Федор Достоевский. Единство личной жизни и творчества автора гениальных романов-трагедий [litres] - Константин Васильевич Мочульский

нас к теме главного героя романа – Версилова. Мы не можем приблизиться к нему другим путем: отец открывается нам через сознание сына. Для нас Версилов не существует объективно: мы видим его только глазами Аркадия, как образ его творческого воображения. Сначала сын враждебен отцу – и лицо отца представляется нам двусмысленным и порочным; по мере их сближения образ отца яснеет и вырастает в красоте. Общение Версилова с подростком Достоевский с гениальной прозорливостью изображает как духовное единство, мистическое сочетание «я» и «ты». В отце сын разгадывает свою собственную загадку и вместе с тем загадку человека: он понимает не только всеединство, но и вселенскость личности. Раздвоение подростка, как в зеркале, отражается в раздвоении Версилова; его жажда благообразия находит в нем идеал красоты; его страстям отвечает «фатальная» страсть отца. Познание отца проходит этапы, соответствующие жизненному опыту и духовному состоянию познающего сына. И только в конце романа, перед взрослым и перевоспитавшим себя Аркадием, отец предстает во весь рост.

Первая встреча ребенка с незнакомым отцом глубоко символична. Версилов является ему как сияющее видение в ореоле красоты и благородства. «Я, как сейчас, вас вижу тогдашнего, – вспоминает Аркадий, – цветущего и красивого; какие у вас были удивительные волосы, почти совсем черные с глянцевитым блеском, без малейшей сединки: лицо матово-бледное, горящие и темные глаза и сверкающие зубы, особенно когда вы смеялись». Как запомнились десятилетнему мальчику все подробности его костюма: темно-синий бархатный пиджак, шейный шарф цвета сольферино, рубашка с алансоновскими кружевами! И «образ красоты» навсегда пронзил его сердце. Версилов такой же красавец, как Ставрогин, но красота его не мертвая маска, а страстная напряженная жизнь. Как бы ни раздваивался и ни искажался впоследствии этот образ, печать благородства не изгладится на нем. Ставрогин предается духу небытия, Версилова спасает «горячее сердце». Недаром мальчик впервые видит отца на театральных подмостках в роли Чацкого. Версилов – духовный сын пылкого героя «Горя от ума». Он такой же мечтатель без роду и племени, такой же чужестранец на своей земле, такой же вечный скиталец. У него тоже «ум с сердцем не в ладу».

Два лика Версилова воплощены в двух женских фигурах, стоящих по обе его стороны: у героя двойная жизнь, двойная любовь. Жену свою, Софью Андреевну, он любит глубокой сострадательной любовью; к Катерине Николаевне Ахмаковой влечется непреодолимой страстью. Первая любовь изображена отчетливо, освещена ярким светом, вторая погружена в сумрак и только в развязке вспыхивает ослепительным и гибельным пожаром. Художественный прием двойного освещения проведен через весь роман. Любовь к Софье Андреевне, «маме», – это день Версилова; страсть к Ахмаковой – его ночь. Первая – его свободное самоопределение и радостная жизнь; вторая – «фатум» и соблазн гибели.

Молодой вдовец, помещик, приезжает в свою деревню и сходится с восемнадцатилетней крестьянкой, только что выданной замуж за старого садовника Макара Ивановича. Она не была красавицей, и увлечение Версилова не объясняется развращенностью и «крепостным правом». Да и увлечения никакого не было. Он сам не понимал, как это вышло. На вопрос сына отец «однажды промямлил как-то странно, что мать его была одна такая особа из незащищенных, которую не то что полюбишь – напротив, вовсе нет, а как-то вдруг почему-то пожалеешь за кротость, что ли, впрочем, за что? Это никому не известно, но пожалеешь надолго, пожалеешь и привяжешься». Эта любовь-жалость сильнее самой огненной страсти, происхождение ее мистично. Она – земное отражение небесной тайны. Полуграмотная, бессловесная, тихая, кроткая, Софья Андреевна не останавливается перед изменой мужу, берет на свою душу грех, потому что так надо: Версилов от века предопределен ей в спутники, она его небесная подруга. Само имя ее – София – таинственно значительно. В бедной крестьянке-сироте живет образ Вечной Женственности, Софии Премудрости Божией. Макар Иванович отпускает жену с барином и становится странником. Раз в три года навещает ее; относится к ней с отеческой нежностью и каким-то загадочным уважением. «Странная связь» Версилова с «незащищенной» сироткой сюжетно связана со «странной» женитьбой Ставрогина на хромоножке. Софья Андреевна такой же мистический образ, как и Марья Тимофеевна. Она тоже – душа мира, Психея, томящаяся в плену зла и жаждущая спасителя. Вина Марьи Тимофеевны обозначена символически: она «дурочка» и хромоножка; вина Софьи Андреевны определена психологически: грех по отношению к «праведному» мужу Макару Ивановичу. Даже наружностью мать подростка удивительно похожа на жену Ставрогина. «Лицо у ней было простодушное, но вовсе не простоватое, немного бледное, малокровное. Щеки ее были очень худы, даже ввалились, а на лбу сильно начинали скопляться морщинки, но около глаз их еще не было и глаза, довольно большие и открытые, сияли всегда тихим и спокойным светом… В лице ее вовсе не было ничего такого грустного или ущемленного; напротив, выражение его было бы даже веселое, если бы она не тревожилась так часто». Это почти портрет Марьи Тимофеевны. Хромоножка связана с монастырем, церковным укладом, странницами-пророчицами. Софья Андреевна соединяется в воспоминаниях сына с деревенской церковью и Чашей со Святыми Дарами. Высоко над ее головой через купол пролетает голубь. Так символизируется ее духоносность. Если Софья Андреевна сопоставляется с Марьей Тимофеевной, то Версилов резко противоставляется Ставрогину. Божественный свет, горящий в его спутнице, не возбуждает в нем дьявольской злобы; он чувствует ее духовное превосходство и преклоняется перед ним, несмотря на всю свою скептическую насмешливость. О своей семейной жизни он делано-иронически рассказывает сыну: «Мы все наши двадцать лет с твоею матерью прожили молча… Главным характером всего двадцатилетия связи нашей было – безмолвие… Смирение, безответность, приниженность и в то же время твердость, сила, настоящая сила, вот характер твоей матери. Заметь, что это лучшая из всех женщин, каких я встречал на свете». И Версилов прибавляет, что сила эта от народа. Ему, оторвавшемуся от почвы русскому скитальцу, противостоит в жене-крестьянке «великая живучая сила» русского народа. Софья Андреевна не только носительница религиозного начала, но и воплощение народной души. В ее образе видит Достоевский свою святыню, мистическую Россию. Благословенный образ русской матери – высочайшее создание писателя. Выгнанный с позором из игорного дома, Аркадий, замерзая на улице, вспоминает свою мать. Она навещает его в пансионе Тушара, приносит узелок с гостинцами. Мальчик стыдится своей бедной гостьи. «Искоса только я оглядывал ее темненькое старенькое платьице, довольно грубые, почти рабочие руки, совсем уж грубые ее башмаки и сильно похудевшее лицо». Уходя, мать просит Тушара и его жену «не оставить сиротки, все равно он что сиротка теперь, окажите благодеяние ваше» и со слезами кланяется им глубоким поклоном, как кланяются «из простых». Потом прощается с сыном: «Ну,