противодействие врагу, провести ту или иную наступательную операцию. Несомненно, он был достойным Верховным Главнокомандующим». /Маршал Жуков/

«Музыку Сталин любил. Концерты, которые устраивались в Кремле, особенно с участием вокалистов, он воспринимал с большим интересом, аплодировал артистам. Причём любил сильные голоса, мужские и женские. С увлечением он — я был свидетелем этого — слушал классическую музыку, когда за роялем сидел наш выдающийся пианист Эмиль Гилельс. Восторженно отзывался о некоторых солистах Большого театра, например, об Иване Семёновиче Козловском.

Помню, как во время выступления Козловского на одном из концертов некоторые члены Политбюро стали громко выражать пожелание, чтобы он спел задорную народную песню. Сталин спокойно, но во всеуслышание сказал:

— Зачем нажимать на товарища Козловского. Пусть он исполнит то, что сам желает. А желает он исполнить арию Ленского из оперы Чайковского «Евгений Онегин».

Все дружно засмеялись, в том числе и Козловский. Он сразу же спел арию Ленского. Сталинский юмор все воспринимали с удовольствием». /А. Громыко/

«Сталин несколько раз прерывал нас, говорил; «Садитесь», а потом сказал о себе в третьем лице:

— Хотите присвоить товарищу Сталину звание генералиссимуса. Зачем это нужно товарищу Сталину? Товарищу Сталину это не нужно. Товарищ Сталин и без этого имеет — авторитет. Это вам нужны звания для авторитета. Товарищу Сталину не нужны никакие звания для авторитета. Подумаешь, нашли звание для товарища Сталина — генералиссимус. Чан Кай Ши — генералиссимус, Франко — генералиссимус. Нечего сказать, хорошая компания для товарища Сталина. Вы маршалы, и я маршал, вы что, меня хотите выставить из маршалов? В какие-то генералиссимусы? Что это за звание? Переведите мне.

Пришлось тащить разные исторические книги и статуты и объяснять, что это в четвёртый раз в истории русской армии после Меншикова и ещё кого-то и Суворова.

В конце концов он согласился. Но во всей этой сцене была очень характерная для поведения Сталина противоречивость: пренебрежение ко всякому блеску, ко всякому формальному чинопочитанию и в то же время чрезвычайное высокомерие, прятавшееся за той скромностью, которая паче гордости». /Из бесед К. Симонова с маршалом И. С. Коневым/

Из выступления И. В. Сталина на приёме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии /24 мая 1945 года/:

«Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа. /Бурные, продолжительные аплодисменты, крики «ура»/ Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение…