Люди сороковых годов - Алексей Писемский

- Симонушко, пойдем на озеро и там покупаемся! - сказал он ему однажды.

- Нет, что там купаться - грязно да и тинисто очень, - возразил ему Симонов. - А вот лучше что!.. - продолжал старый запотройщик. - Ужо вечером выпроситесь у маменьки и у дяденьки на озеро - на лодке с острогой рыбу половить.

- Ах, это отлично! Я сейчас же и попрошусь! - воскликнул Женичка и с разгоревшимися уже глазами побежал в горницу.

- Дядя, мамаша! - кричал он. - Отпустите меня сегодня вечером с острогой рыбу ловить.

- Что такое, с какой острогой? - спросила Мари, совершенно не поняв его просьбы.

- Мы, мамаша, рыбы вам наловим, - толковал ей мальчик.

Мари все-таки не понимала.

- Это действительно довольно приятная охота, - принялся объяснять ей Вихров. - Едут по озеру в лодке, у которой на носу горит смола и освещает таким образом внутренность воды, в которой и видно, где стоит рыба в ней и спит; ее и бьют острогой.

- Отпусти, мамаша! - приставал между тем к Мари ребенок.

- Нет, одного тебя пустить неудобно, - возразил ему Вихров, - потому что все-таки будешь ночью один на воде.

- Но я, дядя, с Симоновым поеду.

- Все это я знаю; но вот что, Мари, не поехать ли и нам тоже с ними? проговорил Вихров; ему очень улыбалась мысль проехать с ней по озеру в темную ночь.

- Хорошо, - отвечала она.

- Ну, поди же и позови сюда Симонова, - сказал Вихров Женичке.

Тот благим матом побежал и привел с собой за руку старого воина.

- Вот видишь что... - обратился к тому Вихров, - пойди и найми ты нам лодку большую, широкую: мы хотим сегодня поохотиться с острогой.

- Теперь отличное время-с, самое настоящее! - подхватил с удовольствием Симонов.

- Ну, так ступай!

- Слушаю-с! - отвечал Симонов и проворно ушел.

Женичка выпросился вместе с ним на озеро и побежал за ним.

Вихров и Мари снова остались вдвоем.

Героя моего последнее время сжигало нестерпимое желание сказать Мари о своих чувствах; в настоящую минуту, например, он сидел против нее - и с каким бы восторгом бросился перед ней, обнял бы ее колени, а между тем он принужден был сидеть в скромнейшей и приличнейшей позе и вести холодный, родственный разговор, - все это начинало уж казаться ему просто глупым: "Хоть пьяну бы, что ли, напиться, - думал он, - чтобы посмелее быть!"

Женичка, впрочем, вскоре возвратился и объявил, что все было нанято, и только оставалось желать, чтобы это несносное солнце поскорее садилось; но вот и оно село. У крыльца стояла уже коляска парою; в нее сели Женичка, Вихров и Мари, а Симонов поместился на козлах. Сей почтенный воин выбрал самое сухое место, чтобы господам выйти и сесть в лодку, которая оказалась широчайшею, длиннейшею и даже крашеною. Лодочник стоял на носу. Вихров сел управлять рулем. Мари очень боялась, когда она вошла в лодку - и та закачалась.

- Да садитесь около меня, рядом со мной, - сказал ей Вихров.

Мари села. Лавочка была не совсем длинная и просторная, так что Мари совсем прижалась к Вихрову, но все-таки боялась.

- Погодите, я стану вас поддерживать, - сказал он и взял ее легонько за талию.

Однако Мари все еще боялась.

- Ну, дайте и руку вашу.

Мари подала и руку.

Женичка, как только вскочил в лодку, сейчас же убежал к лодочнику и стал с любопытством смотреть, как тот разводил на носу огонь. Симонов, обернувшись спиной к Вихрову и Мари, сел грести. Лодка тронулась.

Мрак уже совершенно наполнил воздух; на носу лодки горело довольно большое пламя смолы.

- Мамаша, в воде все видно! - кричал Женичка, смотря в воду. - Вот, мамаша, трава какая большая! А это, мамаша, рак, должно быть?

- Это рак, - подтвердил лодочник. - Тише, барин, не кричите, - прибавил он вполголоса, - это щука, надо быть, стоит!.. Какая матерая - черт!

- Мне ее и колотить? - спросил мальчик шепотом.

- Нет, уж я лучше, а то она у вас увернется, - проговорил лодочник и мгновенно опустил острогу вниз.

Щука сейчас же очутилась после того на поверхности воды; Симонов поймал ее руками; Женичка вырвал ее у него и, едва удерживая в своих ручонках скользкую рыбу, побежал к матери.

- Мамаша, смотрите, какая щука! - кричал он.

- Хорошо! - отвечала ему мать почему-то сильно сконфуженным голосом.

Женичка опять ушел на нос. Ночь все больше и больше воцарялась: небо хоть было и чисто, но темно, и только звезды блистали местами.

Мари находилась почти что в объятиях Вихрова.

- Ангел мой, вы мне ни разу еще не повторили того, о чем писали, шептал он ей.

- Я?.. - говорила Мари, отворачиваясь от него.

