Спальня, в которой ты, он и я - Эмма Марс

Я тебя оставляю. Можешь и дальше повсюду искать ее душу, но учти, что моя тебе больше не принадлежит.

Прошу заранее прощения, если мой будущий выбор тебя огорчит. Давай считать, что мы квиты.

Целую тебя.

Я положила свое послание в продолговатый конверт. Из-под платья, где я прятала на ноге, под чулком, пачку фотографий, я достала одну, с Авророй, и присоединила ее к письму. Запечатав, я оставила его в гостиной на столе, покрытом скатертью, уверенная, что так или иначе оно обязательно попадет Дэвиду в руки.

На круглом диске старого телефонного аппарата в прихожей я набрала номер почтовой службы доставки, аффилированной с группой Барле, который я, к счастью, помнила наизусть.

– Добрый день. Это – Анабель Лоран, из BTV.

– Добрый день. Скажите мне, пожалуйста, ваш клиентский код.

– Конечно. 1806.

Мне легко было запомнить. Этот код соответствовал дате моего рождения – восемнадцатое июня. Как и сегодня. День, который перевернет мою жизнь.

– Все правильно, мадемуазель. Чем могу быть полезна?

– Мне нужно, чтобы вы забрали посылку из дома 29 по улице Риго в Нантерре.

– Куда доставить?

– Париж, шестнадцатый округ, проспект Жоржа Манделя, дом 118.

– Я записала. Посылка срочная?

– Очень срочная, – ответила я, сделав упор на первом слове.

– Заказ принят. До сви…

– Постойте! Можно ли попросить вас исправить? Посылку необходимо забрать из дома номер 27 по улице Риго.

– Нет проблем. У кого надо забрать посылку?

– У мадам Чаппиус. Лоры Чаппиус.

– Я исправила на Нантерр, улица Риго, у Лоры Чаппиус. Правильно?

– Да, все верно. Спасибо.

Мадам Чаппиус никогда ничему не удивлялась. Она не обратила внимания на мое подвенечное платье со шлейфом, не заметила растекшийся серыми дорожками по щекам макияж, она не задавала вопросов по поводу моей свадьбы, хотя, судя по времени, та как раз должна была быть в полном разгаре. Мадам Чаппиус также не удивила просьба, с которой я к ней обратилась. Она только очень расстроилась, когда я рассказала, что случилось с мамой. Возможно, эта новость объяснила старой женщине все остальное, в том числе и мое появление на пороге ее дома. Лора Чаппиус любила свою соседку. Как подругу, может быть даже, как сестру. Я в этом убедилась, когда увидела, что две большущие слезы катятся по ее щекам, прокладывая себе дорожки сквозь пудру и мейк-ап. После нескольких десятилетий суровой дружбы и частых, но бессмысленных пререканий она смогла наконец позволить себе без стеснения выразить чувства, сбросив маску сварливой старухи.

Мадам Чаппиус заверила меня, что позаботится о посылке, и закрыла дверь, больше не сказав ни слова.

Не желая того, я подтолкнула и ее тоже к могиле.

Так, на свой лад, я выходила из образа, в который Дэвид хотел меня запереть навсегда.

39

Меня зовут Анабель Каролин Лоран.

Но все называют меня Эль. По крайней мере, близкие.

Я родилась 18 июня 1986 года, ровно в 22 часа.

Именно в этот час, минута в минуту, даже точно в ту секунду, когда мне исполнилось двадцать три, я вошла в номер Жозефины де Богарне «Отеля де Шарм». Вошла, чтобы расстаться с затянувшейся юностью. Вошла, чтобы выйти из образа, который мне не подходил и который зарождающаяся любовь мало-помалу вытесняла. Чтобы скинуть с себя неясные очертания пухленькой молодой девушки и стать полноценной женщиной с совершенными формами, которую Луи увидел во мне. Он своими изящными пальцами и опытным взглядом сумел довести до совершенства то, что мне досталось от природы.

Так я вылупилась из старой оболочки, теперь уже ненужной.

Так родилась моя сексапильность.

Сбежав из Нантерра, весь остаток дня, ступая голыми ногами по согретому солнечными лучами асфальту, я брожу по Парижу, одна, в подвенечном платье, расцвеченном лоскутами, с туфельками под мышкой. Лето пришло в столицу несколько дней назад. Лето пришло – и террасы кафе переполнены, девушки надели мини и обнажили плечики, короткие кофточки не прикрывают животик, из-под юбочек видны изящные ножки. По улицам праздно шатаются молодые парни. Наверное, они проводят зиму в спячке и расцветают только с первыми лучами солнца. Если мне хочется, я позволяю им заигрывать со мной, говорить комплименты. Именно так проявляется блаженное состояние, зародившееся во мне не так давно. Я чувствую, как эхо их комплиментов постепенно раздувает чувственный огонь, просыпающийся в моем чреве. Скоро он вспыхнет, я позволю ему прорваться наружу. Скоро. Сегодня вечером.

– Эй, мадемуазель! Выходи за меня!

– Извини, дружок! Но сегодня не могу! – мне от души весело.

– Да ладно! Не упрямься! Ты – клевая, платье у тебя есть, у тебя все есть! Я буду классным мужем! Мы состряпаем с тобой кучу детишек.

Шутник изображает, как он собирается это делать, согнув ноги в коленях и раскачивая задницей вперед-назад все быстрей, да еще гримасничает, закусывая нижнюю губу перед решающим штурмом.

Хорошо, что здесь, по крайней мере, к моему наряду никто не остается равнодушным. Не только мужики оборачиваются мне вслед. Для девчонок я – сказочная принцесса. Для подростков, любителей тяжелого рока, – невеста-альтернативщица. Для всех остальных – эксцентричная девица, то ли чокнутая, то ли наркоманка, может, даже опасная, от таких лучше держаться подальше. Некоторые доходят до того, что, увидев меня издалека, перебегают на другую сторону дороги.

Но мне глубоко плевать! В гробу я видела их осуждающие взгляды. Пусть я устала как собака, на мне живого места нет, но мне хорошо. Мои ножки, изнуренные долгой ходьбой, словно летели над блестящими от жары плитами дорожного покрытия, непринужденно ступая по ним как по воздушной подушке. Меня не пугали больше никакие препятствия, никакие встречи на пути, потому что я точно знала, куда и к кому иду. К какому счастью без границ и условий. Конечно, время от времени я мыслями возвращалась к маме, но я знала, что она бы не обиделась, она бы запретила мне оплакивать ее судьбу и печалиться по поводу ее неотвратимого ухода, а, напротив, подбодрила бы меня и отправила навстречу ниспосланной мне счастливой удаче.

Там, дома, на кухне, под старой кофемолкой, я обнаружила несколько купюр в десять евро. Как она говорила, «на черный день». Так что была возможность перекусить и даже позволить себе холодный пенный «Монако».

Поэтому я зашла в ближайшее бистро, простенькое, без изысков, где очень кстати позади стойки, у кассы, висел на стене старенький телефонный аппарат. Хозяйка заведения, рыжая толстушка лет пятидесяти, сочувственно мне улыбнулась и протянула трубку со словами: