История Масуда. 1030-1041 - Абу-л-Фазл Бейхаки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
/423/ В половине сего же месяца[956] пришло письмо из Лахора, что туда прибыл Ахмед йинал-тегин со множеством народа, что Казий Ширазский и все оставшиеся верными ушли в крепость Манд Какур. Все время происходят бои, округу разоряют и наносят непрерывно вред. Эмир весьма призадумался, ибо тревожился за три стороны: по причине туркмен в Ираке, за Хорезм и за Лахор по причинам, кои я описал.
Пришли также письма из Нишабура, что жители Туса и Баверда, поскольку Сури отлучился, хотят поднять мятеж. Ахмед, сын Али Нуш-тегина, бежавший из Кермана, прибыл туда с теми людьми, кои при нем, и соглашается воевать с ними. Эмир, да будет им доволен Аллах, приказал, чтобы Сури немедленно поехал в Нишабур. [Тот] ответил: «Слушаюсь и повинуюсь!» — и четвертого числа сего месяца[957] ему пожаловали весьма дорогой и прекрасный халат.
Во вторник праздновали. Эмир, да будет им доволен Аллах, приказал устроить все чин чином. Затем был накрыт стол, и эмир велел подать вина к столу царевичей, свиты и военных. Разошлись навеселе. А эмир пировал с недимами, но проявил немного веселья, ибо сердце его было встревожено разными напастями. Пришли очень важные сообщения из Лахора, что Ахмед йинал-тегин взял было крепость, но приспело известие что индиец Тилак снарядил сильное войско разного рода и направляется сюда. Этот забытый богом пал духом, а в войске его произошло раздвоение. Эмир тут же на пиру, как только прочитал эти записки, приказал написать Тилаку индийцу письмо и приложить к нему [упомянутые] записки, а также [послать] распоряжение поскорее напасть на Ахмеда. Письмо эмир украсил своей печатью и собственноручно приписал к нему несколько слов весьма сильных, как писал он, по-царски. В ту пору наш диван титуловал Тилака «ал-му'тамад»[958]. Письмо это спешно отправили.
/424/ В четверг, восемнадцатого шавваля[959], пришло из Гардиза письмо, что сипахсалар Гази, коего там содержали, скончался. Я слышал так, что в заключении в крепости его содержали очень хорошо, в легких оковах. Кто-то тайком пришел к кутвалу той крепости и сообщил, что Гази хитростью удалось получить большой крепкий нож, и он по ночам делает подкоп, а землю, чтобы не узнали, приминает под шадурваном, который [там] имеется. Днем до вечера он держит подкоп прикрытым. Кутвал пошел в неурочное время, увидел землю, нож и подкоп и стал бранить Гази: «Зачем-де ты это сделал, тебе ведь ни в чем хорошем не отказывают?» Гази отвечал, что вины за ним не было, государя султана понуждали завистники, покуда он не рассердился; что он [Гази] надеялся на высочайшее внимание к нему, а когда его оказано не было и заключение затянулось, он прибегнул к средству, к коему прибегают узники и отчаявшиеся» Ежели бы он освободился, то бросился бы к государю, и тот, конечно, сжалился бы над ним. Кутвал перевел его в другое помещение, усилил бдительность, приказал замуровать подкоп кирпичом и глиной и донес о происшествии. Обратно пришел ответ, что Гази невиновен, что ему будет оказано царское внимание, когда придет время. Надобно его ободрить и содержать хорошо. От сих слов Гази очень обрадовался. Внимание эмира было ему оказано, однако подоспел приговор смерти, от коего нет спасения ни одному человеку, и он отошел [в иной мир]. *Да будет над ним милость Аллаха*, хороший он был салар.
[ЛЕТОПИСЬ ГОДА ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ ПЯТОГО]
О СУЛТАНСКИХ ПОСЛАХ, ВОЗВРАТИВШИХСЯ ИЗ ТУРКЕСТАНА С БАЛДАХИНОМ И НАРЕЧЕННОЙ, И О ХАНСКИХ ПОСЛАХ, КОИ ПРИЕХАЛИ С НИМИ
Прошло уже почти четыре года с тех пор, как наши послы ходжа Абу-л-Касим Хусейри, недим, и казий Бу Тахир Таббани отправились из Балха в Туркестан для заключения договора с Кадыр-ханом, сватовства одной из его дочерей за султана Мас'уда и одной из дочерей Богра-тегина за царевича эмира Мавдуда. Они заключили договор и брачные обязательства. Кадыр-хан помер, а Богра-тегин, старший сын [его] и наследник престола, сел ханом в Туркестане /425/ и ему присвоили почетное прозвище Арслан-хан. По этой причине случилось междуцарствие, оно заняло много времени, и послы наши оставались там долго. Отсюда были отправлены письма с поздравлением и соболезнованием, как установлено обычаем в подобных случаях.
Когда [положение] в Туркестане и дело ханства упрочилось, наших послов, удовлетворив желания, отправили обратно. Арслан-хан с ними послал [своих] послов и они везли с собой нареченных. По воле судьбы девушка, просватанная за царевича эмира Мавдуда, получила повеление [отойти в иной мир]. Шах-хатун, дочь Кадыр-хана, предназначенную султану Мас'уду, привезли. Доехав до Первана, казий Бу Тахир Таббани там получил повеление [отойти в вечность]. Многое рассказывали по случаю его смерти. Некоторые говорили, что у него случился; сильный понос и он [от него] помер. Другие говорили, что к нему принесли несколько жареных куриц отравленных; поев их, он помер. *[Никто] не ведает сокровенного, кроме Аллаха, велик он и всемогущ!* Сколь много тайн объявится в день страшного суда, *в день, когда не помогут ни богатство, ни сыновья, разве только кто идет к Аллаху с чистым сердцем*[960]. Большим глупцом я считаю того, кто ради чина и благ мирских решается проливать кровь мусульман. *Сохранит нас Аллах, да славится поминание его, и всех мусульман от запретного и зла его и от подчинения страстям, по всеобъемлющей милости своей и превосходству!*
В пятницу, девятнадцатого дня месяца шавваля[961], город Газну разукрасили как надлежало разукрасить, в таком роде, как видели в том году, когда нынешний султан прибыл из Ирака дорогой через Балх. Соорудили столько арок и сделали столько пышных украшений, что нельзя ни определить, ни описать, ибо то была первая царская невеста, которую сюда привезли из Туркестана. Эмир хотел показать туркам такое, подобного которому они никогда не видывали. Когда послы и царская невеста доехали до Шаджгава, был получен [царский] приказ, чтобы они там остановились. Ходжа Бу-л-Касим, недим, тотчас же прибыл ко двору и предстал пред лицо султана. Ему было оказано большое благоволение, потому что он много потрудился. [Султан] уединился с ним, так что кроме начальника посольского дивана, Бу Насра Мишкана, там никого не было. Негласная беседа затянулась почти до часа предзакатной молитвы, потом [Бу-л-Касим] удалился домой.
На другой день, в понедельник, когда оставалось восемь дней [месяца] шавваля[962], мертебедары, начальник стражи,