- Да!.. Но теперь, по крайней мере, скажите, что любите меня! продолжал Вихров.

- А что же? Неужели ты не видишь этого? - отвечала Мари и сама трепетала всем телом.

Вихров крепко прижал ее к себе. Он только и видел пред собою ее белое лицо, окаймленное черным кружевным вуалем.

- Мамаша! Еще щука! - кричал ребенок с носа. - Дай, эту я ударю, выпросил он у лодочника острогу, ударил ею и не попал.

- Вот, барин, и не попали, - сказал ему лодочник.

- Ну, больше уж я не буду бить, ты бей! - сказал Женя и опять принялся глядеть внимательно в воду.

Симонов стал веслом направлять лодку к другому месту. На корме между тем происходило неумолкаемое шептание.

- Ты будешь меня любить вечно, всегда? - говорила Мари.

- Я никого, кроме тебя, и не любил никогда, - отвечал Вихров.

- Ну, смотри же; я на страшно тяжелый шаг для тебя решилась, ты, может быть, и не воображаешь, как для меня это трудно и мучительно...

- Но неужели же, Мари, душить в себе всякое чувство - лучше? - шептал Вихров.

- Почти что лучше! - отвечала она.

Вихрову, наконец, все еще слабому после болезни, от озерной сырости сделалось немного и холодновато.

- Однако не пора ли и домой, - я начинаю чувствовать дрожь, проговорил он.

- Хорошо! - отвечала Мари.

Она, кажется, не помнила, где она и что с ней происходит.

- Домой! - крикнул Вихров Симонову.

- Мало что-то нынче рыбы! - произнес тот.

- Мало, - подтвердил и лодочник.

- А сколько камушков в воде, - сказал Женичка, еще раз заглянув в воду, и вскоре затем все вышли на берег и, прежним порядком усевшись в экипаж, возвратились домой.

Там их в зале ожидал самовар. Мари поспешила сесть около него. Она была бледна, как полотно. Вихров сел около нее. Женя принялся болтать и с жадностью есть с чаем сухари, а потом зазевал.

- Я, мамаша, спать хочу, - попросил он уже сам.

- Хорошо, - отвечала Мари с каким-то трепетом в голосе. - Пойдем, я велю тебя уложить, - прибавила она и пошла за ребенком.

- Мари, вы еще вернетесь?.. Я спать не хочу! - крикнул ей Вихров.

- Пожалуй... вернусь... - говорила, как бы не торопясь и раздумывая, Мари.

- Я в кабинете буду вас ожидать, - продолжал Вихров.

- Хорошо, - отвечала опять неторопливо Мари и через несколько времени какой-то робкой походкой прошла в кабинет.

IX

ОТЪЕЗД МАРИ И СУДЬБА ИВАНА

Точно по огню для Вихрова пробежали эти два-три месяца, которые он провел потом в Воздвиженском с Мари: он с восторгом смотрел на нее, когда они поутру сходились чай пить; с восторгом видел, как она, точно настоящая хозяйка, за обедом разливала горячее; с восторгом и подолгу взглядывал на нее, играя с ней по вечерам в карты. Самое лицо ее казалось ему окруженным каким-то блестящим ореолом. Мари, в свою очередь, кажется, точно то же самое чувствовала в отношении его. Как величайшую тягость, они оба вспоминали, что им еще надо съездить к Живиным и отплатить им визит, потому что Юлия Ардальоновна, бывши в Воздвиженском, прямо объяснила, что насколько она была у Вихрова, настолько и у m-me Эйсмонд.

В одно утро, наконец, Вихров и Мари поехали к ним вдвоем в коляске. Герой мой и тут, глядя на Мари, утопал в восторге - и она с какой-то неудержимой любовью глядела на него.

Юлия Ардальоновна обрадовалась приезду m-me Эйсмонд, потому что он удовлетворил ее самолюбие. Что же касается до самого Живина, то он пришел в несказанный восторг, увидев у себя в доме Вихрова.

- Ты ведь у меня, у женатого, еще в первый раз, посмотри мое помещение, - сказал он и повел приятеля показывать ему довольно нарядно убранную половину их.

- Что ж, и отлично! Ты, значит, теперь у пристани.

- Да, слава богу, - отвечал Живин почти набожным тоном. - А ты у этой барыни - не у пристани? - прибавил он не совсем смело и с усмешкой.

- О, вздор какой! - произнес с неудовольствием Вихров и поспешил возвратиться в гостиную к дамам.

Ему уж и скучно стало без Мари и опять захотелось смотреть на нее. Мари тоже, хоть на мгновение, но беспрестанно взглядывала на ту дверь, в которую он ушел. Вихров, войдя в гостиную, будто случайно сел около Мари - и она сейчас же поблагодарила его за то взором, хоть и разговаривала в это время очень внимательно с Юлией. От той, конечно, не скрылись все эти переглядывания - и досада невольно закралась в ее душу; ее, главное, удивляло - что могло так пленить Вихрова в Мари. Она в ней только и видела одно достоинство, что та одевалась прекрасно; но это чисто зависело от модистки, а не от каких-нибудь личных достоинств женщины. Под влиянием этих почти невольных ощущений ей захотелось немножко посмеяться над Вихровым.