Звоночек 3 - Михаил Маришин

Эпизод 5

Семь дней в полевых условиях заставили подумать и о чистоте, поэтому мы спустились до Сталинграда, выбрав для помывки общественную баню в самом далёком и молодом Кировском районе города. Пятничный визит женщин прошёл отлично, вернулись свежие и довольные. Но моя попытка смешаться с толпой чумазых от въевшегося мазута работников только что построенной ГРЭС полностью провалилась. Мы с моряками даже не успели раздеться, как мою приметную физиономию опознали.

— Простите, товарищ, — спросил меня откровенно севший напротив и бросивший раздеваться рабочий, — но не вы ли инженер Любимов? Больно внешность ваша похожа.

— Допустим, — ответил я неопределённо, понимая, что теперь уж чекисты меня враз выловят и отпуску пришёл конец.

— Товарищ Любимов! Вот это да! — от восторга хлопнув себя по ляжкам, работяга вскочил на ноги и вопил уже во весь голос, так что присутствующие, за исключением моих спутников, разом обернулись. — Какими судьбами? Товарищ Любимов, а правда, что это вы Особые республики придумали? А как там Монголия? Договорились?

— Да погоди ты со своей Монголией! Своих дел мало? Товарищ Любимов, а что там с надбавками за экономию? У нас на ГРЭС голая зарплата. Сколько положено киловатт, столько и выдаём. Как заработать? Мы придумали, как мазут поменьше жечь, а электричества и тепла столько же давать, но нам всё равно его привозят как раньше. А закупают через Горисполком, хранить же его будет негде. У них план видите ли! Помогите хоть вы!

— Это сейчас у тебя экономия. А что зимой будет, подумал? Я, как секретарь райисполкома, тебе в пятый раз говорю, что план не просто так составлен! Товарищ Любимов, вы обязательно должны выступить перед рабочими и разъяснить важность выполнения плана! Я прямо сейчас с горкомом свяжусь…

Главный районный партиец выскочил из раздевалки, забыв помыться, а на меня со всех сторон посыпались вопросы и просьбы, на которые я попросту не успевал отвечать. Нечаянно "спалил" и Кожанова, брякнув в ответ, что ему как моряку лучше знать, какие баржи и куда смогут по Волге подниматься после реконструкции. Бывший нарком не даром носил прозвище "матросский флагман". Поняв, что его инкогнито раскрыто и то, зачем мы сюда пришли, под угрозой, он лихо навёл порядок, призвав к тишине и объявив, что митинг будет проходить позже и в приличной обстановке.

Как в воду глядел, но масштабов действа, конечно, Иван Кузьмич не предполагал. На выходе из бани через полтора часа нас уже ждали две машины. Одна с чекистами областного УНКВД, а вторая числилась за горкомом ВКП(б). Первым ко мне подошёл майор НКВД Воронин, знакомый по Москве. Этот был из выдвиженцев, из Бериевского призыва, работал до того исключительно на партийной работе. Но нюх у него был отменный. Едва только в стране повеяло "параллельной системой", когда её ещё только просто одобрили для одного завода ЗИЛ, понял, куда ветер дует и быстренько переквалифицировался в чекисты, поступив на курсы при наркомате внутренних дел. Окончил их он уже при Берии и, пройдя стажировку в центральном аппарате, видимо, чем-то себя проявил, раз его назначили сразу на область, присвоив через ступеньку сразу звание майора ГБ. Он передал мне приказ срочно прервать отпуск и явиться в Москву пред светлые очи наркома, упомянув, что ему поручено обеспечить, чтобы приказ был выполнен максимально быстро. Не арест, но глаз с меня теперь не спустят.

— Слушаюсь, товарищ майор госбезопасности! — ответил я, дав понять, что приказ понял и готов выполнять. — Но вы же слышите, что происходит. Считаю, в настоящих условиях уезжать политически безграмотно и может нанести ущерб репутации партии, чего я никак позволить не могу.

Из репродукторов на улице действительно диктор раз за разом читал одно и то же объявление, что в славный город Сталинград прибыли товарищи Любимов и Кожанов, которые выступят перед трудящимися в шестнадцать часов на стадионе "Трактор". Оставалось только порадоваться за принятую Конституцию, заставившую партийных деятелей работать на ниве агитации на пределе возможного. Хотя бы и в отдельно взятом Сталинграде. Воронов, помявшись, был вынужден со мной согласиться, но его машина, как кортеж, неотступно сопровождала горкомовскую, на которой ехали мы с флагманом первого ранга. Вернувшись на "Буревестник" мы привели себя в подобающий случаю вид. Парадная форма, меч, орден, всё до последней мелочи. Ударить в грязь лицом очень не хотелось. Поскольку место проведения митинга было назначено на другом конце города, почти напротив проходной СТЗ, то, посовещавшись с товарищами, решили идти туда прямо на флагманской яхте. Так было комфортнее и быстрее, чем пылиться в машинах по разбитым грунтовкам строящегося города.

