Антология мировой фантастики. Том 10. Маги и драконы - Роберт Говард

— Я привел тебя сюда, чтобы предупредить, что ты причиняешь нам вред без малейшей выгоды для себя. Оружие, которое ты ищешь, и не существует, и лежит за пределами твоего представления. Оставь свои попытки. Огромным усилием воли Джоз заставил себя говорить: «Молодой священный не отрицал: оружие существует!»

— Только в узких пределах особого истолкования. Юноша мог говорить только буквальную правду. Почему ты удивляешься, что мы держимся обособленно? Для вас, Верхнего народа, чистота непостижима. Ты думал приобрести какую-то выгоду, но ничего не достиг, только прокрался, как крыса. Прежде чем ты попытаешься снова, я вынужден унизить себя до объяснения. Заверяю тебя, что так называемое оружие находится абсолютно за пределами твоего понимания. Вначале стыд, затем гнев охватил Джоза; он воскликнул: «Ты не понимаешь всей важности этого! Я не могу действовать иначе. Керолайн близка, вот-вот появятся Базовые. Разве вы не люди? Почему вы не поможете нам защитить планету?» Деми покачал головой, его белые волосы двигались с гипнотической медленностью. «Я призываю тебя к Разуму: пассивности, совершенству и абсолютности. Это означает святость и мир. Можешь ты себе представить, какую муку испытываю я, говоря с тобой? Я вмешиваюсь — какая боль для духа! Положим этому конец. Мы приходили в твой кабинет, не причиняя тебе ни вреда, ни оскорбления. Ты отплатил нам посещением нашей пещеры, унизив при этом благородного юношу. Будем квитами, пусть больше не будет подсматривания друг за другом. Согласен?» Джоз услышал свой ответ: «Ты предлагаешь мне соглашение, когда узнал все мои тайны, а я не знаю ваших». Лицо Деми задрожало. Джоз прочел на нем презрение и во сне зашевелился беспокойно. Он сделал усилие, чтобы говорить спокойно и разумно. «Послушай, мы с тобой оба люди, зачем нам спорить? Разделим наши тайны, будем помогать друг другу. Осмотри мои архивы, мои шкафы, мои реликты, когда тебе будет удобно, но позволь мне изучить несуществующее оружие. Клянусь использовать его только против Базовых, для защиты нас обоих.» Глаза Деми сверкнули. «Нет!» — Почему нет? Ты на самом деле не хочешь нам зла? — Мы обособлены и бесстрастны. Мы ждем вашего вымирания. Вы, Верхние люди, последние остатки человечества. Когда вы исчезнете, ваши темные мысли и грязные споры уйдут с вами; убийство, боль, злоба исчезнут.

— Не верю в это, — сказал Джоз. — Может, в скоплении и нет людей, но не во всей вселенной. Старый Закон простирался далеко: раньше или позже люди вернутся на Эрлит. Голос Деми стал звучнее. «Ты думаешь, мы говорим только на основе веры? Ты сомневаешься в наших знаниях?»

— Вселенная велика. Старый Закон простирался далеко. — Последние люди живут на Эрлите, — сказал Деми. — Верхние люди и священные. Вы уйдете, мы останемся. Мы понесем Разум, как знамя славы, по всем мирам в небе.

— А как вы будете транспортировать себя для этой миссии? — лукаво спросил Джоз. — Вы полетите к звездам такими же обнаженными, как ходите здесь?

— Будут средства. Время долгое. — Для ваших целей нужно долгое время. Даже на планетах Керолайн есть люди. Порабощенные, с видоизмененным телом и мозгом, но люди. Как с ними? Кажется, вы ошибаетесь, вы руководствуетесь ложной идеей. Деми молчал. Лицо его застыло. — Разве это не факты? — спросил Джоз. — Как вы соотносите их со своей верой? Деми ровно сказал: «Факты никогда нельзя соотносить с верой. По нашей вере эти люди, если они существуют, тоже исчезнут. Время долгое. О, миры ясности: они ждут нас!»

— Ясно, — сказал Джоз, — что вы объединяетесь с Базовыми, что вы ждете нашего уничтожения. Это может изменить наше отношение к вам. Боюсь, что Эрвис Карколо был прав, а я ошибался.

— Мы остаемся пассивными, — сказал Деми. Лицо его заколебалось, расплылось. — Без всяких эмоций будем мы следить за уходом Верхних людей, не помогая, но и не подталкивая. Джоз заговорил с гневом: «Ваша вера, ваш Разум — как вы ее там называете, — обманывает вас. Я заявляю: если вы нам не поможете, вы пострадаете так же, как мы.»

