Меридон - Филиппа Грегори

– Беги! – велела я. – Я их задержу! Бога ради, Уилл!

Он резко обернулся ко мне, как только мы скрылись из виду.

– Снимай бриджи, – приказал он.

Я вытаращилась на него, а он стянул с меня плащ и бросил его под куст ежевики.

– Снимай ты эти чертовы бриджи! – хрипло прошептал он. – Сойдешь за мою девку!

Тут я поняла.

Я сбросила сапоги и сорвала с себя бриджи. Галстук полетел следом за плащом, и я осталась перед Уиллом в одной рубашке. Он без колебания сгреб меня за ворот и рванул ткань вниз, так что рубашка порвалась до пояса, открыв мою молочно-белую шею и плечо, округлость моей груди и розовый сосок.

Позади, на краю рощицы, послышался голос Томаса и крик Редферна:

– Смотрите на деревьях, на ветках!

Уилл бросился на меня и повалил меня на землю.

– Ноги раздвинь, Сара! – нетерпеливо сказал он и, перекатившись, навалился на меня.

Я почувствовала, как он возится со своими бриджами, а потом покраснела, когда он стянул их и остался с голым задом.

– Уилл! – шепотом воспротивилась я.

У него было мгновение, чтобы отодвинуться и взглянуть на меня. Лицо у него было озорным.

– Глупая ты корова, – с любовью сказал он.

Потом уткнулся мне лицом в голую шею и стал толкать бедрами.

– Оп-па! – заорал кто-то за его спиной.

Капитан Томас резко остановился, а его громилы вытянули шеи из-за его плеча. Уилл не поднял голову, я отважилась взглянуть поверх его плеча. Они на меня пялились, на мои раскинутые голые ноги.

Я опустила голову, уткнувшись в теплое плечо Уилла, и про себя прокляла их, и всех чертовых мужчин на этой сучьей земле!

Я ненавидела Уилла, капитана Томаса и Широкий Дол каждым дюймом своего ледяного злого тела.

– Вы тут не видели двух джентльменов, пробегали мимо? – выкрикнул Томас.

Уилл заревел – то ли от ярости, то ли от похоти, которой помешали.

– Какого черта, я вам тут что, в дозоре? – заорал он. – Не видел, конечно. Вы как думаете, я тут чем занят? Проваливайте к черту. Я заплатил за двадцать минут, и я свои двадцать минут получу!

Они заколебались, двое отступили.

– Они туда побежали… – сказала я.

Голос у меня был шелковистый и невнятный.

Я выбросила руку и указала направление, и они увидели в бледном свете мое голое плечо и очертания шеи.

Капитан Томас насмешливо мне поклонился.

– Весьма признателен вам, мэм, – сказал он. – И прошу прощения, что побеспокоил, сэр.

Мы услышали, как он сделал пару шагов.

– А леди-то не так увлечена, как мужчина, – сказал он, и его люди засмеялись.

Потом его голос переменился.

– Это они? Садятся в экипаж? Черт! За ними!

Мы услышали, как они с шумом ломятся через подлесок и кричат кучеру. Уилл и я застыли, тихо, как зайчата в вереске, слушая, как отъезжает экипаж, как они бегут следом, крича, чтобы привлечь внимание стражника.

Потом наступила тишина.

Они ушли.

Уилл Тайяк лежал на мне, уткнувшись лицом в мою шею, вдыхая запах моего пота, терся лицом о мою кожу и настойчиво упирался сквозь мою задранную рубашку в мою глубокую, укромную сердцевину, где я намокала. Я была насквозь мокрой, как влюбленная потаскушка за стогом сена.

– Все хорошо, Уилл, – сказала я теплым от смеха голосом. – Можешь перестать притворяться. Они ушли.

Он, вздрогнув, остановился и поднял лицо, чтобы взглянуть на меня – оно было исполнено любви.

– Господи, как я тебя люблю, – просто сказал он. – Я бы дал себя повесить за шулерство, чтобы разодрать на тебе рубашку и полежать у тебя между ног – вот за это мгновение.

Я потянулась, плавно и чувственно, как кошка.

Мне казалось, в моих венах прежде никогда не струилась кровь, никогда до этой минуты.

Я вся была теплой, вся была живой.

Кожа, внутренняя сторона запястий, подошвы ног, теплые ладони, трепещущий кончик языка, каждая крупица меня сияла, как золото. И глубоко-глубоко между ног я ощутила стук крови, словно я никогда раньше не была там живой, словно Уилл был плугом, который должен был взрыть землю и сделать ее плодородной, и тело мое вдруг перестало быть пустошью, оно стало богатой пахотной землей, жаждущей сева.

– Не сейчас, – неохотно сказала я. – Они вернутся, когда остановят экипаж. Они же не глупые.

Уилл вскочил.

– Нет! – сказал он. – Вот! Твоя одежда!

Он полез в ежевичный куст, топая ногами и шепотом ругаясь, когда обдирался о колючки. Потом он из нелепого рыцарства отвернулся, пока я одевалась. Я нахлобучила шляпу и завернулась в плащ.

– Домой в Широкий Дол, – решительно сказал Уилл.

– Мне нужно забрать Море, – ответила я.

Уилл остановился и посмотрел на меня, словно я пошутила.

– Нельзя! – воскликнул он. – Мы не можем так рисковать, вдруг нас выследят, если пойдем туда, откуда пришли? Надо нам уходить через парк, на запад, а потом вернуться по своим следам.

– Мне нужен Море, – упрямо сказала я. – Море доставит нас домой. А тебе нужна твоя лошадь.

– Они их потом пригонят… – начал Уилл.

– Они – нет, – твердо оборвала его я. – Я покончила с Хейверингами навсегда. Они мне и носового платка не пришлют. Я заберу своего коня из их конюшни, прежде чем они поймут, что птичка вылетела из клетки.

Уилл помялся, посмотрел в мое решительное лицо, потом на городские улицы, на которых с рассветом начинались шум и толчея.

– Я не поеду без Моря, – сказала я.

– Ох, ну ладно, – набычившись, отозвался он, и мы вышли из рощицы плечом к плечу.

Между нами не было ни искорки страсти, даже нежности не было.

Мы шипели друг на друга, как злые кошки.

39

Мы заметили наемный экипаж, проезжавший по Парк-лейн, закричали, чтобы его остановить, и ввалились внутрь. Уилл в бледном свете, лившемся в окно, пересчитал серебро, решая, хватит ли нам монет заплатить за проезд, чтобы не светить золотые гинеи. Уилл Тайяк, неизменно предусмотрительный, как йомен.

Я откинулась на грязные подушки сиденья и вздохнула.

– Сколько у тебя? – спросила я.

Уилл тщательно сосчитал золотые монеты, вынимая по одной.

– Девяносто восемь гиней, – сказал он. – А ты все спустила, да?

– Да, – улыбаясь, ответила я и поглядела на него из-под ресниц. – Люблю играть по-джентльменски.

– По-шулерски ты любишь играть, – тут же отозвался он.

Потом настороженно поднял голову.

– Что это было?

Я опустила окно, и мы прислушались.

Позади нас слышались крики, я разобрала голос, оравший:

– Эй, кучер! Стой!

Лицо Уилла побелело.

– Вернулись, – сказал он. – Что теперь?

– Обгоним их! – ответила я.

Прежде чем он что-то возразил, я схватила горсть его гиней и запихала себе в карман. Потом высунулась из окна экипажа, вцепившись в раму, вылезла и забралась на козлы, рядом с кучером, как уличный мальчишка.