Милорадович - Александр Бондаренко

Молчание святое, мертвое. Он медленно вложил в ножны шпагу.

— Да! Знает весь свет, но вы о том не знаете… Почему?.. Потому что нет тут ни одного офицера, ни одного солдата! Нет, тут мальчишки, буяны, разбойники, мерзавцы, осрамившие русский мундир, военную честь, название солдата!.. Вы — пятно России! вы — преступники перед царем, перед отечеством, перед светом, перед Богом! Что вы затеяли? Что вы сделали?

Возраставшего оживления его слов, возвышения его голоса, огня движений, жестов передать невозможно. Они лились, как электрический ток. Подняв высоко руки, он уже не говорил, а гремел, владычествовал, повелевал толпой. Люди стояли вытянувшись, держа ружья под приклад, глядя ему робко в глаза. Он продолжал, усиливая свое на них действие:

— О жизни и говорить нечего, но там… там, слышите ли? у Бога!.. Чтоб найти после смерти помилование, вы должны сейчас идти, бежать к царю, упасть к его ногам!! Слышите ли? Все за мною!., за мной!

Он взмахнул руками.

Это движение было невыразимо, бесподобно! Толпа солдат шатнулась, она непременно побежала бы за ним, можно было поклясться в том. Звонкий, одновременный темп отданной ему воинской почести и громовое: "Ура, Милорадович!" — огласило воздух»[2089].

Нет сомнения, граф Милорадович прекрасно понимал, что он смертельно рискует, — он либо уведет солдат с площади, либо умрет, что гораздо вернее. Восстание проиграно, это ясно, но сознают ли это офицеры, возмутившие полки? Они ведь понимают, что Николай Павлович никого не помилует, а потому будут стоять до конца. Генерал-губернатор, поначалу позволивший вывести на площадь войска, теперь лишал их последней надежды на успех…

Самоотверженно пытаясь расстроить мятежные каре, Михаил Андреевич поступал так, как следовало человеку чести, русскому генералу. За это одно ему можно простить страсть к мотовству, позабытые долги, пресловутое фанфаронство… Он спасал солдат, прекрасно понимая, что платой за это может стать его жизнь. И конечно же в тот момент он не думал, что безвозвратно закатилась его звезда, что места при новом дворе ему однозначно не будет, и, в лучшем случае, опальную старость он завершит в заветных Вороньках.

Нет сомнения, что и Николай I прекрасно понимал, какая участь уготована строптивому генерал-губернатору…

«Солдаты колеблются, но некто из каре закричал: "что это вздор, что не надобно верить ему!" и в это мгновение раздался пистолетный выстрел. Граф, пронзенный пулей, падает с лошади на руки Башуцкому, и в произошедшую оттого суматоху Милорадовичу нанесли удар штыком»[2090].

«Оболенский настаивал, чтобы он ехал прочь и оставил в покое солдат, которые "делают свою обязанность", потом взял у одного из рядовых ружье, чтобы штыком заставить лошадь генерала повернуть прочь. Милорадович пришпорил и повернул лошадь; удар штыка пришелся по седлу и ранил Милорадовича в ногу. И в то же время раздался пистолетный выстрел Каховского, поразивший Милорадовича смертельной раной»[2091].

«Граф М.А. Милорадович, любимый вождь всех воинов, спокойно въехал в каре и старался уговорить солдат; ручался им честью, что государь простит им ослушание, если они тотчас вернутся в свои казармы. Все просили графа скорее удалиться; князь Е.П. Оболенский взял под узду его коня, чтобы увести и спасти всадника, который противился; наконец, Оболенский штыком солдатского ружья колол коня его в бок, чтобы вывести героя из каре. В эту минуту пули Каховского и еще двух солдат смертельно ранили смелого воина, который в бесчисленных сражениях и стычках участвовал со славой и оставался невредимым; ему суждено было пасть от русской пули»[2092].

Барон Розен лукавит… Не говоря про штыковую рану, нанесенную князем Оболенским, он рассказывает про пули каких-то двух солдат.

«Вдруг руки его упали, будто свинцовые, туловище перегнулось, шляпа свалилась с головы, а испуганная лошадь вырвалась из-под ног, которые тяжело брякнули о землю. Я едва успел только подставить грудь и на нее, укрепясь ногами, сколько имел сил, принял его плечи и голову, которые раздробились бы неминуемо в этом падении. Толпа отхлынула волною. Я остался с ним один… Легонькое облачко сизого дыма волновалось, расходясь в воздухе на том самом месте, где он стоял на лошади. Выстрела не было слышно за оживлением ли его речей и всей этой драмы, в которой душа не могла не быть неизъятно привязана, за криком ли последнего, решившего дела "ура" — не знаю.

Крепко охватив раненого, прислонив его к склоненному колену, я глядел ему в лицо, повторяя: "Граф, граф!" Черты его выражали страшное страдание. Он открыл глаза, пристально всмотрелся в меня и, схватив сильно за руку, сказал прерывисто и глухо: "Je meurs! C'est fini… mais… c'est bien… j'ai fait топ devoid ("Я умираю!., это конец… но… это хорошо… я исполнил мой долг".) Таковы были его первые слова и чувства…»[2093]

«Тут Каховский выстрелил в него из пистолета, пуля попала ему в живот. Он захватил рану рукой, причем лошадь его быстро повернулась и бросилась на Оболенского. Оболенский ткнул Милорадовича штыком, лошадь и раненый на ней всадник исчезли в толпе»[2094].

«Каховский… как будто поставил своим долгом устранять всякие препятствия, какие только могли помешать успеху дела. Когда он увидел, что убеждения графа Милорадовича могли поколебать твердое настроение солдат, он пустил в него пулю…»[2095]

«Допрашивали… штабс-капитана Александра Бестужева: не видал сам, но слышал от других, что Каховский убил графа Милорадовича, и даже слышал голос, сказавший: "Ах, как славно я попал!" Утвердительно же сказать не может, кто сии слова произнес, хотя ему кажется, что это был Каховский»[2096].

«Видел, как смертельно раненный Милорадович, шатаясь в седле, поскакал прочь от непокорных солдат…»[2097]

«Стоявший не возле него (как где-то вскоре было пропечатано), а внутри каре, шага на три от задней шеренги, одетый в партикулярный сюртук, в фуражке, отставной поручик Петр Каховский, имея левую руку в кармане сюртука, правой выстрелил из пистолета, попал пулей графу Милорадовичу в левый бок и, сим еще не ограничившись, бросил вслед за выстрелом в него же и самый пистолет, который сшиб с затылка головы шляпу его.

Истинно горестно было видеть, как вдвойне пораженный, без шляпы, с развевающимися от ветра волосами герой, честь наших армий, граф Милорадович, отскакав в галоп несколько шагов от каре, отвалившись назад, выпустив поводья и шатаясь в седле, склонился на правую сторону… Солдаты, заметив, как снимали с лошади раненого Милорадовича, потерялись, в рядах их исчезла дисциплина; несчастные, ошеломев от этой невыкупимой беды, спустив ружья, перебегали из фаса в фас, ища укрыться»[2098].