Стадион футбольной команды Сталинградского тракторного завода во время проведения матчей вмещал пятнадцать тысяч человек. Но, когда мы прибыли в назначенное время на митинг, там было гораздо больше народу. Были полностью заполнены не только трибуны, но и само игровое поле. Вот уж не думал, что летом в субботу, всего лишь за несколько часов можно собрать такое количество людей. При этом не было заметно никакого беспорядка, при чисто формальном присутствии всего лишь двух милиционеров на входе. Если, конечно, не считать людей Воронина. Всем управляли парторги предприятий, как под знамёнами присутствующие под большими плакатами, на которых, белым по красному, были выведены названия организаций. Опыт проведения массовых демонстраций был использован на полную катушку. Расстарались и работники стадиона, обеспечившие громкую связь.

В качестве трибуны был приспособлен поставленный на западной стороне ориентированной в широтном направлении арены грузовик ЗИЛ. Что было немного непривычно, так как участники митинга оказались не только перед выступающими, но и по сторонам и за спиной. С самого начала на платформу пятитонки вместе со мной и Кожановым поднялись секретарь горкома ВКП(Б) Семёнов и председатель горисполкома Чуянов, назначенный в начале года в соответствии с новой организацией власти. Первым взял слово главный партиец, представляя нас, закативший речь минут на пятнадцать, расписывая наши с флагманом заслуги, после чего передал слово Чуянову. Судя по всему, роли у них были распределены заранее, так как этот говорил исключительно о Сталинграде, о достижениях расположенных в городе заводов, о выполнении и перевыполнении планов, об уровне образования и повышении квалификации работников. В общем, получалось так, будто мы взаимно знакомились. Предисполкома, закончив, передал слово, согласно старшинству, Кожанову. Иван Кузьмич говорил долго, рассказывая о своей работе в наркомате ВМФ. Конечно, только о том, что и так было у всех на виду. Планов на будущее он почти не касался, обходясь самыми общими выражениями. Отчитался и об испанской кампании, отметив отличившихся уроженцев города, которых назвал поимённо и вкратце описал совершённые ими подвиги. Вот память у человека! Мало того, что вник в написанное в представлениях на награды, так ещё и запомнил, читая характеристики, кто и откуда родом!

Пришло время и мне сказать своё слово. Конечно, к этому выступлению я совсем не готовился. Больше того, говорить-то мне было особенно не о чем. Что я мог сказать рабочим Сталинграда? Поговорить о достижениях СССР? И без меня агитаторов хватает. Своими планами поделиться? Так нет сейчас у меня за душой ничего эпохального. А о том, что есть, лучше не рассекречивать до времени. Потому, что всё, так или иначе, связано с войной. Поэтому я сначала намеревался говорить о конкурсе на малый мотор и высказать своё мнение о его необходимости для советского хозяйства, но передумал. Тот рабочий в бане, узнавший меня и задавший самый первый вопрос, заставил задуматься, заронил в душу мысль, которую я просто не мог носить в себе.

— Приветствую трудящихся Сталинграда! Здравствуйте товарищи! — стадион чуть пошумел в ответ и затих. — Первое, о чём спросили меня в вашем славном городе, были Особые республики. Так как этот вопрос большой, требующий серьёзного подхода, то боюсь, только о нём и буду говорить, на другие вопросы времени уже не хватит. Не секрет, что после присоединения к СССР первой Особой республики, Восточного Туркестана, в нашу столицу прибыли делегации Монголии и Тувы. Не могу ручаться за Верховный Совет, но предполагаю, что после утряски деталей и эти народные республики станут Особыми в составе СССР. Что это значит для Советского Союза в плане внутренней нашей жизни? Как ни странно, ничего особенного. Ведь что такое Восточный Туркестан, Монголия и Тува? Это огромные территории с немногочисленным населением, отсталым, в нашем понимании, в социально-экономическом отношении. Я специально оговариваюсь потому, что народы этих республик могут быть вполне себе счастливы, но по-своему. Мы с вами, к примеру, стремимся познавать мир. Поэтому двигаем вперёд науку, которая, как локомотив, тянет за собой всё остальное, хозяйственное производство и социальные отношения. А они могут считать главной целью познание самого себя и всю жизнь проводить в самосозерцании, не придавая никакого значения развитию форм производства, социальных отношений и общего уровня жизни. Нам такая позиция может казаться странной, но мы обязаны уважать выбор этих народов. Это положение закреплено в Конституции СССР. Каждый народ вправе сохранять свою самобытную культуру. В чём же наш обоюдный интерес? В том, чтобы никто никому из нас не мешал быть счастливыми по-своему! А врагов у нас, желающих посеять смуту, принести войну и горе на нашу землю, в Европе, Америке и Японии хватает. Именно в этом и состоит основная цель присоединения указанных республик, в защите их и самого СССР от внешней агрессии. В любой форме, в какой она бы не проявлялась. В остальном присоединение республик не даёт нам ничего. Разве у нас мало просторов? Разве у нас исчерпаны все недра? Ничего подобного, нам нашу страну ещё осваивать и осваивать. И детям, и внукам хватит.