— Мы пассивны и не вмешиваемся. — А ваши дети? Базовые не делают разницы между нами. Они погонят вас в свои трюмы, как и нас. Зачем нам защищать вас? Лицо Деми блекло, закрывалось туманом, прозрачной дымкой, глаза его сверкали, как угли: «Мы не нуждаемся в защите, — сказал он. — Мы в безопасности.»

— Вы испытаете нашу судьбу, — воскликнул Джоз, — я обещаю вам это! Деми уменьшился; с невероятной скоростью Джоз пронесся обратно по пещере, по тоннелю, вверх в свою мастерскую, кабинет, спальню. Он открыл глаза; горло горело, во рту сухо. Открылась дверь; появилась голова Райфа. «Ты звал, сэр?» Джоз приподнялся на локте, осмотрел спальню. «Нет. Я не звал.» Райф исчез. Джоз лег на спину и уставился в потолок. Странный сон ему снился. Сон? Порождение его собственного воображения? Или на самом деле обмен мыслями между двумя умами? Невозможно решить. События покажут. Джоз свесил ноги на пол. Сон или разговор — все равно. Он встал на ноги, оделся, пошел в зал советов и вышел на солнечный балкон. День прошел на две трети. У западных утесов легли густые тени. Направо и налево простиралась Долина Бенбека. Никогда не казалась она такой процветающей, плодородной и в то же время нереальной, как бы чуждой этой планете. Он поглядел на север, вдоль большой каменной стены, доходившей до самого Хребта Бенбека. Он тоже казался нереальным; хребет, за которым жили священные. Он смотрел на скалы, представляя себе скрывающуюся над ними большую пещеру. Утес в северном конце долины не может быть просто щитом! Джоз посмотрел на тренировочный загон, где Джаггеры, тяжело переваливаясь, упражнялись в защитных построениях. Как удивительна жизнь, породившая Базовых и Джаггеров, священных и его самого! Он подумал об Эрвисе Карколо и почувствовал внезапное раздражение. Карколо был отвлечением, очень нежелательным сейчас. Он не понимает терпимости. Легкие шаги сзади, прикосновение меха, прикосновение веселых рук, запах ладана. Напряжение Джоза ослабло. Если бы девушек-менестрелей не существовало, нужно было бы придумать их.

Глубоко в пещере, в помещении, освещенном канделябром с двадцатью сосудами, спокойно сидел беловолосый старик. На подставке на уровне глаз находился его танд, сложная конструкция из золотых прутьев и стальной проволоки, спутанной и скрученной в видимом беспорядке. Случайность эта, однако, была только кажущейся. Каждый изгиб символизировал аспект Конечной Сущности; тень, отброшенная на стену, представляла Разум, хотя и изменившийся, но всегда тот же. Для священных этот предмет был святыней и служил источником размышлений. Не было конца изучению танда: новые постижения постоянно извлекались из взаимоотношений углов и дуг. Была разработана сложная номенклатура: каждая часть, изгиб, сочленение имели свое название; каждый аспект взаимоотношений между частями был отнесен к определенной категории. Таков был культ танда, — точный, беспрекословный, не знающий компромиссов. По достижении опреденного возраста священный созерцал танд столько, сколько хотел; затем должен был воспроизвести танд, руководствуясь только памятью. После этого происходило самое значительное событие в его жизни: осмотр его танда синодом старейших. В абсолютной тишине много часов созерцали они его создание, вдумываясь в многообразие пропорций, радиусов, поворотов и углов. Так они определяли свойства молодого священного, его личные качества, понимание им Конечной Сущности, Разума и Базы. Иногда танд свидетельствовал о такой испорченной личности, которая оказывалась нетерпимой, низкий танд бросали в печь, расплавленный металл выливали в общественную уборную, несчастного автора танда изгоняли на поверхность планеты, предоставляя ему жить, как вздумает. Обнаженный беловолосый Деми, созерцая собственный прекрасный танд, вздохнул, беспокойно пошевелился. Его посетило влияние, такое горячее, такое страстное, такое одновременно грубое и нежное, что мозг его испытал сильное впечатление. Где-то в глубине мозга появилась темная тень сомнения. Может ли быть, спрашивал он себя, что мы незаметно отошли от истинного Разума? Неужели мы смотрим на свои танды слепыми глазами? Как знать, о, как знать! Все относительно легко в ортодоксальной вере, но как отрицать, что добро по сути своей относительно? Абсолюты наиболее неопределенны по формулировкам, а относительности наиболее реальны.