Знак обратной стороны - Татьяна Нартова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тоня, погоди! – Он поймал ее за локоть, разворачивая к себе. – Это правда? Ты замужем? Ты с ним не развелась, с этим… Тимофеем?
– Откуда ты знаешь, как его зовут? – удивилась Шаталова.
– В интернете нашел вашу совместную фотографию. Ты на ней очень хорошо вышла, – сам не зная, зачем, добавил юноша. – Я тебя понимаю. Правда. Жить с таким подлым, таким отвратительным человеком. Знаешь, как мой отец его назвал? Скунс. Ты должна как можно быстрее подать это заявление! Разведись с ним. Мне осталось всего несколько месяцев, а потом уедем с тобой в Новосибирск. Только ты и я.
– А дальше что? – неожиданно холодно спросила женщина. Даниил даже растерялся от такого вопроса.
– Я буду учиться, ты найдешь какую-нибудь работу…
– Продавцом? Или младшим бухгалтером? – Теперь к холоду примешалось нечто, что можно было с натяжкой назвать иронией, хотя больше походило на плохо завуалированное издевательство. – Ангел мой, открой глаза! Здесь у меня есть работа получше. Если мне удастся нанять хорошего адвоката по бракоразводным процессам, то еще и своя квартира появится, и капитал приличный. Тунгусов, тот человек, которого ты с таким пренебрежением назвал скунсом…
– Это не я назвал, а мой отец.
– …этот человек сделал для меня больше, чем кто-либо еще. И не тебе судить о наших с ним отношениях. Это мои с ним разборки. Помнишь нашу с тобой первую прогулку по городу? Помнишь, что я тогда сказала? Что не хочу ни от кого зависеть. Я сказала: «Мой милый ангел, с этих пор мы с тобой компаньоны, любовники и заговорщики. Ты можешь рассказывать мне все, что пожелаешь нужным, но не требуй от меня откровений, не требуй от меня изменить свою жизнь». Я хочу дышать, Даня, я хочу чувствовать себя счастливой, но сейчас… это становится скучным.
Шаталова с силой оттолкнула от себя ослабевшие руки юноши и продолжила спуск вниз. Тот на мгновение замер, обдумывая последние ее слова, а потом закричал:
– Ты что, бросаешь меня? Как ты можешь?! Тоня, погоди, вернись! Тоня, я люблю тебя, слышишь, люблю!
– Не звони мне больше, Даниил, – подняв голову в его сторону, ответила Шаталова.
Он так и остался стоять посреди лестницы, не в силах сдвинуться с места, пока несколькими этажами ниже не запиликал домофон. Все еще не мог поверить, что Антонина окончательно ушла.
Утром, когда он зашел за Шаталовой, та просто-таки светилась от счастья. На губах Даниила все еще горели ее горячие поцелуи, а аромат яблочного молочка для тела (Тоня едва вышла из душа, даже волосы высушить не успела), казалось, въелся в кожу самого Рябина. Пока она собиралась, он болтал о каких-то глупостях, и они смеялись, и любимая смотрела на Даню своими теплыми светлыми глазами. Он ни разу еще не видел ее такой беззаботной. В ответных шутках Тони не было прежнего сарказма, не было двойного дна, и, казалось, парень мог читать ее мысли. А потом она спросила: «Ангел, когда ты покажешь мне свою берлогу? Мне страсть как не терпится увидеть то легендарное проваливающееся кресло!» И Даня решил, что идея просто отличная. Только вчера он, как знал, убрался в комнате, так что теперь не стыдно было показать и кресло, и шашку, и свою личную скромную коллекцию достижений в виде грамот, дипломов и парочки медалей за различные школьные соревнования. Тем более, что родители, наконец, вышли на работу, а у Аринки намечалась очередная утренняя тренировка.
Но все пошло напекосяк. И все из-за этой Часовчук! Ей словно доставляло удовольствие портить ему жизнь. Даня ненавидел таких людей, лезущих не в свои дела, считающих своим долгом всем и каждому растрезвонить о чужих секретах. И ведь она, небось, свято верит, что спасает его!
Горя этой убеждением, Даниил и вернулся в квартиру.
– Вы, – с порога накинулся он на учительницу. Та снова сидела на кухне, но уже без чашки чая перед собой, пока Рябин-старший стоял поодаль, молча уставившись в окно. Даня знал, что тот высматривает. Отъезжающую от их подъезда красно-оранжевую «Хонду». – Вы! Какого черта?!
– Даня, не надо, – тихо, но строго произнес Виталий Евгеньевич.
– Чего не надо?
– Не надо так разговаривать со своим учителем.
– Даня, – подняла на парня заплаканные глаза Людмила Алексеевна.
И это еще больше разозлило юношу. Это он должен плакать. Это его только что бросила женщина, которую он так любил. Не удержавшись, Даниил закричал. Не что-то конкретное, нет, из груди его вырвался почти животный крик, и было в нем всего понемногу: и проклятий, и досады на окружающих, и понимание невозможности вернуться обратно, на пару часов назад и все исправить.
– Из-за вас она ушла… – когда горло перестало першить, а легкие вновь наполнились воздухом, прошептал парень. – Зачем вы пришли, а?
– Она обманывала тебя, Даня.
– Это не ваше дело, понимаете? – не отдавая отчета в том, что почти слово в слово повторяет слова Антонины, ответил старшеклассник. – Тоня значила для меня намного больше всех остальных. Почему вы так упорно суете нос в чужую жизнь? Неужели кроме этого, у вас других забот нет? Вы – мой учитель, так преподавайте свою литературу, черкайте спокойно карандашиком в тетрадях и сидите на попе ровно!
– Даниил! – уже громче осадил мальчишку Виталий Евгеньевич.
– Я вас ненавижу. Ненавижу, ясно? – презрительно выплюнул тот.
– Он бы не оставил тебя в покое, – вдруг бросил отец.
– Чего?
– Тунгусов-Майский. Ты не понимаешь, что это за человек. Дело не в Шаталовой, но узнай о вашем… о ваших свиданиях Тимофей, одним устным предупреждением ты бы не отделался. Говоришь, она ушла? И, слава Богу. Чем дальше мы будем держаться от их семейства, тем лучше.
Даня ничего не ответил. Молча развернувшись, он покинул кухню. Только громко шмякнул дверью своей комнаты о косяк, прежде чем упасть на кровать и по-детски навзрыд расплакаться.
Стремительное развитие
Символ правой руки. Знак, отвечающий за память, быстрое обучение новым навыкам, а также за приспособление к новым условиям жизни. Пишется насыщенными оттенками любых теплых красок, включая зеленый.
3/16
– Ты серьезно? – Роман кивнул. – А она мне нравилась…
Середина апреля. На этот
