Змеиный Зуб - Ирина Сергеевна Орлова

должны со мною изображать островную леди. Вы и так самая характерная из местных жительниц, что я встречал. И для этого вам совершенно не к лицу примерять на себя общепринятые вкусы.

– Правду говорят, что вампиры сладкоречивы. Что ж, наливайте!

Лакомый ягодный аромат защекотал ноздри. Звякнули друг о друга бокалы. Граф и чародейка выпили; Валь с непривычки сделала слишком большой глоток. Ей стало до ужаса приторно, так, будто она заглотила ложку сахарной пудры. Но затем она догадалась, что пить надо потихонечку, и она распробовала изумительное десертное вино.

Ну почему, почему на острове надо пить коньяк, чтобы не прослыть изменницей?!

Валь блаженно вздохнула, пропуская через себя пленительный запах. Затем вновь скосила глаза в сторону предгорий и чащоб.

– Никак не могу отказать вам в умении выбрать угощение, – признала она. – Скажите, мы пойдём… туда?

– Если пожелаете – конечно. Но если хотите посмотреть отсюда – ничего страшного. Как ваш кормчий в море сна, я ясно вижу, что оба пути хороши.

– Что это за огни?

– Нечистая сила, мисс.

– Понятное дело, но какая именно? И почему?..

– Потому что это всё – грех, чародейство, магия и безумие. Зачем вообще искать разумное там, где его нет? – хмыкнул Экспиравит. Они выпили вновь, и он подлил ещё. Сколько она там продержалась с той попойки с Рудольфом, когда зареклась пить наедине с мужчиной?

Это, кажется, было в другой жизни.

– Когда-то, – продолжал Экспиравит, – я тоже пытался понять область непознанного людьми. Проблема, правда, всегда заключалась в следующем: учился я по человеческим книгам, перенимал человеческие знания, постигал человеческие умения. И пока что мне не доводилось сталкиваться с теми, кто действительно мне подобен. Это должна быть иная форма восприятия мира. Самое неудобное, что иногда я об этом крайне невовремя задумываюсь. Когда надо быть здесь, на земле.

– Я в такие моменты говорю себе «не думай». И не думаю, – весело мотнула головой Валь. Приятно было представлять, что нечестивый граф не лишён вполне себе земных слабостей.

Он склонил голову к плечу, и перья на его шляпе упёрлись в оконную раму.

– Я уважаю вас за умение брать себя в руки, – шепнул он. – Вы были спокойнее всех нас в донжоне во время штурма. Даже я, кажется, нервничал больше вашего. А на баронессу вообще невозможно было смотреть.

– Баронесса тоже не трусиха, просто там был её ненаглядный Адальг, – презрительно сообщила Валь. Затем все мысли в её голове собрались в бессвязную кучу. Что она сказала? Она выдала Экспиравиту собственную тайну, перебросив её на Эпонею?

Боже правый, когда же она уже окончательно утонет в собственных россказнях!

Любопытный взгляд Экспиравита стал ещё ярче из-за выпитого ими вина. Они пошли на третий раунд, и Валь нехотя пояснила:

– Вальпурга и Адальг дружили с детства. Но с её стороны это чувство было влюблённостью. А с его, ну… в общем, ей сразу было ясно, что они не пара, хотя она всю жизнь по нему страдала. Пока не… пока не преставилась, – и подумала тут же: «Как же это чертовски печально звучит».

Подняв брови, Экспиравит покачал головой и вновь оттянул маску чуть вверх, чтобы выпить ещё.

– Какая трагичная судьба, – прошелестел он. – Могу себе представить, что это происходит нередко. Девушкам он кажется рыцарем – надёжным, отважным, честным. Но за его красивой кожурой гнилая мякоть. Образ его чести – лишь роль. На самом деле, нет женщины несчастнее той, что отдаст своё сердце Адальгу.

Валь тоже изогнула бровь и с недоверием покосилась на него. Чего ещё ожидать от чудовища, у которого этот самый «гнилой» король увёл невесту? Конечно, Адальг был не так прост, она и сама это чувствовала. Но уж не настолько, чтобы соглашаться с подобными речами из уст врага. Поэтому она ехидно осведомилась:

– Ну, раз вы, очевидно, его полная противоположность, то, стало быть, нет женщины счастливее той, что отдаст своё сердце вам?

– Уберите слово «счастливее», и тогда будет правдиво.

Хмыкнув, Валь помотала головой. И всмотрелась в его тёмные глаза, пытаясь разобрать хоть что-то в тени прорезей маски. Бесполезно.

– Я всё никак не пойму, – не выдержала она. – Я ни разу не видела вас без платков и без масок. Ну неужели вы настолько ужасны, что весь ваш такт и ваша обходительность не смогут это перекрыть? Да даже если не смогут; на что вы вообще похожи, а?

Её слова вызвали продолжительное молчание. Вампир перестал пить и замер, как настороженная кобра. Бокал отражал пляску свечи. Даже дыхания не стало слышно. Наконец он выдохнул:

– Поглядите, если хотите.

Свободной рукой он снял с себя шляпу. В воздух взметнулись бледно-серые волосы, похожие на паклю – в общей массе длинные, но местами короткие, как птичий пух. Однако Валь больше интересовали выросты по обоим краям его лба. Это действительно, как она успела увидеть у гейста, были рога. Вернее, их основания, обточенные рашпилем. Серые, ребристые, как у самого обычного козла.

Валь затаила дыхание, глядя, как он возится с верёвочкой, что держала на его лице маску. Но возня эта затянулась. Не сразу Экспиравит догадался, что можно отставить бокал и развязать обеими руками; этого и не потребовалась. Валь сама дотянулась до его затылка и распустила узел. Маска спала. Пытаясь её схватить, чтобы та не свалилась на пол, Валь задела локтем подсвечник. Тот взял и выпал с высоты донжона во мрак разорённого замкового двора.

Сразу стало темно, как в погребе. Лишь слабый отсвет безлунной ночи обрисовал мертвецкое лицо. Почти что череп, обтянутый белёсой морщинистой кожей. Глубокие впадины щёк и глазниц. Под глазами выступающая вперёд кость, за которую и держались все носимые графом платки, – потому что носа не было. Вместо него была треугольная дырка с намёком на перегородку меж ноздрями где-то внутри. Даже ушей Валь раньше не видела, а они были тонкие и острые, будто у летучей мыши.

И если б не густая тьма, что пригладила все эти черты, Валь бы точно остолбенела. А так он казался будто бы отражением в кривом зеркале. Бледным, черногубым, красноглазым отражением. Оно дышало и моргало, и оттого казалось страшнее, чем если бы просто неподвижно смотрело.

Валь сглотнула и подчинилась тому, что позвало её изнутри. Замершую у его плеча руку она подняла и опасливо дотронулась до холодной острой скулы. Затем самыми подушечками пальцев легонько провела по нижней кромке чёрной кожи под глазами. На ощупь это было ещё необычнее, чем она себе могла представить. И боязно, и весело столь беззастенчиво лезть прямо в лицо самому графу Эльсингу.

Но тот не двигался, позволяя ей делать всё, что она пожелает. Только не отводил от неё своего горящего кровавого взгляда. Он замер. Как и его сердцебиение.

Валь притянула и вторую руку, которой почему-то